Фэндом: The Scarlet Pimpernel / Алый Первоцвет
Описание: Все коварство гражданина Шовлена не в силах оградить его от угрозы, перед которой мужчина бессилен...
Персонажи: гражданин Шовлен, Ивонна де Керноган, Мартин-Роже, Арман Сен-Жюст.
Рейтинг: R
Жанр: романтика, юмор
От автора: По мотивам книги баронессы Орци Lord Tony's Wife.
***
But when the famous twosome
Suggested something gruesome...
«Голландия», голландское судно с морально загнившим экипажем, покоряла ширь Ла-Манша, сурово рассекая волны в направлении французской земли. В каюте, тесной и темной, чью тишину компрометировало лишь тонкое попискивание крыс, ночевал гражданин Шовлен. Пристроив ладошку под хищного вида ухо, а вторую запустив под подушку, где покоился верный пистолет, Шовлен свернулся в тоненький комочек, основательно укрылся теплым одеялом, по которому странствовали клопы, и погрузился в долгожданный сон. Различить скромную фигурку среди полуночного мрака было отнюдь не просто, на чем попался Мартин-Роже, едва не усевшись на гражданина ввиду превратной мысли о том, что кровать свободна. Здоровье последнего сохранил лишь отчаянный вопль, по причине которого матрос «Голландии» едва не свалился с мачты, а капитан судна ненароком вышел из запоя, в котором его погрузили на судно еще в английском порту.
...Агенту Комитета пришлось пережить не лучшее злоключение из тех, что сам он спланировал. Фрахт «Голландии» не имел шансов совершиться, не прибегни гражданин к чудесам шпионской маскировки: Арман Сен-Жюст, болван, предатель и родич леди Блейкни, слонялся в порту Портисхеда, озабоченный тайной миссией нанять для шефа «Дредноут». Беглое знакомство по застенкам Консьержери требовало от Шовлена утаить свое присутствие и незамеченным проникнуть на «Голландию». Сделать это в суете погрузки и разгрузки можно было лишь единым способом - облачиться в грузчика и слиться с людьми той же профессии. Первая часть коварного плана удалась гражданину гораздо лучше заключительной: едва он попытался прошмыгнуть на борт, как на его плечи был погружен увесистый ящик селедки.
Шовлен почувствовал себя странно. Выявить природу ощущения помешал матрос, ответственный за сельдь: разразившись иноязычными идиомами, он спровадил гражданина вниз по трапу, отчего последний едва не утратил равновесие и с отчаянием, не свойственным его натуре, попытался не свалиться в воду и не ударить в грязь лицом, как в смысле маскировки, так и в буквальном смысле. Спина Шовлена, не обремененная ни молодостью, ни достаточной крепостью, воспротивилась диктатуре мозга: шатаясь и покачиваясь, будто «Голландия», застигнутая бурей, он снес ящик до самой пристани, где морально подготовился к скоропостижной смерти, однако Сен-Жюст, сновавший неподалеку, вовремя избавил его от ящика и необходимости отхода в мир иной. Радость Армана, возбужденная нежданной встречей, ничуть не коснулась его спутника. Лицо Шовлена омрачила надрывная, поэтическая скорбь; рука, в обязанности которой более не входило держать сельдь, вцепилась в спину и не желала бросать ее ни в какую. Сен-Жюст, взбодренный мыслью скоротать унылый вечер, пусть в гадкой, но компании, отвел - точнее сказать, снес - Шовлена в ближайшую таверну, «У медузы», где отпоил его местным горячительным, а также настойкой коры ивы, против которой последний, ввиду досадной неподвижности, не мог протестовать.
