Персонажи: Шарль (...) Талейран, Поль (...) Баррас
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
От автора: Писать о человеке, о котором знаешь его фамилию и кто играл, - это, конечно, мой большой отп, но идея мне показалась слишком привлекательной, чтобы ее бросить) По сериалу «Наполеон и Жозефина» (1987).
(I) - НевозмутимыйПоль Баррас нервничал. Привычку к этому взрастили годы: жил он в неспокойное время, да и дверь в книжном шкафу тревожила скрипом и ржавчиной. Каждое утро директор Директории слал ноту в умственный архив, отметив, что надо бы смазать петли руками верных служащих. Причина отлагательств таилась в страхе разоблачения: ход был последней отрадой мятежной политической души. Утратить тайну Поль совершенно не хотел - по самой малости, уж точно не до тех времен, когда оставит женщин, сменив постель на мемуары. Одним ужасным утром, сбив график посещений и внезапно обнаружив, что девиц в его спальне вот-вот станет двое, несчастный пережил все адовы мучения, терзаясь между тайным ходом и кроватью, под которую он и упрятал сонную спутницу - совмещать ночное с утренним Поль не имел привычки. Нынешний вечер терзал его двойными муками: Бонапарт колесил по Италии, адъютанты с офицерами предавались танцам и всему сопутствующему, а сам он был бессилен, словно гильотина, чье лезвие притупил термидор. Продлившись с четверть часа, партия в шахматы предвосхищала Ватерлоо для Поля и Аустерлиц для его соперника. Баррас не тешил себя иллюзией, покидая зал под ручку с политическим коллегой, но обставить его на деревянном поле оказалось тем сложнее, чем меньше его коллега отвлекался. Правды ради, не отвлекался он совсем.
- Вы, кажется, ходить хотели, я прошу вас! - заметил Поль, терзая зубами тонкий ноготь на мизинце.
- Ах, разумеется.
- Будьте любезны.
Рука с опрятной черной пешкой взмыла над шахматной доской. Нутро Барраса сжалось, словно государственный бюджет. Закусив ноготь, он трепетно следил, не упадет ли чужой взгляд куда угодно, лишь бы в сторону. Надежды были тщетны: пара больших, ленивых глаз следила за ним с пристрастием сокола, уснувшего в нырке. Ноготь хрустнул - Поль сплюнул его останки, мысленно прокляв себя и соперника. С полем битвы распрощалась еще одна белая фигурка.
- Анекдот! - воскликнул Поль, подскочив, будто Максимильян при аресте. - Чудесный анекдот мне вспомнился! Свежий совсем! Вам рассказать?
Физиономия Талейрана была бесчувственной, словно флаг на солдатском гробу.
- Пожалуйста, - заметил он, построив такую улыбочку, которой и Мюрат в угаре пьянства не поверил бы.
- Значит так! - поспешил Поль. - Шутка свежа, как огурчик: мне ее только вчера рассказали, а рассказывать другим я запретил под страхом смерти! Представьте, мой милый Шарль, себе парижские ворота: стоит при них сержант - бравый малый, упитанный такой, и тут к нему солдат бежит, запыхался, в поту весь, словно троих девиц отлюбил подряд! Сержант: что там случилось, бестолочь? Солдат: месье, тут такое, такое! - Ну, что там? - Да вот что: человека артиллерийский обоз раздавил! - Да где же? Говори мне адрес! - Адрес: улица Победы, дом четыре, пять и шесть!
Едва окончив фразу, Баррас перегнулся от хохота, захлопал ладонью по столу и всячески содействовал веселью. При этом он не забывал глядеть в свою зеркальную пуговицу. Шарль уставился на него с таким видом, словно в доме случились похороны всех домочадцев и гостей, включая Талейрана. Сдвинув улыбку с мертвой точки, он заметил:
- Как поучительно.
Злость душила Поля пуще ревнивой жены: за обшлагами фрака он затаил троих коней, которых все пытался пустить в нечестный ход.
- Вам, что, не понравилось? - сварливо бросил он, утирая батистовым платочком щеки, лоб и даже верхнюю губу.
- Нет, почему же.
- Так а чего же не смеялись?
- Как сказать, как сказать... - протянул Шарль, слегка зевнув в угоду просвещенной лени.
- Мне, по возможности, честно и открыто.
- Мой милый Поль: я забывал.
Брови Барраса мучительно сомкнулись.
- Не надо, вот не надо конспирологии! - провозгласил он, набирая пыл. - Забывали? Неужто? А о чем же?
- Милый друг, вы ведь сами говорили: не рассказывать под страхом смерти. Да что вы, быть казненным я совершенно не хочу...
