Фэндом: "Desperate Journey" / "Отчаянное путешествие"
Описание: Спасение майора Баумейстера.
Персонажи: майор Отто Баумейстер, Дагмар Штрадер и др.
Жанр: драма, романтика, юмор
Рейтинг: PG-13
От автора: По фильму 1942 г., в роли майора - Рэймонд Мэсси. АУ с момента трагичного попадания машины майора в канаву по вине судьбы и водителя. Писалось для собственного развлечения, поэтому какой-то литературной ценности не представляет, но все сложилось несколько неожиданнои не так уж плохо и пересеклось с другим моим фэндомом (может, даже и с двумя), поэтому запись я открою, так, на всякий случай) Was ich will - как известно, "что я хочу", причем встречается сразу в двух немаловажных песнях)
***
...Описание: Спасение майора Баумейстера.
Персонажи: майор Отто Баумейстер, Дагмар Штрадер и др.
Жанр: драма, романтика, юмор
Рейтинг: PG-13
От автора: По фильму 1942 г., в роли майора - Рэймонд Мэсси. АУ с момента трагичного попадания машины майора в канаву по вине судьбы и водителя. Писалось для собственного развлечения, поэтому какой-то литературной ценности не представляет, но все сложилось несколько неожиданно
***
- Вытащите нас отсюда!..
- Ганс! Скотина!..
- Доннерветтер...
Дверцу машины дернули. Заскрипел искореженный металл, осколки стекла посыпались дождем. Дернули снова и снова, но дверца застряла накрепко. Перескочив через капот, ловкий малый дернул вторую дверцу. Рев мотора грузовика заставлял их перекрикиваться.
- Что Ганс?
- В отключке!
- Жив хоть?
- Герр майор!..
- Паршивая свинья! Ну кто так ездит?!
- А ну, ребята, тащи его!..
Он вздрогнул. Голова его болталась, как у пьяного, монокль куда-то исчез, к горлу подкатила тошнота, щека пылала - боль дошла и до зубов. Ему было так скверно, что он едва расслышал чей-то голос:
- Герр майор!..
- Англичане... - простонал он. - Англичане...
- Осторожно... вот так, держи...
Беднягу Ганса, мешком навалившегося на руль, вытащили из машины и оставили на истоптанной траве. Автомобиль прочно застрял в канаве, воды и грязи было предостаточно. Нырнув в салон, все тот же ловкач из пехотинцев аккуратно подхватил майора Баумейстера под руки.
- ...!
Ругаться он умел и при смерти. Едва его дернули, как ногу пронзила боль, от самой ступни и до колена. Будь он один, он бы крикнул, - но только не на потеху соплякам. На горле его вздулись вены, он запрокинул голову и отчаянно сцепил зубы. Сердце стучало так сильно, что он едва дышал. Шум голосов донесся с другой стороны дверцы, послышался грохот, ее снова дернули. Лобовое стекло было разбито вдребезги, в небе Голландии светило жаркое солнце, а по шее и щеке майора струилась кровь, такая же горячая. Кто-то сунул ему флягу, он с трудом разжал зубы и глотнул. Теперь чертова жара добралась и до его груди.
Дверь сняли с нескольких попыток, осталось вытащить его, не повредив ногу. Когда затих металлический грохот, у него дернулась щека - он знал, что будет дальше, но от этого ему не стало легче. Пот выступил на лбу, на острых скулах, на затылке - кажется, даже вспотели ладони. Снова боль - и пустота - затем чьи-то руки - и небо над головой, огромное, чистое небо...
- Англичане!..
Он вздрогнул, проклиная себя за то, что боится даже двинуться. Рев мотора перебил зычный гул авиадвигателей: огромный «Хейнкель» - угнанный - взмыл прямо над головами ошарашенных немцев. Последняя надежда исправить ошибку мирно отлетела в Британию. Тень самолета скользнула по земле, накрыв разбитого - в прямом и других смыслах - майора. Он закусил губу, проклиная Британию и британцев, на чем стоит белый свет. Его душили слезы - слезы попранного честолюбия. Нервы его были вконец расшатаны, он даже не спрашивал, что с ногой и не повредил ли он еще что-нибудь. Кто-то вытер его лицо платком, смоченным в холодной воде. Это привело его хоть в какое-то чувство. Ногу крепко привязали к левой ноге, затем его подхватили, чтобы унести с обочины.
- В немецкий госпиталь!.. - выдохнул он, хрипло. Голландским врачам он бы и насморк лечить не доверил.
- Так точно, герр майор!..