Последствия маскировки преследовали гражданина несколько унылых дней, в ходе которых он мало спал, еще меньше говорил и всячески отпугивал пособников приступами желчной ярости, ввиду чего ответственным за семью маркиза остался лишь Мартин-Роже. В день пресловутого вечера Шовлен сподобился покинуть койку и провел на палубе несколько отвратительных минут. Впрочем, настойка ивы оправдала свои целебные свойства, ввиду чего агент Республики решился на короткую прогулку с Мартином-Роже, обозревая морские пейзажи и впадая в еще большее уныние. Ночной отдых, столь необходимый организму, ослабленному и издерганному, пришелся очень кстати: свернувшись на досках и позабыв о постельной фауне, гражданин забылся славным сном, в котором Свобода, Равенство и Братство поочередно держали слово на заседании клуба якобинцев. Покой и сладость дремы растревожили улыбку на тонких, бесчувственных губах - впрочем, она немедленно исчезла, едва гражданин почувствовал, как его кожи коснулось нечто неприятное и чужеродное. Возложив провинность на заблудшего клопа, он вытащил руку из-под подушки и попытался смахнуть кровопийцу, однако тут же замер, осознав, что на него была возложена чья-то ладонь, намокшая и жаркая. Осенив костлявое бедро, ладонь скользнула в направлении, совсем уж предосудительном. Вынести такое посягательство на Революцию Шовлен, увы, не смог.
- Что вам нужно?! Кто вы?! - воскликнул он, схватившись за подушку, под которой был спрятан пистолет.
- Тише. Тише... - шепнул медовый голос, витавший над пламенем свечи.
Отчаянно сощурившись, Шовлен различил во мраке Ивонну де Керноган, их текущую пленницу. Девица, успевшая выскочить замуж за лорда Тони - и кто знает, что еще, - нависла над скромной постелью, встревожив чутье Шовлена тем необъяснимым фактом, что одежда на ней отсутствовала. Не успел острый ум гражданина проникнуть в опасную загадку, как Ивонна присела на матрац, истощенный годами и насекомыми. Не оставив надежды дотянуться до пистолета, Шовлен, к прискорбию своего плана, ощутил, что рука предосудительно обмякла и совсем его не слушается.
- Я не разбудила вас? - кротко осведомилась девица. Слова срывались с ее полных, алых губ, словно вишни - с вишневого дерева. Худенькое тельце гражданина охватило напряжение, приятное - и гадкое для трезвого рассудка.
- Что вы здесь делаете? - спросил он, захватив край одеяла и смахнув горячий пот, невесть откуда явившийся. Выгнув стройную спинку в движении, исполненном печали, мадмуазель Ивонна поведала:
- А я вас сегодня на палубе видела.
Не уловив разумной связи между своим присутствием на палубе и таинственной наготой, Шовлен слегка нахмурился, что случалось, когда его коварный ум был не в силах постичь чужое коварство.
- Вы были в дорожном плаще, - продолжила Ивонна, оставив свечу и преподнеся себя французу в свете, более мягком и выгодном. - Вам, верно, стало холодно... и вы спрятали под плащом ваши ручки... вот так...
Пылкая ладонь Ивонны вновь нырнула под одеяло, на сей раз достигнув запретной цели. Рассудок гражданина пережил момент затмения. Прикусив губу, он едва не истерзал ее в сущую кровь. Каюту постигло молчание: гражданин сражался с потерей всех доступных ему чувств; мадмуазель, проверив лишь ей известную гипотезу, помышляла о результатах. Затем, философски пожав плечиками, она созналась гражданину:
- В моей постели одни клопы.
- И... что?.. - прохрипел Шовлен.
- С ними скучно...
Растянувшись вдоль фигурки гражданина, обделенной весом и ростом, сочная девица пощекотала его ребра шаловливым, назойливым пальчиком. Шовлен, не вполне оправившись от потрясений - душевных, равно и физических, сглотнул, предчувствуя близость той или иной катастрофы.
- Однажды, - шепнула Ивонна, завлекая костлявые пальцы все ближе к своей груди, - я ехала в карете, и вдруг на нас напала чернь... среди них был один мужчина... его звали Пьер, а теперь зовут Мартин-Роже... он был разъярен, словно дикий буйвол... он хотел крови аристократов... и еще кое-чего... хотел...
Глаза девицы вспыхнули, истекая страстью, словно свеча - горячим воском.
- Он решил взять меня силой, - поведала мадмуазель, - и обхватил меня... вот так...
Не успел Шовлен спастись путем падения с кровати, как Ивонна обвила его руками и безо всякой натуги привлекла к себе. Девичья грудь коснулась рубашки гражданина, взмокшей от пота, словно парус в отчаянный шторм.
- Потом, - шепнула девица, - он покрыл мою шею поцелуями... он целовал все быстрее... и быстрее...
