А кто там не играл, согласитесь)) Не зря, не зря этот сериал по старой памяти висит у меня в фэндомах) 
— А-а, агент Блацкович, — протянул гений немецкой науки, поблескивая моноклем за пуленепробиваемым стеклом. — Вы есть вундершён зольдат, но прийти и вам скоро Рузвельт-капут! Ибо здесь есть быть майн создание, майн кинд, непобедими и ужасни у-б-е-р-з-о-л-ь-д-а-т! А-а-а-ха-ха! Майн кинд, фзять американец! Фас его, фас!
С грохотом поднялась огромная дверь. Улыбка немца стала хищной, словно три пикирующих бомбардировщика. Убер-солдат замер на пороге лаборатории и грозно повертел головой-чайником.
— Блацкович! — возопил немец, брызжа слюной. — Подходить и здыхать! Бистро, бистро! «Веном» есть тебя пустить на грязную лапшу! Форвэртс мит унцерэм Роммель!!
Напевы «Мертвой головы» гремели, словно сапоги штурмовиков на улицах Берлина. Дверь наверху была открыта, однако Блацкович что-то не являлся.
— Заходить, немедленно! — взвизгнул ученый, двинув кулаком в стекло и пробив дырку. — Блацкович: ты есть струсил?!
По полу лаборатории застучали каблуки. Немец пораженно утер слюну, завидев тощего господина в старомодном фраке, с бантом в волосах и злодейским видом. На нормального арийца он был совсем не похож.
— Што вам нато?! Хто ви?!
Вторженец выхватил платочек, протер крышку ящика с патронами, уселся на нее, забросил ногу на ногу и высокомерно ответил:
— Гражданин Шовлен, Комитет общественной безопасности. На вас, милейший, пришел донос.
— Штоб ви провалились! Хде американец?!
— Вот только не надо менять тему! — прикрикнул француз. — Делали вы то, что о вас в доносе написали, или нет?
— Какого герра мне это знать, если я его ф руках не держал?!
— Наши руки слишком чистые, чтобы передавать что-либо в ваши руки! — патетически заявил Шовлен. — У вас для Революции есть только два ответа: «да» — и «да, конечно». Остальное я и слышать не хочу.
— Штоб фас заела чума!!
— Чума подождет. Ваше полное имя?
— Йа барон фон Тотенкопф! Меня знать и любить сам рейхсфюрер!
— Ах, барон?..
Француз повел бровью и прищелкнул языком для большей экспрессии.
— Именем Революции вы арестованы.
— Йа неуязвим за бронестеклом!
— Хорошо, с вами позже поговорим. Вот это кто такой? — спросил Шовлен, брезгливо указав на убер-солдата.
— Это есть мой детище!
— Детище? Понятно. Потомок аристократического рода. Эй, там, быстрее!
Секретную лабораторию рейха заполнил топот ног. По велению Шовлена солдатами была доставлена складная гильотина. Вслед за ними явился кворум зрительниц с вязанием.
— Майн шатц! — распинался ученый, пытаясь привлечь внимание убер-солдата. — Убить отродье де Голля! Рассдавить, как устрицу! Неметленно!!
Гигантская махина жалобно свистела кислородным шлангом и вертела головой.
— Пошему не сопротивляться?! Папочка наказать тебя! Бистро в бой!! Убить хранцузишку!!
— Вы сделали уже?! — гаркнул Шовлен, зажав уши от невыносимых воплей.
— Так точно, командир! — вытянулся сержант.
— Давайте сперва этого, а барона мы уж как-нибудь выкурим...
— Так! Фсё! Я звонить рейхсфюреру!
— А я — писать Робеспьеру! Тихо!!
Убер-солдат был схвачен солдатами Революции и засунут головой в необходимую дыру.
— Пли! — заявил Шовлен, бросив платочек. Грохот металла и отчаянный крик барона излились в смущенную реплику:
— Мой командир: она не рубится...
— Пробуйте лучше!
— Есть!
Пока солдаты поднимали лезвие, Шовлен взволнованно прошелся вокруг ящика.
— Ядрен-батон! — вздохнул сержант. — Не берет, хоть ты тресни!
— Нет, это возмутительно! Снимите с него чайник и посмотрите!
— Шея бронирована, мой командир, — уныло доложил сержант, избавив солдата от шлема.
— С головой-то что? В порядке? Мне ее предъявлять сегодня в Комитете!
— Батеньки! Нет мозга! — вдруг возопил солдат.
— Как это «нет»?!
— А сами поглядите!
Шовлен поспешил к убер-солдату, расталкивая любопытных зрительниц. Черепная коробка махины была вопиюще пустой.
— Ах, господин Шопен! — раздался знакомый голос.
— Шовлен!.. — отрезал француз, прежде чем его лицо побледнело от страшной догадки. На громкоговорителе повис статный мужчина в униформе вермахта, чей шлем был надвинут на лицо. В руке он держал резервуар, в котором плавали свежие мозги.
— Ах ты... гадина! — прошипел Шовлен, сжигая взглядом неуловимого мстителя.
— Если не можешь спасти всего человека, спаси хотя бы частично! — сверкнул зубами Первоцвет и ловко нырнул в вентиляцию.
— Это невыносимо! — воскликнул Шовлен, сорвав с себя фрак, бросив на пол и прыгая на нем. — Пусть... пусть Жавер их ловит, а я устал! Я больше не могу! Почему этот чертов «Ольфенштейн» достался именно мне?! Где этот полицай ходит?!
— Гражданин Жавер сейчас в «Еретике», — подсказал сержант, сворачивая гильотину.
— Что он там делает?!
— Помогает епископу.
— Ясно...
Подняв свой фрак, Шовлен его тщательно вытряхнул. На повестке дня стояла расправа с саксонским монархом, с какой-то радости воскресшим. Шовлен высокомерно улыбнулся. Знал бы, когда воскресает и в гуще каких событий, — предпочел бы тлеть в анналах истории...
Но это требует несколько иного подхода и способности - что ли? - абстрагироваться)) Я, конечно, рискую тем, что меня сразу же раскусят, но сомнения - это сила Рейнхард так обиделся))
