Прим. пер.: Русскоязычный перевод этой книги, какой существует, сделан непрофессионально (читай: ужасно), поэтому во имя любви к гражданину было решено перевести этот кусочек. Оригинал можно найти здесь.
читать дальше
Глава II. Оглядываясь назад.
Комнатка была тесной и темной, вся в дыму из-за испорченного дымохода. Это был небольшой будуар, некогда роскошная «святая святых» всевластной Марии-Антуанетты; призрачный аромат, казалось, все еще пропитывал грязные стены и разодранные гобелены. Их словно коснулась тяжелая, беспощадная рука - рука великой и славной французской революции.
В запачканных грязью углах комнаты лежало несколько сломанных стульев, которые бросили там и забыли. Парчовые сиденья были разорваны в пух и прах. Скамеечку для ног, некогда покрытую шелком и позолотой, отправили в угол пинком, и там она лежала на боку, являя жалкое зрелище, словно побитый зверек, что вытянул кверху сломанные лапки. Стол изящной выделки лишился серебряной инкрустации. Поперек люнета, расписанного Буше, на котором непорочную Диану окружали нимфы, неуклюжая рука вывела мелом девиз революции: «Liberte, Egalite, Fraternite ou la Mort» [Свобода, равенство, братство - или смерть]. И словно затем, чтобы завершить разгром на достойной ноте и подтвердить этот девиз, некто украсил портрет Марии-Антуанетты алым колпаком и рассек ее шею красной, зловещей линией.
За столом сидели двое, близко придвинувшись друг к другу. Между ними на столе горела единственная сальная свеча, без нагара, причудливо мерцая и отбрасывая гротескные тени. Ее дрожащий огонек освещал лица двоих мужчин.
Как они были непохожи! Первый - с высокими скулами, жесткими и чувственными губами, с волосами, тщательно уложенными и напудренными. Второй - бледный, с тонкими губами, острым взглядом ищейки, высоким лбом интеллектуала и каштановыми волосами, гладко зачесанными назад. Первым был Робеспьер, безжалостный и неподкупный демагог, вторым - гражданин Шовлен, бывший посол революционного правительства в Лондоне.
(...)
Была половина одиннадцатого. Шовлен и Робеспьер сидели друг напротив друга в бывшем будуаре королевы Марии-Антуанетты, и между ними, на столе, как раз под свечкой, лежал измятый, чрезвычайно грязный листок. Он прошел через многие руки, прежде чем безупречно белые пальцы гражданина Робеспьера разгладили его и положили перед бывшим послом. Последний, однако, не смотрел на листок - он даже не смотрел на бледное, жестокое лицо человека, сидевшего напротив. Он закрыл глаза, и перед ним на мгновение померкли темная комнатка, грязные стены и пол. Он видел, словно в секундном проблеске, утопающую в свете приемную министерства иностранных дел в Лондоне, где прекрасная Маргерит Блейкни ступала под руку с принцем Уэльским. Он слышал шелест вееров и шелковых платьев, над которым возносился грохот танцевальной музыки, он также слышал глуповатый смех и жеманный голос, что повторял бездарное четверостишье, которое теперь оказалось на грязном клочке бумаги, принесенном Робеспьером:
«Нет его там и нет его тут,
Тревогу французики бедные бьют.
В раю его нет и в аду его нет.
Где же скрывается наш Первоцвет?»
[Взято из перевода фильма 1934 г.]
С Шовленом случился один из тех проблесков, когда память человека на долю секунды выхватывает из небытия незабвенные картины его прошлого. Шовлен, в тот самый миг, когда глаза его были закрыты, а Робеспьер пристально изучал его, увидел одинокие утесы Кале, услышал все тот же голос, напевающий «Боже, храни короля!», затем залп мушкетов, отчаянные крики Маргерит Блейкни - и вновь ощутил острый, болезненный укол горького унижения и поражения.
Глава III. Шовлен, бывший посол.