Сообщив Шовлену продолжение сальной истории, Ивонна прижалась к его шее и распалила бледную кожу поцелуями, от которых гражданин запрокинул голову, сознавшись в невыносимых муках пронзительного ужаса и горького блаженства.
- А после, - не унималась пылкая девица, - его острый, крепкий серп собрал во мне богатый урожай...
- Нет, нет, нет!.. - вскричал гражданин, вцепившись в простыни, словно в горло сэра Перси.
- Ах, почему же?
Инстинкты гражданина, в целом присущие мужскому полу, были растравлены до последней грани.
- Уходите... - прохрипел Шовлен.
- Но он меня больше не желает, - пожаловалась девица. - Воротит нос... в каюту не заходит... А вы так холодны и одиноки... ну ничего, я вас согрею...
- Уходите... пока не поздно...
- Сделайте мне революцию, - томно испросила мадмуазель. - Вам ведь не сложно?
- Ах, нет же... нет!..
Сдавив девицу в отчаянных объятиях, Шовлен завлек ее на свою персону.
- Что вы! - воскликнула Ивонна. - Позвольте мне быть снизу...
- ?!..
- Вы такой дохленький, - хихикнула девица. - Я вам навредить боюсь...
- Делайте, что хотите!.. Только быстрее... быстрее!..
Расписавшись в капитуляции, Шовлен нацелился на близость двух общественных слоев. После нескольких движений, продиктованных природой, на «Голландии» свершилась революция.
***
Гражданин Мартин-Роже, негодяй, пролетарий и банкир, беспокойно прохаживался по палубе, снедаемый десятком мыслей, нуждавшихся в скорейшем выражении. В ночь, проведенную без сна, он выдумал новый способ отомстить маркизу и семейству и никак не мог дождаться той сладостной минуты, когда поделится с Шовленом счастьем свежего коварства. Гражданин, однако, не спешил покидать каюту, что подвигло Мартина-Роже постучаться в его дверь и отпустить пролетарскую шутку, для которой подвернулось первое, что вспомнилось французу, а именно: клопы. Старший товарищ не откликнулся и на вопрос, не был ли он съеден за ночь, - впрочем, всерьез эту возможность Мартин-Роже так и не принял. Спустя немного времени, которое подлец употребил на любование своим чудесным планом и собой, на палубу взошел Шовлен. Состояние коллеги оставляло желать лучшего: перемещаясь по «Голландии», он хватался за снасти и стены, выглядя бледным, помятым и истощенным. Приписав плачевный вид Шовлена осложнениям после селедки, Мартин-Роже подхватил гражданина под локоть и даже поправил бант, повязанный из рук вон криво. Рабочий этикет подсказывал необходимость отпустить какую-нибудь шутку, а та, в которой фигурировали клопы, оказалась израсходованной. Пораскинув коварными мозгами, гражданин Республики достойно разрешил проблему:
- Шовлен, да что с вами такое? Вы словно на ночь к сиренам угодили!
Лицо Шовлена охватил удушливый румянец. Побагровев до пугающей степени, он дернул на себя помятый плащ и заявил во всю силу охрипшего голоса:
- Какое ваше дело?!
- Шовлен... дружище...
- Это вас не касается!
- Но...
- Оставьте ваши расспросы при себе!..
Рука Шовлена отчаянно дрожала, пока он не упрятал ее под плащ и не вытянулся перед коллегой во весь свой скромный рост.
- Вместо того, - заявил он, впадая в надрывную патетику, - чтобы творить злодейства во благо Республики, вы сведете ее в гроб своим проклятым гуманизмом!
- Гуманизмом? Я?!
Шовлен готовился продолжить речь, однако не смог сказать ни слова, полузадушенный явлением, опасно схожим со слезами.
- Да что вы взъелись?.. - грянул Мартин-Роже, растерянный и оскорбленный. - Шовлен! Какая муха вас укусила?!
Багровое лицо Шовлена побледнело в один короткий миг. Зачем-то прикрыв шею нервным движением ладони, он окатил коллегу гневным взглядом, уселся на снасти и погрузился в надрывную тоску. Пожав плечами, Мартин-Роже отправился на освоение запасов английского пива. Застыв в унынии, Шовлен молил судьбу лишь об одном: приблизить французский берег, на который можно будет сойти - точнее говоря, сбежать, - и чем дальше от «Голландии», тем будет лучше...
