Вообще же, полистав капитальный труд на 300 страниц, я поняла, что не обманула меня интуиция насчет того, чьи мемуары мне нужно брать из экранных увлечений. Сэр Седрик - не киноактер, он прежде всего театрал, и хоть театр от меня отстоит очень далеко, но любая кухня - это интересно, а уж тем более театральная, а уж тем более в первой половине 20-го века) Уж не знаю, кто держит первенство по самому тонкому чувству юмора (не Прайс ли?), но сэр Седрик здесь определенно жжет)) Мне это все напоминает мою собственную манеру рассказывать о чем-либо в блоге. Юмор у него, само собой, особенный-английский, но он шикарен) Насколько можно судить по тому, что человек рассказывает о себе и как он это рассказывает, сэр Седрик у нас был лишен какого-либо пафоса - глубины его самоиронии поистине неисчерпаемы. Он и правда был довольно флегматичен (даже фаталистичен, я бы сказала). Ну, вроде человека, который поливает себе цветы на клумбе, и тут в его огород падает метеорит; проследив за воронкой, человек произносит нечто вроде "oh, well" и продолжает их поливать)) Значит, я попробую попереводить кусочки - они хорошо в эту блогопомойку впишутся, да и мне практика. Начнем, пожалуй, с шикарных цитат на обложке:
- Что вообще вы думаете о сексе?
- [Думаю о нем] Ностальгически.
читать дальше- Что вы думаете о Голливуде?
- Наверное, однажды Богу стало жаль актеров и он создал Голливуд, чтобы дать им местечко под солнцем и плавательный бассейн. Цена, которую они за это заплатили, - их талант.
- Вы смотрите свои фильмы по телевидению?
- Нет, если могу избежать этого, но какой-нибудь мой старый фильм на ночь действует лучше, чем снотворное.
- Вы приняли американское гражданство?
- Нет. Вряд ли Англия переживет, если потеряет одновременно Индию и меня.
И продолжим:
Как сэр Седрик жаловался на печень
...Я сидел под палящим солнцем, лениво размышляя, почему это в голливудских деревьях так мало сока, а от них самих так мало тени, и дышал с некоторым трудом, так как в каждую мою ноздрю были всунуты кусочки печени молодого теленка. Еще два кусочка торчали из ушей. Вокруг стояла вонь, как в лавке мясника, и жара, которая все усиливалась, ничем не облегчала мою участь.
Печенка служила той цели, чтобы удостовериться, что в эпизоде, который будет разворачиваться перед кинокамерами, собака оближет мое лицо со всей возможной любвеобильностью. Выражение благодарности, которое мне в данном случае полагалось изобразить, было бы чистой воды притворством. (...)
Итак, я не пылал энтузиазмом насчет сцены, которую мне предстояло отыграть. Каждый актер, какими бы ни были его талант и обаяние, должен принять горькую правду: любая псина может появиться, вильнуть хвостом и стать звездой. Впрочем, я не жаловался насчет этой вечной иронии моей профессии. А вот насчет печенки, которая к тому времени приобрела букет ароматов скотобойни, - это да. Про актеров "тогда" и "сейчас"
"Сейчас" - очевидно, имеется в виду 1961 год. Что бы сэр Седрик сказал о нынешних актерах, мне даже страшно и вообразить)
Их зрители любили разделить с ними те невиданного масштаба эмоции, которые передавали эти сверхлюди - сегодня, к сожалению, в наше время расцвета психоаналитиков слишком многие зрители не могут видеть ничего, кроме их собственных обычных жизней, отраженных и кое-как проанализированных на сцене (...) Идеальный театр - такой, в котором показывают человека не таким, каков он есть, а таким, каким он хотел бы быть. Старые актеры говорили заклятиями и творили волшебство, но мы живем в век их заката, когда уходят последние. Мы живем в эпоху среднестатистического человека, и актеры поэтому должны унизиться до его пропорций.
И также:
Я смирился с тем, что современный актер имеет мало общего с "игрой". Если он просто играет, он может стать хорошим актером, но он будет непопулярен и, следовательно, обречен на забвение. Чтобы привлечь внимание публики, он должен быть донжуаном с таким количеством любовных интрижек, чтобы гарантировать стабильный запас газетных заголовков. Чтобы соханить даже ничтожную часть своего дохода, ему нужно быть опытным бухгалтером, юристом и немного мошенником, чтобы справиться с нынешними налогами. (...) Он должен стать моделью для рекламы, лизоблюдом, политиком и оратором. Он должен, во имя спонсора, уметь отличать хорошие фильтры от плохих в сигаретах, видеть различия между медицински одобренным аспирином и его старомодным образцом, когда бросает их в два стакана воды. Он должен уметь травить шутки, хватать чеки на ланч и писать мемуары (=вот зачем, друзья, я пишу эту книжку)) .
Про секс и театр
Я видел, как на авансцену в вечернем платье выдвигается секс, тот самый, который называют более приятным словом "романтика", но тогда это было настоящей революцией по сравнению с суровой викторианской моралью. В пьесах было мало конфликтов, которые оставались неразрешенными до 11-ти вечера, но до самой половины одиннадцатого женское целомудрие обычно находилось под большим вопросом или же в большой опасности.
О себе-актере
В моем случае, я сталкиваюсь с проблемой тех, кто в своей жизни был актером хоть сколько-нибудь долго: такой человек не знает, есть ли у него какие-либо настоящие чувства или нет. После 50-ти лет, которые я посвятил актерской профессии (...), я не могу найти ни единой черты персонального характера, которую я бы хоть чуть-чуть любил, не то, что восхищался. Моя проблема, отличная от проблем очень многих актеров, состоит в том, что я себе не нравлюсь нигде, кроме сцены, и сужу обо всем соответственным образом.
О горлах и ножах
Глотание мечей требовало меньше подготовки, чем постановка экстравагантного шоу в стиле Дикого Запада, которое было у меня на уме, поэтому, как только мы вернулись домой, я сразу же выхватил нож для разделки мяса из кухонного шкафа. Моя мать объявилась на кухне в тот самый критический момент, когда моя голова была запрокинута, а острие ножа зависло между открытыми губами. Ее встревоженные крики так испугали меня, что я боялся, как бы мне шею не свернули.
Собаки и кладбищенский юмор
Когда Снэд [ирландский терьер] умер некоторое время спустя, Сильвия [сестра] и я были безутешны до тех пор, пока не почтили его память, разыграв церемониальные, драматичные и строго приватные похороны. Мы нашли коробку из-под апельсинов и украсили ее обрывками черного крепа, который откопали на чердаке. Я выкопал могилу на краю сада. Мы положили его тело в коробку и опустили в яму, проводя похоронную службу со всей возможной серьезностью и не упустив ни одной детали, какую только смогли вспомнить. Сцена оказалась такой душераздирающей, что мы эксгумировали Снэда несколько раз на той неделе, чтобы повторить церемонию со все возрастающим мастерством. Похороны превратились в нашу излюбленную игру. Невозможно представить, куда могло бы привести это наше увлечение, если бы отец в конце концов не словил нас и не пригрозил суровой карой, если мы не прекратим.