Робеспьер не спешил: будучи совой, он был готов просидеть здесь до самого утра, наблюдая, как гражданин Шовлен мысленно терзается воспоминаниями о прошлом. Ничто так не восторгало этого неподкупного идеалиста, как зрелище человека, попавшего в безвыходную ситуацию и чувствующего, как вокруг него все сильнее стягивают сети интриг. И сейчас, когда он видел, как на гладком лбу Шовлена появилась морщинка беспокойства, а худая рука нервно сжалась, Робеспьер довольно вздохнул, откинулся на спинку стула и сказал с дружелюбной улыбкой:
- Вы ведь согласны, гражданин, что ситуация становится возмутительной?
Шовлен не ответил, и он продолжил, более резко:
- Как это ужасно - ведь еще год назад мы могли бы отправить этого человека на гильотину, если бы не ваш серьезный промах.
Голос Робеспьера стал суровым и режущим, словно нож гильотины, которую он готов был вспоминать раз за разом. Но Шовлен по-прежнему был тих. Ему и правда было нечего ответить.
- Шовлен, вы, должно быть, ненавидите этого негодяя! - наконец, воскликнул Робеспьер.
И лишь тогда Шовлен прервал молчание, хранить которое ему стоило больших усилий.
- Несомненно! - сказал он с жаром.
- Тогда почему бы вам не попробовать исправить прошлогоднюю ошибку? - любезно осведомился Робеспьер. - Республика была к вам чрезвычайно снисходительна и терпелива, гражданин Шовлен. Она приняла во внимание ваши прошлые заслуги и ваш ревностный патриотизм. Но знайте, - добавил он с ударением, - неудачники ей ни к чему.
Шовлен погрузился в угрюмое молчание. Робеспьер продолжил с прежней зловещей учтивостью:
- Ma foi! [Клянусь честью!] Гражданин Шовлен, будь я в вашей шкурке, я бы не терял ни секунды на пути к мести!
- Но как? - выпалил Шовлен, больше не скрывая чувств. - Что я могу сделать в одиночку? С тех пор, как была объявлена война, я не могу поехать в Англию, если только правительство не найдет для этого официальный повод. Все только и знают, что возмущаться да гневаться, а вот когда чертова Лига Первоцвета сделает свое дело, когда дюжина ценных арестантов исчезнет прямо из-под ножа гильотины, тогда начинаются скрипение зубами и бесполезные проклятия, но ничего разумного и серьезного не делается, чтобы прихлопнуть этих мерзких английских мух, которые прожужжали нам все уши.
- Нет уж, вы забываетесь, гражданин Шовлен, - резко ответил Робеспьер. - Мы, в Комитете общественной безопасности, гораздо более беспомощны, чем вы. Вы знаете их язык, а мы нет. Вы знакомы с их манерами и обычаями, их мышлением, теми методами, которыми они пользуются; мы ничего этого не знаем. В Англии вы виделись и общались с людьми, которые являются членами проклятой Лиги. Вы видели их предводителя. Мы - нет.
Он подался вперед и проницательно взглянул в худое, белее мела, лицо Шовлена.
- Если бы вы назвали его имя, если бы вы описали его, нам было бы легче работать. Вы могли бы это сделать, что вам стоит, Шовлен.
- Я не могу, - упрямо ответил тот.
- Жаль, я уверен, вы его знаете. Но постойте! Я не виню вас за молчание. Вы хотите сами заполучить его, стать инструментом собственной мести. Сладость отмщения! Думаю, это вполне логично. Но во имя вашей собственной безопасности, гражданин, не жадничайте с вашей тайной. Если вы знаете этого человека, найдите его, найдите и заманите во Францию! Он нужен нам, он нужен народу! А если народ не получит того, чего желает, он обрушит свой гнев на того, кто лишил его добычи.
- Я так понимаю, гражданин, что ваша собственная безопасность и безопасность вашего правительства зависят от поимки Алого Первоцвета, - сухо заметил Шовлен.
- И судьба вашей головы, - добавил Робеспьер.
- Позвольте, все это я прекрасно понимаю, и можете поверить мне на слово, гражданин, что меня это мало волнует. Вопрос в том, если я все же заманю его во Францию, что сделаете вы и ваше правительство, чтобы помочь мне?
