
Кстати, у меня создается впечатление, что в ОЭ клириками становятся исключительно неудавшиеся вояки. Квентин; Левий; Адриан - случайность или закономерность?)
But then all lovers are deranged (1)
Как только Айрис прибыла в Олларию, Дик пригласил ее покататься верхом. Он помнил, как сестрица радовалась этому в Надоре, и очень хотел, чтобы первые дни в столице ей понравились. Пусть дальше будут скучные приемы и надоедливый кузен, но не с этого ведь начинать знакомство с городом! Дик долго бродил вокруг да около конюшен, но брать лошадь белой масти все же передумал. Айрис вспомнит о Бьянко, потом о матери, а о ней Дику сейчас думать не хочется. Тем более, что с сестрицей их ждет серьезный разговор, совсем не на домашние темы. Эр Штанцлер, узнав, что Айрис будет камеристкой королевы... Катари... очень просил его поговорить с Айрис и разъяснить ей все опасности придворной жизни. Дик сидел и кивал, понимая, что эр говорит о Рокэ, но на разговор о нем пока не решался. Он был уверен, что эр его поймет и выслушает, ведь Дик видел Рокэ на войне и теперь знает его лучше! Со стороны может показаться, что Ворон ведет жизнь, не достойную Людей Чести, зато в душе никакой он не враг Талигойи! А матушке уж они как-нибудь объяснят вдвоем, хотя Дик боялся, что она не станет их слушать. Но если быть терпимыми и рассказать, что отец... Эгмонт... умер с честью, как настоящий воин, а Рокэ вовсе не хотел его убивать, то матушка смилостивится! Пусть ее потеря велика, но не мог же отец сидеть до самой старости в сыром надорском кабинете, а любая война уносит жизни, с этим нужно смириться и уметь прощать бывших врагов. Пока Дик думал обо всем этом, эр Штанцлер и правда помянул Рокэ - он и про Бьянко знает! - и оруженосцу герцога пришлось закивать с новой силой. Тогда он пообещал эру Августу, что обязательно расскажет все сестре и предостережет ее от необдуманных поступков и знакомств, которые могут ей навредить.
День, выбранный ими для прогулки, выдался чудесным. Дик глядел в небо без устали: такой глубокий, чуть ли не синий цвет редко когда разливался над столицей. Погода была не жаркая, двух наездников то и дело нагонял теплый, приятный ветерок, и начинать с серьезного Дику совсем не хотелось. Они покинули пределы города, болтая о всякой чуши. Время летело незаметно, солнце двигалось по небу, словно пустая декорация, и Ричард вспомнил про обещание эру только в середине истории о том, как кузен Наль поскользнулся в «Битом ободе» и въехал локтем в жаркое, да так, что все трое оказались в жире, как поросята на вертеле. Когда приутих звонкий смех Айрис, Дик сделал серьезное лицо и, понизив голос, сообщил, что ей нужно многое узнать о столице, чего она пока не знает. Эр Август хотел, чтобы он начал рассказывать с Рокэ, но про него Дик ей попозже объяснит, иначе бедняжка запутается, если он и эр Штанцлер будут ей внушать разные вещи. Дик был уверен, что сестре Ворон сначала не понравится, но лучше уж пусть будет так - тем более, ей может довериться Катарина и рассказать всю правду о Рокэ и своих к нему чувствах.
2
Are the deeds of a man in his prime (3)
Угроза поездки за город не преминула сбыться. В одно прекрасное утро - прекрасное буквально, а не по обороту речи, - эр поднял его в самую рань и заявил, что они едут сейчас же. Дик едва успел плеснуть в лицо холодной водой, натянуть униформу, схватить шпагу и промчаться до конюшен. Прошлым вечером он зачитался похождениями Энрике в Багряных землях и потому совсем не выспался. Дорога проплывала мимо, словно в ярком утреннем сне, которого он был лишен. Придорожные деревья, игра света, тяжелые листья... Дик зажмурился, представив, как одиноко ветвям, нависшим над дорогой. Гибкие и сильные они тянутся к проезжим, тоскуя в неподвижности, но все, что есть у них, - короткое касание то плеча, то пера на шляпе, а то и вовсе удар о крышу кареты... и только ветер, ветер играет с ними, дразня, даря движение и жизнь... внезапный ветер с моря, к которому он не поехал, а вместо этого спешит ызарг знает куда и за каким ызаргом...
