Персонажи: месье Даниэль Лемерже, Адель Роберлан, Антуан Лемерже
Описание: Единственная любовь будущего префекта парижской полиции...
Жанр: юмор, романтика
Рейтинг: PG
От автора: Остановите меня, кто-нибудь...
(I)
Под крышей добротного особнячка, коим владел отец мадам Лемерже, вечно гнездились птицы. Своим проклятым писком - сначала одиночным, затем парным, а после целого выводка - они смогли бы разбудить и мертвого. Даниэль Лемерже был жив, о чем он вспомнил лишь тогда, когда мимо окна пронеслось нечто серое, а судя по писку - еще и полоумное. Вторым, что ему вспомнилось, было тайное желание отправиться на крышу с ружьем, однако затея эта, ввиду его здоровья, не имела шансов состояться.
Пробуждение тридцатилетнего сыщика было далеко не радужным. Врач - какой-то доктор Мун, он запомнил его имя лишь по профессиональной привычке - так накачал его опиумом, что в первые минуты Лемерже было больно видеть вещи, не то, что выслушивать птичьи серенады. Поднеся к помятому лицу тот кулак, что намедни спас ему жизнь - но не успел спасти ногу, он отчаянно протер глаза и тряхнул большой, светловолосой головой. Ресницы у него были длинными, спросонья вечно слипались, да еще и придавали какой-то несолидный вид - Лемерже это понял, когда супруга ему призналась, что полюбила его как раз за эти «реснички», а еще за «глазки» и за «милый носик» - тот самый нос, который у него исстрадался в каждой второй драке и выглядел грозно, равно как и все прочее в этом крупном, упитанном мужчине.
На столике у кровати, вперемешку с какими-то склянками мерзопакостного вида, лежали свежие парижские газеты. Повернуться набок и прикрыть хоть одно ухо подушкой Лемерже никак не мог, поэтому осталось схватить газеты, властно их развернуть и уткнуться в первые же побасенки. Писали о каком-то сыщике, героически отбившемся от целой вооруженной банды - в разных газетах число нападавших значительно разнилось. Лемерже потер бровь, мысленно поздравил коллегу и отшвырнул всю пачку, отчего часть газет сползла на пол, а часть задержалась на одеяле. Спустя мгновение он потянулся за ними с резвостью, необычной для его состояния. Фамилией героя-сыщика значилась «Лемерже».
В сердце несчастного заныла траурная мелодия. Досадную невнимательность можно было извинить, пожалуй, тем обстоятельством, что «Журналь де Деба», а вслед за ним издания менее крупные, утверждали, что герой полицейской саги находится при смерти, если уже не умер. Скривившись, Лемерже заставил себя еще раз прочитать статейку Умереть на страницах какой-то лживой газетенки ему вовсе не хотелось: семья у него была большая, родители в возрасте, и все эти бредни могли им только навредить. Лемерже хотел позвать кого-нибудь, чтобы чиркнуть записку, удостоверяющую, что он жив - хоть и в недобром здравии, однако за дверью пронесся детский топот, и гордости полиции пришлось спешно затаиться. По счастью, топот стих, и Лемерже облегченно вздохнул. Едва он сплел пухлые пальцы, прикрыл глаза и успел задуматься о продажных журналюгах и бардаке в правительстве, как новый шум донесся до его истерзанных ушей.
- Нет! - вскрикнул тонкий, трагичный голос. - Не врите мне! Он умер!
Умер так умер, злобно подумал Лемерже, но зачем же об этом под его дверью орать.
- Позвольте мне проститься с ним!
Такого героичный сыщик более выдержать не мог. Прижав к ушам ладони, он отчаянно скривился и хотел, было, послать гостей туда, откуда не возвращаются, если бы жуткая догадка не вынудила его побледнеть - и даже закусить фалангу пальца, что было весьма опасно, учитывая крепость его челюсти и зубов.
- Дани! - вскричала дама в трауре, всплеснув руками, словно ива на ветру.