- Все, - ответил Робеспьер, - при условии, что у вас будет четкий план и четкие цели.
- У меня есть и то, и другое. Но мне нужно попасть в Англию, хотя бы полуофициально. Я не смогу ничего сделать, если буду прятаться по темным углам.
- Это легко устроить. Мы вели переговоры с британскими властями по поводу безопасности и достойных условий проживания мирных французских граждан в Англии. В ходе активной переписки нам было предложено прислать полуофициального представителя, чтобы тот защищал интересы наших людей, коммерческие и финансовые. Мы можем легко назначить вас на эту должность, если это подойдет вам.
- Прекрасно. Мне нужна лишь маскировка. Эта сойдет.
- Это все?
- Не совсем. У меня есть несколько планов действия, и мне необходимо знать, доверяете ли вы мне полностью. Прежде всего у меня должна быть власть - решающая, абсолютная, безграничная власть.
Ни капли слабости не было в этом маленьком человечке, облаченном в черное: смотря грозному якобинцу прямо в глаза, он решительно стукнул кулаком по столу. Робеспьер ненадолго задержался с ответом: он внимательно разглядывал его, пытаясь увидеть, не промелькнет ли за хмурой маской серьезности некий скрытый, эгоистичный мотив, побудивший его требовать абсолютной власти.
Но Шовлен не дрогнул под взглядом, который заставил бы любого француза побледнеть от невыразимого ужаса, и после минутных сомнений Робеспьер тихо ответил:
- У вас будет власть военного диктатора в любом городе и округе Франции. Перед вашим отплытием в Англию революционное правительство назначит вас главой всех подкомитетов общественной безопасности. Это означает, что во имя безопасности республики каждый отданный вами приказ, неважно, о чем, будет исполняться безоговорочно под страхом обвинения в измене.
Шовлен коротко вздохнул. Он и не думал скрывать от Робеспьера свое глубокое удовлетворение.
- Мне понадобятся агенты, - сказал он. - Проще говоря, шпионы. И, конечно же, деньги.
- У вас будет и то, и другое. Наша шпионская сеть в Англии очень эффективна, они отменно работают. В графствах центральной Англии есть много недовольных - вы помните бирмингемский бунт? Это была во многом заслуга наших людей. Вы, наверное, знаете актрису Канделль? Она внедрилась в те круги столицы, в которых популярны так называемые либеральные течения - виги, кажется. Забавно звучит, не правда ли? Если не ошибаюсь, это означает «парик». Канделль давала благотворительные представления в помощь парижской бедноте в нескольких клубах для вигов. Время от времени она помогает и нам.
- В таких делах женщина всегда полезна. Я разыщу гражданку Канделль.
- Если она вам пригодится, думаю, я смогу предложить ей соблазнительное вознаграждение. Женщины так тщеславны! - добавил он, внимательно разглядывая отполированные до блеска ногти.
- В «Комеди Франсез» есть свободное местечко. Даже больше: мы еще не выбрали Богиню разума для предложенного национального празднества и нашей новой религии для народа. Такое должно понравиться любой женщине: воплощение богини, процессии и вся прочая мишура... единолично возвышаться над толпой... Что скажете вы, гражданин? Если вам и правда нужна женщина для вашей задумки, можете предложить ей все это, чтобы удвоить ее энтузиазм.
- Благодарю вас, гражданин, - мягко ответил Шовлен. - Я всегда утешался надеждой, что однажды революционное правительство снова примет мои услуги. Признаю, год назад я потерпел неудачу. Англичанин изобретателен. Он умен и очень богат. Думаю, ему бы не удалось победить, если бы не деньги и не продажность и взяточничество, которые процветают в Париже и на побережье. Он выскользнул прямо из моих рук, когда я был твердо уверен, что ему не выбраться. Все это я не отрицаю, но готов исправить мою старую ошибку. Это все, что я хотел сказать. Я готов.
Он оглянулся в поисках шляпы и плаща, мягко поправив галстук. Но Робеспьер ненадолго задержал его: прирожденный фигляр, мучитель душ человеческих, он недостаточно насладился его страданиями.