Рокэ одернул его перед самыми воротами, пошутив про нравственных юношей, недосыпающих из-за книг. Как Ворон узнал про Энрике, Дик и представить не мог, но проницательность эра вызвала в нем восхищение. Ну и пусть весь двор будет косить на него и вспоминать мятеж и отца! С таким эром не страшно полезть и в гадюшник! Окделл гордо вскинул голову и пустил лошадь вслед за Моро, фыркавшего в адрес гвардейцев. Летняя резиденция была построена недурно, а парк и правда был изысканным, но Дика ничуть не радовали все эти красоты. Уж он-то знает, на чьи это деньги! Столица жиреет, а люди в провинциях с голоду пухнут, особенно в опальной Эпинэ! Эр Август говорит, что там пояса варят вместо бульона, собак уже нету живых... А Катари не может спасти родину, она заложница Дорака и его человекона... не... ненавистничества!
Пока Дик боролся с гадким словом, Рокэ приказал ему сидеть в апартаментах и по возможности никого на дуэль не вызывать - хотя бы в первый день. Достав из сумки книгу, бросить которую он сейчас не мог, Дик швырнул сумку в угол, пал в роскошное кресло, забросил ногу на ногу и с нетерпением пролистал страницы. Энрике как раз облачался в маску и плащ, чтобы проникнуть во дворец шада и вырвать из его постели пленную кэнналийку-наложницу. Шад был гадом и развратником, это Ричард понял по числу его жен, а вот южанка была настоящей эрэа и свою честь не уступила. Дик захлопнул книгу на том самом месте, когда Энрике уже взобрался на балкон, а прекрасная кэнналийка звала на помощь и отгоняла шада лиловой подушкой. Прочти он дальше - и вечером только о книге бы и думал, но нужно быть бдительным, так завещал ему эр Штанцлер!
Вечер подкрался незаметно. Дик выстоял полчаса перед зеркалом: нужно посрамить негодяев блеском герцога Окделла! И пусть он в цветах Алвы - ведь это цвета истинного благородства, а не то, что розовый, как у некоторых... Поплевав на ладони, Ричард в сотый раз пригладил прядь на лбу, проверил шпагу и отправился в апартаменты эра. Рокэ куда-то исчез, не посчитав нужным уведомить оруженосца. Помявшись в коридоре, Дик решил идти сам - пусть знают, что он служит, но не прислуживает, а среди навозников он имеет первое право находиться при дворе!
Как и предполагал юный герцог, в летнюю резиденцию съехался цвет всего талигского навоза. Дик старался ни на кого не смотреть: ответные взгляды не блистали расположенностью. Он поднимал глаза только затем, чтобы отыскать сестрицу - и Катари, ведь они должны быть вместе. Королева пока не появлялась. Младший Манрик, вдруг оказавшийся рядом с Диком, довольно громко заметил, что нет и герцога Алвы. Сначала Дик не понял, откуда у говоривших с Манриком взялись эти похабные улыбочки, а потом вспомнил, что и эр, и Катари отсутствуют. Рука Ричарда сама сжалась в кулак: если бы не обещание, данное эру Рокэ, он бы вызвал рыжую гадину на дуэль! Манрик двинулся с места и исчез среди прочих, а перед глазами Дика все мелькали обрывки желанных сцен: вон он бьет перчаткой прямо в унылую морду... вот изумленные лица... вот Катари - ее грудь вздымается, она взволнована и испугана, но он читает в ее прекрасных очах восхищение его смелостью... вот королевский парк, где все решится... шпаги вылетают из ножен, будто всполошенные птицы из гнезда... а вот...
Дик замер, словно его окатили ледяной водой. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он понял, что с ним случилось и чей это был взгляд, чуть удивленный, чуть насмешливый, направленный на него. Ричард обнаружил себя едва ли не в фехтовальной позиции: рука лежала на эфесе, заигрался в дуэль, как так можно?! Однако это было меньшим из двух его промахов.