Описание: Все коварство гражданина Шовлена не в силах оградить его от угрозы, перед которой мужчина бессилен...
Персонажи: гражданин Шовлен, Ивонна де Керноган, Мартин-Роже, Арман Сен-Жюст.
Рейтинг: R
Жанр: романтика, юмор
От автора: По мотивам книги баронессы Орци Lord Tony's Wife.
***
But when the famous twosome
Suggested something gruesome...
«Голландия», голландское судно с морально загнившим экипажем, покоряла ширь Ла-Манша, сурово рассекая волны в направлении французской земли. В каюте, тесной и темной, чью тишину компрометировало лишь тонкое попискивание крыс, ночевал гражданин Шовлен. Пристроив ладошку под хищного вида ухо, а вторую запустив под подушку, где покоился верный пистолет, Шовлен свернулся в тоненький комочек, основательно укрылся теплым одеялом, по которому странствовали клопы, и погрузился в долгожданный сон. Различить скромную фигурку среди полуночного мрака было отнюдь не просто, на чем попался Мартин-Роже, едва не усевшись на гражданина ввиду превратной мысли о том, что кровать свободна. Здоровье последнего сохранил лишь отчаянный вопль, по причине которого матрос «Голландии» едва не свалился с мачты, а капитан судна ненароком вышел из запоя, в котором его погрузили на судно еще в английском порту.
...Агенту Комитета пришлось пережить не лучшее злоключение из тех, что сам он спланировал. Фрахт «Голландии» не имел шансов совершиться, не прибегни гражданин к чудесам шпионской маскировки: Арман Сен-Жюст, болван, предатель и родич леди Блейкни, слонялся в порту Портисхеда, озабоченный тайной миссией нанять для шефа «Дредноут». Беглое знакомство по застенкам Консьержери требовало от Шовлена утаить свое присутствие и незамеченным проникнуть на «Голландию». Сделать это в суете погрузки и разгрузки можно было лишь единым способом - облачиться в грузчика и слиться с людьми той же профессии. Первая часть коварного плана удалась гражданину гораздо лучше заключительной: едва он попытался прошмыгнуть на борт, как на его плечи был погружен увесистый ящик селедки.
Шовлен почувствовал себя странно. Выявить природу ощущения помешал матрос, ответственный за сельдь: разразившись иноязычными идиомами, он спровадил гражданина вниз по трапу, отчего последний едва не утратил равновесие и с отчаянием, не свойственным его натуре, попытался не свалиться в воду и не ударить в грязь лицом, как в смысле маскировки, так и в буквальном смысле. Спина Шовлена, не обремененная ни молодостью, ни достаточной крепостью, воспротивилась диктатуре мозга: шатаясь и покачиваясь, будто «Голландия», застигнутая бурей, он снес ящик до самой пристани, где морально подготовился к скоропостижной смерти, однако Сен-Жюст, сновавший неподалеку, вовремя избавил его от ящика и необходимости отхода в мир иной. Радость Армана, возбужденная нежданной встречей, ничуть не коснулась его спутника. Лицо Шовлена омрачила надрывная, поэтическая скорбь; рука, в обязанности которой более не входило держать сельдь, вцепилась в спину и не желала бросать ее ни в какую. Сен-Жюст, взбодренный мыслью скоротать унылый вечер, пусть в гадкой, но компании, отвел - точнее сказать, снес - Шовлена в ближайшую таверну, «У медузы», где отпоил его местным горячительным, а также настойкой коры ивы, против которой последний, ввиду досадной неподвижности, не мог протестовать.