Шовлену доверяли, к нему всегда питали уважение. Его работа на поприще иностранных дел была бесценна для революционного правительства как до, так и после начала войны. Когда-то он был частью того децемвира, который - под руководством Робеспьера - правил Францией по законам кровопролития и невиданной жестокости. Но со временем Неподкупный устал от него и постарался отстранить от дел, потому что Шовлен был умен, он был ревностным, бескорыстным патриотом, чего так не хватало Робеспьеру. Когда Шовлен потерпел неудачу с поимкой Алого Первоцвета, он окончательно попал в немилость. Хоть к нему и не было применено никакого наказания, он был оставлен пылиться на полке в течение целого года. Очень скоро о нем бы совсем забыли.
А сейчас он не только получил возможность реабилитироваться - он требовал таких полномочий, в которых даже Робеспьер не мог ему отказать, приняв во внимание его высокую цель. Но Неподкупный, завидуя и ревнуя, не мог позволить ему радоваться преждевременно. Он принимал участие во всех планах Шовлена, с подчеркнутой вежливостью обещал ему любую помощь, но в мыслях планировал донести кое-что до бывшего посла: намекнуть, что за ним будут присматривать, и показать со всей ясностью, что он зависит от милости своего господина.
- Вам стоит только назвать сумму, гражданин Шовлен, - сказал Неподкупный, подбодрив того улыбкой. - Правительство не поскупится, вы не будете иметь недостатка ни в деньгах, ни в полномочиях.
- Приятно слышать, что правительство владеет такими несметными богатствами, - саркастически заметил Шовлен.
- О, последние несколько недель были очень прибыльными, - ответил Робеспьер. - Мы конфисковали деньги и драгоценности у сбежавших роялистов на сумму в пару миллионов франков. Вы ведь помните предательницу Джульетту Марни, которая недавно сбежала в Англию? Так вот: драгоценности ее матери, а также немало золота, были найдены одним из наших лучших агентов. Их хранил у себя некто аббат Фуке, поп из Булони - очень предан их семейке.
- Неужели? - спросил Шовлен с безразличием.
- Наши люди только забрали золото и драгоценности. Мы пока еще не знаем, что делать со священником. Рыбаки Булони любят его, а мы-то можем в любой момент схватить его и отправить старика на гильотину. Но с драгоценностями мы не прогадали. Чего стоит одно знаменитое ожерелье - за него дадут не меньше полумиллиона.
- Могу я взять его? - спросил Шовлен.
Робеспьер рассмеялся и пожал плечами.
- Вы сказали, оно принадлежало семье Марни, - продолжил бывший посол. - Джульетта Марни сейчас находится в Англии. Возможно, я с ней встречусь. Не могу предположить заранее, что произойдет в подобном случае, но мне кажется, что это ожерелье может мне пригодиться.
- Впрочем, решение за вами, - добавил он, вернувшись к безразличному тону. - Когда вы рассказывали про ожерелье, у меня в голове промелькнула эта мысль.
- Чтобы доказать, что правительство доверяет вам безоговорочно, - ответил Робеспьер с безупречной вежливостью, - я лично распоряжусь, чтобы ожерелье Марни поступило в ваше полное распоряжение, вместе с суммой в пятьдесят тысяч франков на ваши английские расходы. Теперь вы понимаете, что в случае неудачи вам не будет прощения?
- Мне оно не понадобится, - сухо возразил Шовлен, поднявшись и довольно вздохнув при мысли, что их разговор, наконец, завершился.
Но Робеспьер поднялся вслед за ним, отодвинув стул, и шагнул ему навстречу. Он был гораздо выше бывшего посла. Худощавый, с отменной осанкой, он, казалось, нависал над Шовленом в дрожащем, причудливом сиянии свечей. Бледный цвет его сюртука, светлые волосы, белизна рубашки - все это придавало ему необычный призрачный вид. Шовлен невольно поежился, когда Робеспьер с безупречной вежливостью и изяществом положил длинную, худую руку на его плечо.