(II) - КоварныйПоль отмахнулся от него, словно солдат перед расстрелом, обнаружив, что черная повязка на деле белая и в дырках. Ладья из числа белых особей постыдно покинула доску. Три коня жгли сердце Поля, словно красавица знойным полднем на лужайке Тюильри. Партию нужно было склонить к успеху, для чего ему вспомнился весьма подходящий случай.
- Ах, да! - воскликнул Поль, состряпав неожиданность из теста импровизации. - Знает ли мой милый друг о новом похождении гражданки... м-м... гражданки N.?
- Той самой N.? - осведомился враг, потирая тощие ладони, словно победа в шахматной битве неслась к нему рябчиком с серебряного блюда.
- Да-да, той самой!
- С родинкой за правым ушком?
- Именно, именно!
- Мой милый Поль: это ведь разные женщины.
- Как, кто?..
- Ах, неважно.
Слон Барраса пал, растоптанный королевой, в ушко которой шептал приказы Ненавистный. Проводив фигурку со всей возможной скорбью, Баррас вновь налетел на редут безмятежности соперника.
- Так вот, история! - защебетал он, вертя платочком, под которым пытался обустроить первого коня. - История гражданки N. и гражданина... хм-м... пусть будет Б.! Так вот, представьте: видятся они каждую пятницу, в уютном домике близ Парижа, три этажа, под сорок комнат, служаночки все бегают - пух и прах... тьфу ты, молоко да мед! Хорошенькие, в общем, - дружище, я с вами слегка занервничал! Значит, далее: одним прекрасным утром - субботы вне города, это такая прелесть, я вам скажу! - лежат они на ложе адюльтера, и гражданка гражданину говорит: мой милый... м-м... милый Б.! Милейший Б., у нас обоих есть то, что мы никогда не возьмем друг у друга! Б., заинтригованно: и что же это, дорогая? N.: я у тебя - печать Талейрана, которую твои чужие руки стащили у него в прошлом месяце, а ты у меня - нашего сына! Б.: какого... сына?! N.: нашего будущего!
Баррас трагично замер, надеясь хотя бы на смешок - он мог бы чихнуть с ним за компанию, обронив белого коня прямо на поле битвы.
- Что же, мой милый Поль: я вас сердечно поздравляю.
Поль несолидно подскочил. Улыбка Талейрана была приторней трех сахарниц, залитых сиропом.
- Вы... - запнулся директор Директории. - Вы... вы это как же вычислили, а?!
- Позвольте: назвали вашу фамилию...
- Позвольте, не называл я ничего!
Палец Барраса сотрясал воздух, словно былые речи Робеспьера. Пожав плечами с мягкостью кота, придавившего собою мышь, Талейран извлек из кармашка печать, оглядел ностальгически и выбил ею из рядов Барраса вторую и последнюю ладью.
- Табачку, быть может?
Выхватив роскошную табакерку, Поль протянул ее противнику, словно фитиль от бомбы, заложенной под его стулом. Талейран оглядел ее, при этом не переставая смотреть и на доску, - словно сокол о двух головах.
- Прошу вас первым, - заметил он, взрастив улыбочку, фальшивую, словно плащи гвардейцев на веревке для сушки женского белья.
- Я прошу вас, как гостя!
- Нет-нет: я подожду.
- Простите... чего?
- Вашего хода. Или похорон.
- Чьих же?
- Ваших, мой милый друг.
- Ах, какая жалость! Вот они, наши условия, вот она, французская среда! Впрочем, вы все верно порешили... э-э... решили! Глядите же, Шарль: вам нечего было беспокоиться!
Втягивать в себя то, что лежало в табакерке, Поль Баррас и не подумывал. Сделав вид, что нюхнул табачку, он приготовился чихать, а заодно и продвинул руку поближе к позиции, где должен был оказаться конь. Едва он успел пристроить на черной клетке спасительную белую фигурку, как Талейран ухватился за трость и треснул ею по вражеским пальцам.
- Вы что творите?! - протяжно взвизгнул Поль. - Меня нельзя бить! Я - достояние Республики!
- Я громко смеюсь, - заметил Талейран, храня флегматичность, будто девственность.
- Ах, вы не верите?!
- Позвольте, кто же спорит?
- Тогда почему бьете?!
- Вопросом на вопрос не отвечают.
(III) - Скорбная миссия- Ладно уж! - воскликнул Поль, целуя ушибленные пальцы и хмурясь. - Признаю, редут за вами, все, перерыв! Гражданин Талейран, а помните ли вы тот обоюдный случай, когда мы Жозефину задержали во Франции, отписавшись Бонапарту, что она, кхм, беременна?
- Разумеется.
- А нюхните-ка вот этого: ввиду наших с вами спекуляций нужно спровадить леди Ж. как можно скорее к мужу!
Бровь Талейрана выпрямилась, словно гвардеец у дворцовых ворот.
- И что же поменялось, мой милый спекулянт?