(Fin)
Как только Адель, шурша могильно-черным платьем, ворвалась в спальню к месье Лемерже, тот сразу же скривился, прижал ладонь ко лбу и отвернулся от нежданной гостьи. Причиной тому вовсе не было желание избавить себя от ее присутствия: вместе с заплаканной дамой в комнату просочился Антуан, его законный сын. Белобрысый демоненок, в мире которого не было запертых шкафов и чужих вещей, разграбил гардероб мадам Лемерже и носился по дому, нацепив на голову шикарную дамскую шляпу.
- Папа! - пропищало чудовище. - Правда, мне красиво?
Внутри у месье Лемерже все сжалось - до боли в мышцах пресса и в душе, которую они, кажется, слишком придавили.
- О... очень красиво, - запнулся несчастный отец. - Иди... погляди в зеркало... ради бога...
Едва чудовище исчезло, как хрупкая блондинка с надрывным вздохом пала на ближайший стул, вздернула вуаль и зарыдала - так горько, что щеки Лемерже порозовели от стыдливости. Адель Роберлан была худенькой, бледной куколкой, с круглым личиком и большими, печальными глазами. Ее ручки, ножки и шейка были такими тонкими, что прожженный сыщик никогда не знал, что с ней делать и как приобнять своими ручищами, чтобы не повредить ей ничего. За что они все его любили, осталось для него загадкой, однако Адель тем отличалась от законной супруги, что Лемерже и сам ее любил. Словно прочтя его мысли, страдалица вспорхнула со стула, бросилась на кровать и сжала в худосочных объятьях внушительные плечи возлюбленного.
- Дани, мой Дани... - шептала Адель, лаская его упитанное лицо.
- Ну, тише... тише...
Как успокоить любовь всей его жизни, Лемерже никогда не знал. Адель нередко тосковала, закатив глазки и тихонько хныча в платочек, - в такие минуты бывалый сыщик чувствовал себя болваном, покручивал пуговицу и молол чистой воды бред. На сей раз он не выдумал ничего лучше, чем прижаться к ее губам, отвесив нежный - в меру способностей - поцелуй. Пташка обмякла, оседая на его грудь, и Лемерже, вопреки нездоровью и приличиям, почувствовал, как вспотели его широкие ладони, не говоря уж о прелюдии тех чувств, какие вынужден испытывать мужчина в опасной близости с прелестной женщиной.
- Как ты?.. - шепнула Адель, готовясь к обмороку.
- Ситуация под контролем.
- Ах, боже мой... какая ситуация?
- Моя ситуация! - чуть вспылил Лемерже.
- Ах!..
- Ладно... прости, погорячился.
- У тебя лихорадка?
- Да нет же, нет!
Лемерже отчаянно вздохнул.
- Когда ты входила, тебя видели? - спросил он, потирая подбородок.
- Я не знаю... я ничего не знаю... Дани, они писали, что ты умер!
- Моя жена тебя видела? Ты ее видела? Вы встречались?
- Нет, боже, нет! Но почему ты спрашиваешь?
- Птичка моя: это ведь ее дом! Здесь она, ее семейка - наш сын, в конце концов, а это редкий ябеда! Милая... я же объяснял тебе, вспомни... мы видимся только на улице Бледных лилий... второй этаж... пароль... Солнышко, ну это же... это же проще пареной репы!
Адель вернула ему взгляд, исполненный мягкой тоски. В который раз уяснив, что любимая весьма далека от идеалов его службы, Лемерже чмокнул ее в щечку и заверил:
- Когда все утрясется, мы с тобой обязательно свидимся. В том же месте, на той же улице.
- Я буду приближать этот день молитвами!
- Хорошо, хорошо...
- Дани, как бы я хотела, чтобы мы были вместе, всегда!
- Да уж... было бы неплохо.
Месье Лемерже тяжко вздохнул, вспомнив, что та же сцена, только в исполнении супруги, поджидает его впереди. Адель тихонько всхлипывала. Под крышей щебетали птицы. В Париже была весна...