Он оглянулся, нервно, по привычке. Вместе с чувствами к нему вернулась злость - он был бессилен что-либо изменить. Упустить англичан, попасть в аварию из-за болвана Ганса, который словно ослеп, а вот теперь еще и смотреть, как тебя таскают сопляки-новобранцы... Его подняли в кузов, избавили от пояса и портупеи, расстегнули ворот и прикрыли ноги шинелью - он даже не успел на них взглянуть. Снова взревел мотор, грузовик тронулся с места, на зубах скрипнула пыль. Глаза его закрылись сами собой. Десяток километров до границы, потом еще штук двадцать до города - не так уж и плохо для умирающего...
***
- Фриц Вернер, твою мать!..
Сплюнув прямо в пепельницу, майор Баумейстер прожег дверь яростным взглядом, но денщик так и не явился. Уснул где-нибудь в комнате или отправился на кухню, тайком вино лакать, - уж эту ленивую дрянь майор знал не понаслышке. Ругаясь, как пьяный матрос, - частью про себя, частью вслух, - он обрушил пепельницу на тумбу и приподнялся на руках. За дверью не было ни души.
- Я тебя, как щенка, утоплю!..
Крик души майора Баумейстера делу тоже не помог. Полагаться на милость лентяя он и не думал - прикусив губу, потянулся за костылями. Едва он схватил первый, как неловко задел второй, который свалился куда-то под кровать. Он запрокинул голову, едва не взвыв от тоски и гнева. Постылые будни и бесконечный потолок выводили его еще в госпитале, дома ничуть не полегчало - последним его отпуском были школьные каникулы, с тех пор он даже выходные убивал на поездки и бумаги. Едва он смог собраться с мыслями, как написал герр оберсту, что готов к несению службы, но герр оберст на письмо не ответил - было ли это из-за треклятых британцев или его плачевного состояния, он так и не выяснил. Откинувшись на подушки, майор нахмурился в самой постылой манере. Для того, кто выжил после пируэтов болвана Ганса, он себя неплохо чувствовал - щеку, правда, зашили скверно, но за дуэльный шрам вполне сойдет. Закатав рукава пижамы, он растер тощие кисти рук, выхватил очки и развернул очередную газету, которые за день выучивал наизусть. Делу помешал оглушительный треск телефона.
- Какого дьявола...
Опираясь на локоть, он потянулся за трубкой, снял ее самыми кончиками пальцев и притянул к себе.
- Да! Я слушаю!
- Отто, милый, зачем же так рявкать? Я ведь не унтер-офицер...
Он зажмурился. На лбу его выступил холодный пот. Знай он, что она ему позвонит, - и добровольно бы остался в госпитале еще на пару месяцев.
- Да, - сказал он, чуть потише. - Чего ты хочешь?
- Тебе рассказать? - пропел насмешливый, красивый голосок.
- Давай не будем!
- Ты ведь не забыл, что скоро у меня премьера?
Он отчаянно потер висок.
- Меня не будет!
- Чушь какая. Я ведь не спрашиваю, будешь ты или нет...
- Но я не могу!..
- Меня не волнует твоя служба, - пропела фройляйн Штрадер, на мотив свежего марша про Роммеля. - Я буду ждать тебя с цветами. Да, и больше никаких роз. Придумай что-нибудь не такое скучное...
Из холодного пота его бросило в горячий. Едва он успел перевести дух, как на его голову свалилось новое известие:
- Хорошо. Если ты не хочешь посетить меня, тогда я приеду к тебе. Я сейчас в театре, буду через... Да, через двадцать минут.
Майора покинуло последнее присутствие духа.
- Кто мне и так из гестапо приходили! - крикнул он. - Тебя еще здесь не хватало!
Молчание в трубке.
- Как гестапо? Зачем?
- С каких это пор тебя мои дела волнуют?..
- Отто Баумейстер, в какое дерьмо ты на сей раз вступил?
- Тебя это не касается!
- Тебя ведь не арестовывают?
- Нет, черт возьми!
- Вот и славно. Тогда я приеду.
- Не надо!..
Он крикнул так отчаянно, что в комнату ворвался перепуганный денщик. Майор Баумейстер метнул в него такой взгляд, который мог бы покрыть любую пулю. Бедняга Фриц затрясся и вылетел в коридор.
- С тобой девица? - сухо осведомилась фройляйн Штрадер.
- Со мной никого нет!
- Тогда что же?
- Я...
В ярости он стал запинаться, что выводило его еще больше.
- Я... я нездоров...
- Глупости. Мы тоже выпили, ничего с тобой не станется. Жди меня, я привезу шампанское. Французское, Veuve Clicquot, - добавила фройляйн Штрадер и бросила трубку с насмешливой нежностью.
