Даниэль Лемерже, префект парижской полиции, в последнее время пребывал в отвратительном расположении духа. Казалось, весь свет сговорился отравить существование честному труженику (каковым, разумеется, почитал себя префект).
На работе его выводили из себя подчинённые; дома не давали покоя дети - мелкий бесёнок Шарль и великовозрастный балбес Антуан, а также мадам Лемерже, к своим сорока пяти растерявшая все имевшиеся у неё невеликие запасы красоты и женственности (что, само собой, отнюдь не способствовало семейному счастью); после дружеских посиделок в ресторане донимали горечь во рту и несильная, но противная боль в правом боку.
Но мучительней всего была неотступная мысль о том, что в Париже неблагополучно. Лемерже чувствовал это нутром - и порой признавался самому себе, что боится.
Беспорядки двухлетней давности выпали на долю не Даниэлю, а его предшественнику - но он помнил баррикады на городских улицах, помнил весеннее утро, вошедшее в дом не дуновением лёгкого ветерка - а запахом крови и гари. И вовсе не был уверен, что ситуация не повторится.
Лемерже знал (точнее, был уверен, что знает) одну из тех кучек, что превратили Париж в подобие пороховой бочки. И сейчас его охватывало неудержимое желание раздавить гадину - но в таких делах спешка могла только повредить. Кучка, насколько он знал, состояла почти сплошь из юнцов не старше двадцати пяти - но что-то подсказывало префекту, что именно такие бывают весьма и весьма опасны.
А значит, следовало избрать другой путь, более трудоёмкий и извилистый - но наверняка способный привести к успеху.
Само собой, доверить подобное поручение можно было только очень надёжному и искусному агенту. Беда в том, что самого надёжного из имеющихся префект в последнее время вызывал к себе с большой неохотой, и к услугам его старался прибегать исключительно в крайних случаях - но сейчас иного выхода, кажется, попросту не было.
С глубоким вздохом Лемерже дёрнул за шёлковый шнурок, вызывая дежурного. Им оказался капитан Жозеф Бове, малый недалёкий, но имеющий среди сослуживцев прочную репутацию дамского угодника.
"Бове", - начал было префект и неожиданно улыбнулся, будто поймав за хвост удачную мысль. "Бове, вам известно общество смутьянов, называющих себя друзьями Азбуки?"
- Так точно! - заявил Бове, чья совесть ничуть не воспротивилась вранью.
Жоффрей Бове, недурственно упитанный, довольный собой и жизнью страж правопорядка, попал на службу в Париж из уездного городка Монрейля-Приморского. В городке, известном своей фабрикой, на которой к тому же имелся женский цех, капитан, будучи вполне еще молод и энергичен, прослыл близким другом всех местных девушек, какие не гнушались его пухлых щечек и рыжеватых бакенбард. Степенные горожанки, уставшие от пьяниц-муженьков, нашептывали друг другу скабрезные истории о том, что творилось за городом, у ставка. Тем, кто в них не верил, ввиду чрезмерного количества персон женского полу на единичного мужского персонажа, доказывали правоту баек тем, что с патрулирования окрестностей Бове то и дело возвращался с рубашкой, торчащей из-под синего мундира, и неизменно довольным.
Занесенный в Париж волей судьбы и начальства, Бове нашел столицу очаровательным местом. Работы здесь было меньше - штат полиции был раздут сверх всякого здравого смысла, девушек - ощутимо больше, да и парижская свобода нравов пришлась капитану очень по душе. Сменить место жительства его заставил случай. Изобличив месье Мадлена в качестве беглого каторжника, инспектор Жавер, под которым служил капитан, имел неосторожность объявить свое открытие лично месье мэру. Что случилось потом, Жоффрей Бове боялся и предположить, но мэр сбежал, а господин инспектор был обнаружен с разбитым лбом и в довольно скверном состоянии. Ввиду последнего Бове самоотверженно вызвался сопровождать Жавера до самого Парижа, где господин инспектор имел надежды изловить негодяя. Поездка в столицу порядком затянулась: дороги и кареты французской провинции были по-прежнему далеки не только от идеальных, но даже и от английских, а разбитая голова инспектора причиняла ему те неудобства, ввиду которых по пути пришлось частенько останавливаться. Прибыв в Париж и не найдя своего каторжника, инспектор от души расстроился, однако секретарь префекта, чье сердце раздобрили багровый цвет ссадины на его лбу, а также зеленоватое, но суровое лицо, пожалел его и представил префекту как «очень исполнительного сотрудника». Денег на обратный путь у капитана уже не было, ввиду посещения особого квартала, посему он набрался смелости и испросил позволения перейти на новое место службы. Прошение Бове было удовлетворено.