- Гражданин Шовлен, - сказал Неподкупный с несколько самодовольной торжественностью, - мне кажется, сегодня мы отлично поняли друг друга. Вне сомнений, ваша собственная интуиция уже подсказала вам, с какой целью я пошел на эту встречу. Вы сами говорили, что не прекращали надеяться, что революционное правительство даст вам реальный шанс исправить прошлогоднюю ошибку. Я, к примеру, всегда был склонен дать вам этот шанс - быть может, потому, что я видел вас лучше, чем мои коллеги. Я разглядел в вашей душе не только стремление служить народу Франции, не только ненависть к врагам страны, я также увидел глубоко личную, смертельную ненависть к одной персоне - безымянному и таинственному англичанину, который год назад вас перехитрил. И так как я верю, что ненависть будет побуждать вас сильнее и дольше, чем беззаветный патриотизм, я убедил Комитет общественной безопасности позволить вам осуществить вашу месть и, таким образом, сослужить стране немалую службу, с которой, возможно, бы и не справился более бескорыстный патриот. Вы отправитесь в Англию, имея все необходимое для осуществления ваших планов и вашего персонального реванша. Революционное правительство поможет вам с деньгами, паспортами, позаботится о вашем благополучном прибытии; все шпионы и агенты будут в вашем распоряжении. Оно предоставит вам практически неограниченную власть, где бы вы ни были. Ни ваши мотивы, ни средства не вызовут возражений, если только приведут к успеху. Но что бы вами ни руководило, желание мести или патриотизм, мы, во Франции, требуем, чтобы вы отдали в наши руки человека, который известен у нас и за проливом под именем Алого Первоцвета! Нам он нужен живым, если это возможно, или же мертвым, если так сложится, а также как можно больше его сообщников. Заманите их во Францию - и уж мы-то решим, что с ними делать, а вся Европа пусть катится к чертям!
Он взял паузу. Его рука до сих пор лежала на плече Шовлена, а взгляд его глаз светло-зеленого оттенка впился в чужие глаза, словно гипнотизируя. Но Шовлен не шевельнулся и не сказал ни слова. Победа не лишила его спокойствия; богатый на идеи ум уже работал над новыми планами. В его душе не было места страху, и он ждал завершения тирады Робеспьера, не дрогнув ни единым мускулом.
- Возможно, гражданин Шовлен, - наконец, продолжил тот, - вы уже догадались о том последнем, что я скажу. Если в ваших мыслях вы допустите хотя бы малейшее сомнение или же понадеетесь на милость, запомните мои слова. Революционное правительство дает вам шанс исправить ошибку - один-единственный шанс. В случае, если вы снова нас подведете, разгневанная страна не вспомнит ни о милости, ни о прощении. Вернись вы во Францию или останься в Англии, отправься вы на все четыре стороны, за океан или за Альпы, вас настигнет народная месть. Ваша вторая ошибка будет наказана смертью, где бы вы ни оказались: смертью на гильотине, если во Франции, в иных же землях - от руки убийцы. Будьте осторожны, гражданин Шовлен! Вам не удастся скрыться, даже если самый могучий тиран на земле решит оказать вам помощь, даже если вы сами построите империю и возведете себя на трон.
Его тонкий, скрипучий голос, звучавший в маленьком будуаре, порождал причудливое эхо. Шовлен не ответил. Ему было нечего сказать. Все, что Робеспьер так вдохновенно разъяснил ему, он сознавал в полной мере, даже сочиняя самые отчаянные планы. На этот раз перед ним стоял выбор: или - или. Он вспомнил о Маргерит Блейкни и о том, перед каким ужасным выбором он поставил ее год тому назад. Что же, он был готов рискнуть! На этот раз он добьется успеха. Теперь он в гораздо более выгодном положении. Он знает имя человека, которого предстоит заманить во Францию - и на эшафот. И Шовлен смело вернул угрожающий взгляд Робеспьера. Затем он взял шляпу и плащ, открыл дверь и секунду-две вглядывался в темный коридор, где были слышны отдаленные шаги часового. Надев шляпу, он обернулся, посмотрел на Робеспьера, который молча наблюдал за ним, и ушел.