Ровно двадцать две минуты он наслаждался одиночеством и даже пробовал читать газету, но строчки никак не складывались, а сам он вечно косился на часы. В дверь позвонили - и продолжали звонить, пока растяпа Фриц не сбежал вниз по лестнице, с грохотом, как от стада слонов. Он тщательно прикрыл ноги одеялом, сунул очки в карман - с третьей попытки, - и растрепал волосы, будто спросонья. Едва он это сделал, как дверь тихонько приоткрылась.
Майор нахмурился - все же лучше, чем сглотнуть и покраснеть, как школьник на первом свидании. Актриса берлинского драматического была разодета в пух и прах: модные туфли, безупречные колготки, даже роскошный лисий воротник. Маленькая, рыжеволосая, неприступная и насмешливая, она стояла на пороге с обещанным Veuve Clicquot. У него заныло сердце: для такого зрелища он был досадно слаб.
- Уже в постели? - улыбнулась она, косой улыбкой, которая чертовски шла ее лицу.
- Я же сказал: я нездоров!
- Надеюсь, не заразное? Не грипп?
- Дер тойфель! Я попал в аварию!
Она невольно сжалась.
- И... и что?
Он закатил глаза и откинулся на подушки. Губы его дрожали от нервного напряжения.
- Ничего хорошего! - бросил он, предчувствуя, что будет дальше. Шагнув к кровати, она скептически оценила вид его обеих ног, сорвала одеяло, звонко прищелкнула языком и заметила:
- Майн шатц, на тебе столько гипса, что хватит на целый бюст.
- Дагмар!..
Она смеялась, чуть прикусив ноготок.
- Где тебя угораздило? Съездил в Россию? Где же орден?
- Дагмар, прекрати!..
- Тебе так идет пижама - надевай ее почаще, когда мы вместе...
Звонкий смех заполнил комнату. Он закрыл лицо ладонью, скрипнув зубами.
- Ну что ты, не дуйся, - пропела фройляйн Штрадер, возложив ладонь на гипс. - Мы с тобой обязательно прогуляемся по Унтер-ден-Линден - не поверишь, как мужчинам идет хромота!
Поджав губы, майор уставился в окно с самым обиженным видом. Фройляйн Штрадер пожала плечами, скучающе оглядела комнату, прикрыла его одеялом и заботливо потрепала по голове.
- И надолго это? - спросила она, кивнув на его ногу.
- На три месяца.
- Мой несчастный Отто! Я буду тебя навещать.
- Я себя прекрасно чувствую!
- А мне кажется, - проворковала она, - что тебя после аварии собирали, как разведданные. С таким же трудом...
- Ты когда-нибудь прекратишь?..
Она снова рассмеялась, уткнувшись лицом в подушку. При взгляде на точеный изгиб ее бедра, он обнаружил, что эта линия влечет его не меньше, чем «линия Сталина» - генштаб немецких вооруженных сил.
- Отто, я так соскучилась, - шепнула фройляйн, прижавшись к нему и поглаживая пижаму. - Ты вечно занят, вечно болен...
- Дагмар...
- ...в разъездах и на службе, - продолжила она, не вняв его предупреждениям. - Я так соскучилась, ты так невежлив с дамой...
Он пытался удержать ее от глупостей, но ладонь актрисы томно сползала вниз - от вполне приемлемого до совсем предосудительного. Он взглянул на нее с отчаянием солдата, которого взяли в плен и подвергают пыткам.
- Отто... - вздохнула она с театральной скукой. - Разве ты не рад своему рыжему котенку?
- Я...
Он едва набрался сил, чтобы ответить:
- Я ведь... не могу...
- А руки?
- Что... руки...
- Они-то у тебя в порядке? - спросила она, уложив на свою талию его вспотевшую ладонь.
- Я...
- Вот и чудесно.
- Нет, нет, нет!..
Он отвернулся, с упрямством, истинно немецким, и даже исполнил суровый прищур. Не убирая пальцы со стратегических позиций, она проследила за его взглядом и осмотрела тумбочку - на ней стоял портрет фюрера, среди таблеток и окурков, которые выпали из пепельницы. Потянувшись к портрету, она развернула его обратной стороной.
- Он не смотрит, - томно шепнула Дагмар.
Ладонь фройляйн была такой горячей, что выдержка майора приказала долго жить. Покрыв ее шею целой очередью поцелуев, он рванул ее блузу и продолжал стараться, чтобы скорее обнажить ее грудь, видеть которую было пределом его амбиций.
- Герр майор, ваш уж...
Споткнувшись, бедняга Фриц едва не уронил тарелки. Вид у него был жалкий и достойный всякого сочувствия.
- Иди сюда, мальчик! - расхохоталась актриса. - Помоги господину офицеру!
- Дагмар, хватит!..
- Ох, Отто, ты такой зануда!..
Фриц задрожал всем телом, отчаянно зажмурился и провалился в темень коридора.