Последствия маскировки преследовали гражданина несколько унылых дней, в ходе которых он мало спал, еще меньше говорил и всячески отпугивал пособников приступами желчной ярости, ввиду чего ответственным за семью маркиза остался лишь Мартин-Роже. В день пресловутого вечера Шовлен сподобился покинуть койку и провел на палубе несколько отвратительных минут. Впрочем, настойка ивы оправдала свои целебные свойства, ввиду чего агент Республики решился на короткую прогулку с Мартином-Роже, обозревая морские пейзажи и впадая в еще большее уныние. Ночной отдых, столь необходимый организму, ослабленному и издерганному, пришелся очень кстати: свернувшись на досках и позабыв о постельной фауне, гражданин забылся славным сном, в котором Свобода, Равенство и Братство поочередно держали слово на заседании клуба якобинцев. Покой и сладость дремы растревожили улыбку на тонких, бесчувственных губах - впрочем, она немедленно исчезла, едва гражданин почувствовал, как его кожи коснулось нечто неприятное и чужеродное. Возложив провинность на заблудшего клопа, он вытащил руку из-под подушки и попытался смахнуть кровопийцу, однако тут же замер, осознав, что на него была возложена чья-то ладонь, намокшая и жаркая. Осенив костлявое бедро, ладонь скользнула в направлении, совсем уж предосудительном. Вынести такое посягательство на Революцию Шовлен, увы, не смог.
- Что вам нужно?! Кто вы?! - воскликнул он, схватившись за подушку, под которой был спрятан пистолет.
- Тише. Тише... - шепнул медовый голос, витавший над пламенем свечи.
Отчаянно сощурившись, Шовлен различил во мраке Ивонну де Керноган, их текущую пленницу. Девица, успевшая выскочить замуж за лорда Тони - и кто знает, что еще, - нависла над скромной постелью, встревожив чутье Шовлена тем необъяснимым фактом, что одежда на ней отсутствовала. Не успел острый ум гражданина проникнуть в опасную загадку, как Ивонна присела на матрац, истощенный годами и насекомыми. Не оставив надежды дотянуться до пистолета, Шовлен, к прискорбию своего плана, ощутил, что рука предосудительно обмякла и совсем его не слушается.
- Я не разбудила вас? - кротко осведомилась девица. Слова срывались с ее полных, алых губ, словно вишни - с вишневого дерева. Худенькое тельце гражданина охватило напряжение, приятное - и гадкое для трезвого рассудка.
- Что вы здесь делаете? - спросил он, захватив край одеяла и смахнув горячий пот, невесть откуда явившийся. Выгнув стройную спинку в движении, исполненном печали, мадмуазель Ивонна поведала:
- А я вас сегодня на палубе видела.
Не уловив разумной связи между своим присутствием на палубе и таинственной наготой, Шовлен слегка нахмурился, что случалось, когда его коварный ум был не в силах постичь чужое коварство.
- Вы были в дорожном плаще, - продолжила Ивонна, оставив свечу и преподнеся себя французу в свете, более мягком и выгодном. - Вам, верно, стало холодно... и вы спрятали под плащом ваши ручки... вот так...
Пылкая ладонь Ивонны вновь нырнула под одеяло, на сей раз достигнув запретной цели. Рассудок гражданина пережил момент затмения. Прикусив губу, он едва не истерзал ее в сущую кровь. Каюту постигло молчание: гражданин сражался с потерей всех доступных ему чувств; мадмуазель, проверив лишь ей известную гипотезу, помышляла о результатах. Затем, философски пожав плечиками, она созналась гражданину:
- В моей постели одни клопы.
- И... что?.. - прохрипел Шовлен.
- С ними скучно...
Растянувшись вдоль фигурки гражданина, обделенной весом и ростом, сочная девица пощекотала его ребра шаловливым, назойливым пальчиком. Шовлен, не вполне оправившись от потрясений - душевных, равно и физических, сглотнул, предчувствуя близость той или иной катастрофы.
- Однажды, - шепнула Ивонна, завлекая костлявые пальцы все ближе к своей груди, - я ехала в карете, и вдруг на нас напала чернь... среди них был один мужчина... его звали Пьер, а теперь зовут Мартин-Роже... он был разъярен, словно дикий буйвол... он хотел крови аристократов... и еще кое-чего... хотел...
Глаза девицы вспыхнули, истекая страстью, словно свеча - горячим воском.
- Он решил взять меня силой, - поведала мадмуазель, - и обхватил меня... вот так...
Не успел Шовлен спастись путем падения с кровати, как Ивонна обвила его руками и безо всякой натуги привлекла к себе. Девичья грудь коснулась рубашки гражданина, взмокшей от пота, словно парус в отчаянный шторм.
- Потом, - шепнула девица, - он покрыл мою шею поцелуями... он целовал все быстрее... и быстрее...