- Конспирация, конспирация! Деньги текут рекой, мадам весьма любопытна... вы ведь знаете, мой финансовый дружище, как оно бывает с женщинами!
Шарль удушил улыбку, прижав к губе платочек. С минуту оба посмеивались, возрождая в трепетных душах весь ореол их милого коварства. Отсмеявшись и подув на пальцы, Поль ненавязчиво продолжил:
- Как думаете, милый Шарль, а что с нами сделает - ну, скажем, в перспективе! - наш пылкий Бонапарт, как выяснится, что ничуть она и не беременна?
Талейран поперхнулся в платочек. Пальцы его овладели тросточкой, взявшись всячески ее вертеть. Баррас все больше ощущал себя рябчиком, румянящимся над походным костром Наполеона. Чтобы стряхнуть с себя наваждение, он нагнулся ближе к Шарлю и деловито шепнул:
- Такие дела наши скверные, что придется кому-то из нас, образно выражаясь, сотворить несчастной ребенка! Выражаясь попроще - переспать с далеко идущими последствиями! Что на это скажете, дружище?
Лицо Талейрана осунулось, будто стяг при трауре. Поведя глазами от люстры к Баррасу и от Барраса к люстре, он любезно заметил:
- Что же: Поль, мой милый друг, вы самый достойный кандидат. Лучше нам не найти - признаться, и искать не стоит...
- Но вы...
- Я староват, вы помоложе...
- На год, прошу заметить...
- Однако же факт!
- Нет-нет, да что вы... умоляю... я же такими делами сейчас от смеха лопну... Сын у меня будет вскорости - вы сами, кстати, подтвердили! - а насчет Жозефины, признаться, я устал: с ночи до утра, с утра до ночи, а тут еще и загород! Вы у нас человек опытный... в интригах, так сказать... интрижках...
- Вы знаете, милый Поль, - прервал его Талейран, драматично просунув пальцы между спиной и спинкой стула, - на мне лежат все тяготы Франции... налоговое бремя... бремя казны... зарубежных интриг... а на шее, к тому же, Бонапарт... В последнюю неделю спина меня весьма тревожит - боюсь, придется вам самому...
- Нога вас не беспокоит?
- Простите? Ах, да... да, конечно.
- С недельку, верно?
- Признаться, всю жизнь...
(Fin)- Мой бедный Шарль! Какие муки, вы, должно быть, преодолевали, развлекая в прошлый вторник гражданку N. - ту, что с родинкой! Франция должна оплакивать вас... то есть вами гордиться! Шарль! Вы, можно сказать, в моих глазах только что выросли, хотя куда уж вам, такому!.. Слушайте, а чего мы друг на друга хмуримся? Мы ведь играем - давайте, победитель и получит от ворот Жозефины поворот!
- Дружище Поль: да вы шутник!
- Не жалуюсь, не жалуюсь!
- Как видите, вы проиграли мне еще в танцевальном зале!
- Как остроумно! Нет: еще в столовой!
- Отлично! Значит, вы подписываетесь под... норовливой капитуляцией?
- Мой милый... милый Шарль... вы простите, я смеюсь... но каким таким же образом у вас сразу три короля на доске?
Пальцы Шарля смяли лацкан с привкусом душевной смуты. Ощупав потайной кармашек, он вынужден был признаться себе, что успел выставить еще двоих монархов, пока Баррас следил за тем, следит ли за ним он.
- Ага! - объявил Поль. - Три короля и один Талейран - да откуда же такому взяться? Новое слово в шахматах, дружище?
- Мой милый, милый Поль, - вздохнул Талейран, прибирая две лишние фигурки, - когда-нибудь мы с вами еще поговорим об этом...
- Ладно уж, ладно! Играете вы, признаться, не в благочестивом духе...
- ...чем весьма похожу на моих друзей...
- ...как лестно, дружище, как лестно, что мы с вами так похожи! И - что, когда же вы нанесете роковой визит супруге Бонапарта?
- Почему бы не в этот прелестный вечер?
- Как: вы излечились?
- Был... отрезвлен моим проигрышем.
- Берегите спину.
- Я постараюсь.
- И ножки Жозефины.
- Ах, право же, Поль...
- Вы ведь потом мне все расскажете, ведь правда?
- Разумеется.
- А я пока с собой сыграю! - заявил Баррас, раскручивая доску, словно вертел. - Всегда приятно играть с достойным противником, вы это признаете?
- Вы правы, я о себе того же мнения.
- Вот и чудненько...
Оставив Барраса выстраивать своих коней, Талейран вздернул тросточку, да так, что конец ее ныне указывал на люстру, осмотрел с пристрастием и улыбнулся собственной персоне. Пусть за Полем осталась конница, подумалось министру, а белую королеву он все же успел тайком с доски прибрать...