Кардинала Талига Дик видел вблизи дважды, и оба раза толком не смог разглядеть. Теперь же он оказался прямо перед ним, да еще и с совершенно дурацким видом! Высокий, в черной сутане до самого пола, Дорак казался тенью Леворукого - неудивительно, что в стране при нем царит тьма! Негодяй повел бровью с такой ядовитой насмешкой, что Дику захотелось провалиться под землю, да хоть в гальтарские подземелья, только бы не видеть это чудовище! Щека Дорака дернулась, аспид поджал губу - чуть не рассмеялся! - и проследовал мимо, едва не задев Ричарда плечом, словно бы перед ним никакого герцога Окделла и не было! Стыд за собственный промах излился в тихую ярость. Развернувшись, Дик посмотрел ему в спину, словно хотел прожечь насквозь, но, кардинал, похоже, и вовсе забыл о том, что минуту назад унизил кое-кого своим презрением. Следя за неспешной, размеренной походкой, Ричард вдруг вспомнил слова Штанцлера. Эр Август говорил, он болен... что же, у страны есть хоть какая-то надежда на лучшее! Но есть ли надежда у него - хотя бы краем глаза увидеть королеву?..
Продолжение следует...
-----------------------------------------------------
David Gilmour - All Lovers Are Deranged
"The World's Greatest Criminal Mind"
The Doors - Break On Through (To The Other Side)
Текст
1. Давайте сразу условимся, что анализ, аки из школьных сочинений, нам не подойдет. Расписывать характер и перечислять поступки - это, право же, несерьезно: все мы и так знаем, какой характер был у Квентина. Еще условимся, что я пишу сразу на чистовик и из головы, поэтому кое-что будет неизбежно упущено, но полный анализ потянул бы страниц на 30. Поэтому займемся такими вещами, как авторская техника, подтекст и символизм.
2. Я бы сказала, что лейтмотив всего образа - кардинал не является тем, кем является. То есть, образ построен не на утверждении чего-то, а на постоянном отрицании. Что делается для того, чтобы, во-первых, иметь простор для постепенного раскрытия, а во-вторых, чтобы подчеркнуть двойственность, заложенную в самую его суть. Кстати, двойственные образы вообще популярны в ОЭ - достаточно вспомнить классический пример, Вальдеса. В случае кардинала двойственность задается прежде всего самим его именем: в миру Дорак, для олларианцев - Сильвестр. При этом обе «маски» как бы исключают друг друга. Если принять, что КД - это человеческое, ностальгическое, любовное, в чем-то сентиментальное, а С - холодное, административное, расчетливое, то получается, что сам кардинал последовательно отрицает обе своих сущности. Начнем с того, что он, будучи главой церкви в государстве, является чуть ли не атеистом. Затем, глядя на себя в зеркале он с присущей иронией не находит в себе черт того монстра-тирана, каким его любят воображать враги. Главой церкви в чистом виде он также не является, фактически исполняя функции монарха. Что касается его личины как КД, здесь он самолично ее отрицает во время разговора с мадам Эстен. Замечу, кстати, что когда о нем врали на суде, то называли как раз КД, что подчеркивает лживость суда тем, что личина КД (в отличие от С) в тех событиях и вовсе не участвовала. То есть, не только люди внешние занимаются постоянным отрицанием применительно к кардиналу, но и сам он идет, так сказать, «от противного». Далее, кардинал глубоко ироничен, а как известно, в эпоху романтизма ирония была средством утверждения т.н. «двоемирия» - противопоставления мира обывателей возвышенному миру, в котором существует поэт. По поводу чего снова имеем двойственность. Наконец, финал и символизм сердца (Зверя) - но об этом я скажу позже. Вообще тема масок и лиц проходит красной нитью сквозь все ОЭ, я не буду на этом останавливаться подробно, но на примере Надора скажу, что автор любитель раскрыть истинную сущность в самом конце бытия персонажа, либо в экстремальной ситуации, что, впрочем, логично, но я больше внимания обращаю на первый вариант.
3. Двойственность кардинала подчеркивается тем, что по ходу сюжета он часто взаимодействует со своими противоположностями. Агний - как бездарный администратор. Рокэ - как человек, не разобравшийся в своей жизни, вечно мечущийся и не знающий, зачем живет. В известном смысле можно противопоставить ему и Левия - хотя бы по внешним и формальным признакам, то есть, по росту и по (пусть и чисто номинальной) принадлежности Левия к Ордену милосердия, чему Квентин был явно чужд.