Сообщив Шовлену продолжение сальной истории, Ивонна прижалась к его шее и распалила бледную кожу поцелуями, от которых гражданин запрокинул голову, сознавшись в невыносимых муках пронзительного ужаса и горького блаженства.
- А после, - не унималась пылкая девица, - его острый, крепкий серп собрал во мне богатый урожай...
- Нет, нет, нет!.. - вскричал гражданин, вцепившись в простыни, словно в горло сэра Перси.
- Ах, почему же?
Инстинкты гражданина, в целом присущие мужскому полу, были растравлены до последней грани.
- Уходите... - прохрипел Шовлен.
- Но он меня больше не желает, - пожаловалась девица. - Воротит нос... в каюту не заходит... А вы так холодны и одиноки... ну ничего, я вас согрею...
- Уходите... пока не поздно...
- Сделайте мне революцию, - томно испросила мадмуазель. - Вам ведь не сложно?
- Ах, нет же... нет!..
Сдавив девицу в отчаянных объятиях, Шовлен завлек ее на свою персону.
- Что вы! - воскликнула Ивонна. - Позвольте мне быть снизу...
- ?!..
- Вы такой дохленький, - хихикнула девица. - Я вам навредить боюсь...
- Делайте, что хотите!.. Только быстрее... быстрее!..
Расписавшись в капитуляции, Шовлен нацелился на близость двух общественных слоев. После нескольких движений, продиктованных природой, на «Голландии» свершилась революция.
***
Гражданин Мартин-Роже, негодяй, пролетарий и банкир, беспокойно прохаживался по палубе, снедаемый десятком мыслей, нуждавшихся в скорейшем выражении. В ночь, проведенную без сна, он выдумал новый способ отомстить маркизу и семейству и никак не мог дождаться той сладостной минуты, когда поделится с Шовленом счастьем свежего коварства. Гражданин, однако, не спешил покидать каюту, что подвигло Мартина-Роже постучаться в его дверь и отпустить пролетарскую шутку, для которой подвернулось первое, что вспомнилось французу, а именно: клопы. Старший товарищ не откликнулся и на вопрос, не был ли он съеден за ночь, - впрочем, всерьез эту возможность Мартин-Роже так и не принял. Спустя немного времени, которое подлец употребил на любование своим чудесным планом и собой, на палубу взошел Шовлен. Состояние коллеги оставляло желать лучшего: перемещаясь по «Голландии», он хватался за снасти и стены, выглядя бледным, помятым и истощенным. Приписав плачевный вид Шовлена осложнениям после селедки, Мартин-Роже подхватил гражданина под локоть и даже поправил бант, повязанный из рук вон криво. Рабочий этикет подсказывал необходимость отпустить какую-нибудь шутку, а та, в которой фигурировали клопы, оказалась израсходованной. Пораскинув коварными мозгами, гражданин Республики достойно разрешил проблему:
- Шовлен, да что с вами такое? Вы словно на ночь к сиренам угодили!
Лицо Шовлена охватил удушливый румянец. Побагровев до пугающей степени, он дернул на себя помятый плащ и заявил во всю силу охрипшего голоса:
- Какое ваше дело?!
- Шовлен... дружище...
- Это вас не касается!
- Но...
- Оставьте ваши расспросы при себе!..
Рука Шовлена отчаянно дрожала, пока он не упрятал ее под плащ и не вытянулся перед коллегой во весь свой скромный рост.
- Вместо того, - заявил он, впадая в надрывную патетику, - чтобы творить злодейства во благо Республики, вы сведете ее в гроб своим проклятым гуманизмом!
- Гуманизмом? Я?!
Шовлен готовился продолжить речь, однако не смог сказать ни слова, полузадушенный явлением, опасно схожим со слезами.
- Да что вы взъелись?.. - грянул Мартин-Роже, растерянный и оскорбленный. - Шовлен! Какая муха вас укусила?!
Багровое лицо Шовлена побледнело в один короткий миг. Зачем-то прикрыв шею нервным движением ладони, он окатил коллегу гневным взглядом, уселся на снасти и погрузился в надрывную тоску. Пожав плечами, Мартин-Роже отправился на освоение запасов английского пива. Застыв в унынии, Шовлен молил судьбу лишь об одном: приблизить французский берег, на который можно будет сойти - точнее говоря, сбежать, - и чем дальше от «Голландии», тем будет лучше...