- Значит, знаете, - буркнул префект. - Хорошо... отлично.
Капитан исполнил неуклюжее равнение, завидев, как массивная челюсть префекта заходила, словно у бульдога. Вопреки роду занятий человеком Бове был неконфликтным, а уж служба под началом у Жавера научила его простой истине: никогда не зли начальство. В полиции Парижа ходили кривотолки, что господина префекта очень бесит старший сын, да и печень у него уже не та, что в молодости. Поэтому Бове старался быть с ним помягче и обходительней, и не расстраивать без повода.
- Итак, о наших конспираторах, - вздохнул месье Лемерже, сплетая короткие пальцы рук. - У нас есть все основания предположить, что заняты они не чем-нибудь, а деятельностью, которая подрывает наши общественные устои. Однако же они прекрасно маскируются и доверяют исключительно своим. Нам нужны факты, факты и улики, вы понимаете, Бове?
- Так точно!
- Молодец. Поэтому я считаю...
Что именно считал господин префект, Бове узнать так и не смог. Хлопнула дверь, и в кабинет ворвалась франтовская буря - одного рюша на белоснежной рубашке хватило бы на десять таких же, но поскромнее.
- Папа! - воскликнул молодой человек, швыряя тросточку и шляпу на стол. - Он опять хотел арестовать меня! Сделай же с ним что-нибудь!
(III)
Префект от изумления ненадолго
- Говори, - приказал Лемерже. Тревога заставила его забыть о присутствии в кабинете постороннего.
- Я ничего не сделал, - скривился юноша, отчего его и без того малоприятное лицо приобрело почти отталкивающий вид.
- Это я уже знаю. Дальше.
- Подумаешь, подхватил на улице девчонку... А она, знаешь, с виду прямо огонь: ладненькая, чёрненькая, глазки горят, щёчки - будто наливные яблочки. Такие ох как в постели хороши...
- Избавь меня от подробностей, будь любезен, - поморщился префект. - Ближе к делу.
- Она закричала, - выпалил Антуан, - дошла со мной под руку до ближайшего фонаря, а потом закричала, стерва такая. И надо же было твоему инспектору оказаться поблизости, чёрт бы его побрал!..
- Так.
- Ну, девку я бросил - и бежать со всех ног - сам знаешь, с ним ведь не сторгуешься, не разжалобишь. Добежал до прачечной, что на Господних Страстях*, - там у меня знакомые, спасибо, снабдили платьишком. Насилу ноги унёс. Добрался до дома, переоделся - и сразу к тебе, сюда.
- Каким ещё платьишком? - сдавленным голосом спросил Лемерже, тщетно пытаясь сохранить остатки спокойствия.
- Ж-женским... - выпервые с начала разговора замялся молодой человек.
- Домой, живо! - рявкнул побагровевший префект, неожиданно вспомнивший о замершем возле стены Бове.
Антуан развернулся и вылетел из комнаты, хлопнув дверью, - видимо, не желая лишний раз испытывать терпение отца.
Жоффрей приготовился к незаслуженной выволочке - но гнев начальника угас так же быстро, как и разгорелся.
- Бове, - сказал он почти спокойно, - вы уже слышали, что эти друзья Азбуки тщательно охраняют свои секреты и завоевать их доверие постороннему будет очень нелегко. О внедрении в организацию я не говорю - на этом уже погорели двое наших агентов. Существует куда более безопасный и надёжный, хотя и весьма трудный путь. Но я верю, что вам он окажется по плечу.
Итак, слушайте внимательно. Верховодит в этом обществе некто Мариус Понмерси, незаконно присвоивщий себе титул барона. Нашим информаторам стало известно, что он влюблён в мадмуазель Эфрази Фошлеван, проживающую в доме номер пять** по улице Плюме, и регулярно видится с ней.
Вашей задачей будет войти в доверие к этой девушке и выведать у неё всё, что ей становится известно от Понмерси. Каждый день с трёх до пяти девица Фошлеван гуляет в Люксембургском саду в сопровождении отца, но в последнее время она всё чаще появляется там одна. Используйте эту возможность с толком. Все возможные расходы возьмёт на себя Управление финансами. От вас требуются только ежедневные донесения. Вы поняли меня, Бове?
- Так точно, господин префект, - щёлкнул каблуками капитан.
- В таком случае, можете идти. Деньги получите у моего секретаря. И вот ещё что... Бове, - Лемерже подбавил в голос металла, - надеюсь, вы понимаете, что всё услышанное вами в этой комнате должно остаться между нами?
* - улица сестёр Страстей Господних в Париже
** - насколько я помню, у Гюго не было прямого указания на номер дома по улице Плюме, поэтому я взяла на себя смелость пронумеровать его самостоятельно.