С Эддисоном у меня только стратегические отрывки, поэтому вспомним о кузене Джеке и его будущих эпических несчастьях)
Отрывок из беседы супружеской четы де Винтеров***
- И...
Она прижала ладони к коленям, чувствуя, как они взмокли.
- И как он?
Мистер де Винтер ухмыльнулся.
- «Как»... - повторил он, словно в этом коротком слове она успела сделать целый ворох роковых ошибок.
- Прости, но что не так?
- Я бы на твоем месте спросил «и что он?»
- Мне жаль, если я снова сглупила.
Она отвернулась, зачем-то добавив:
- Ты ведь знал, что женишься на простой компаньонке. Я не умею говорить то, чего от меня все ждут.
- Ах, прекрати.
В его упреке сквозила мягкость - бывало, он говорил с ней резко, а затем, словно бы извиняясь, вдруг становился нежен и заботлив.
- Не обижайся, иначе я почувствую себя виноватым и совсем впаду в уныние. Ужасный был сегодня день...
- Ты раньше этого не говорил.
- Прости, я всего лишь не хотел надоедать тебе своими неприятностями.
Перегнувшись через подлокотник, он коснулся ее руки.
- Прощен?
- Прощен.
Она погладила его ладонь. Он улыбнулся, шутливо потрепав ее по щеке.
- Расскажешь?
- О кузене?
- Ты начал, но так и не закончил.
- Итак, Фавелл, - картинно вздохнул мистер де Винтер. - Я столкнулся с негодяем в больнице Сент-Эдвардс - там открывали новый корпус, я помогал им с финансами, вот они меня и пригласили. Не знаю, стоило ли это утомительной поездки в столицу, но в наши времена даже пэры работают на газетчиков с фотокамерами...
- Что же он там делал?
- Уж точно не резал алую ленточку ножницами.
Максим вполне искренне зевнул.
- Кажется, ему сломали руку, - бросил он. - Во всяком случае, выглядел он скверно. Счастье еще, что не набросился на любимого «родственничка» на глазах у всей почетной делегации...
- Какой ужас! - выдохнула она, тут же мучительно пожалев о несдержанности.
- Я бы сказал, и поделом.
- Максим!
- Ах, неужели обязательно так его защищать!
- Но я вовсе не...
Он ударил себя по колену, едва не вспылив.
- Милая моя! - воскликнул он. - Будь здесь любой из слуг, да хотя бы миссис Дэнверс, и они бы подтвердили, что ты говоришь о нем, как будто... как будто он твой кузен, а не Ребекки! Повторюсь: я прекрасно его знаю и знаю, на что эта сволочь способна. Мне неприятно, когда ты так о нем заботишься, - и это после достославного случая, в который ты и он были вовлечены!
- Ты обещал никогда об этом не вспоминать!
- Да... прости. Я старый брюзга и обидел тебя снова.
- Я нисколько о нем не забочусь, но, Макс, пойми: мне неприятно слышать, когда ты говоришь о ком-нибудь с ненавистью.
- Значит, дело во мне. А я едва не испугался! Прости еще раз, я не буду.
Разговор затих. Ей было нечего добавить, он же был не настроен слушать. Горькая мысль о том, что поводом для ссоры между ними может стать любая мелочь, ее расстроила. Шли дни, проходили месяцы, даже Фавелл, казалось, остался в прошлом, а Максим не менялся - ни в лучшую, ни в худшую сторону. Она боялась быть чрезмерно нежной, не желая показаться дурочкой, она боялась отстраняться от него, чтобы он не решил, что она его разлюбила. Любит ли он ее до сих пор, она могла лишь догадываться, но для подобных догадок не было почвы: он показал себя примерным мужем и дальше этого не продвинулся. Их медовый месяц в Италии было уже не вернуть, и никакие райские сады Мандерли не смогли бы заменить той легкости в общении друг с другом, которую словно бы поглотили извечные английские туманы.
Отрывок из беседы супружеской четы де Винтеров***
- И...
Она прижала ладони к коленям, чувствуя, как они взмокли.
- И как он?
Мистер де Винтер ухмыльнулся.
- «Как»... - повторил он, словно в этом коротком слове она успела сделать целый ворох роковых ошибок.
- Прости, но что не так?
- Я бы на твоем месте спросил «и что он?»
- Мне жаль, если я снова сглупила.
Она отвернулась, зачем-то добавив:
- Ты ведь знал, что женишься на простой компаньонке. Я не умею говорить то, чего от меня все ждут.
- Ах, прекрати.
В его упреке сквозила мягкость - бывало, он говорил с ней резко, а затем, словно бы извиняясь, вдруг становился нежен и заботлив.
- Не обижайся, иначе я почувствую себя виноватым и совсем впаду в уныние. Ужасный был сегодня день...
- Ты раньше этого не говорил.
- Прости, я всего лишь не хотел надоедать тебе своими неприятностями.
Перегнувшись через подлокотник, он коснулся ее руки.
- Прощен?
- Прощен.
Она погладила его ладонь. Он улыбнулся, шутливо потрепав ее по щеке.
- Расскажешь?
- О кузене?
- Ты начал, но так и не закончил.
- Итак, Фавелл, - картинно вздохнул мистер де Винтер. - Я столкнулся с негодяем в больнице Сент-Эдвардс - там открывали новый корпус, я помогал им с финансами, вот они меня и пригласили. Не знаю, стоило ли это утомительной поездки в столицу, но в наши времена даже пэры работают на газетчиков с фотокамерами...
- Что же он там делал?
- Уж точно не резал алую ленточку ножницами.
Максим вполне искренне зевнул.
- Кажется, ему сломали руку, - бросил он. - Во всяком случае, выглядел он скверно. Счастье еще, что не набросился на любимого «родственничка» на глазах у всей почетной делегации...
- Какой ужас! - выдохнула она, тут же мучительно пожалев о несдержанности.
- Я бы сказал, и поделом.
- Максим!
- Ах, неужели обязательно так его защищать!
- Но я вовсе не...
Он ударил себя по колену, едва не вспылив.
- Милая моя! - воскликнул он. - Будь здесь любой из слуг, да хотя бы миссис Дэнверс, и они бы подтвердили, что ты говоришь о нем, как будто... как будто он твой кузен, а не Ребекки! Повторюсь: я прекрасно его знаю и знаю, на что эта сволочь способна. Мне неприятно, когда ты так о нем заботишься, - и это после достославного случая, в который ты и он были вовлечены!
- Ты обещал никогда об этом не вспоминать!
- Да... прости. Я старый брюзга и обидел тебя снова.
- Я нисколько о нем не забочусь, но, Макс, пойми: мне неприятно слышать, когда ты говоришь о ком-нибудь с ненавистью.
- Значит, дело во мне. А я едва не испугался! Прости еще раз, я не буду.
Разговор затих. Ей было нечего добавить, он же был не настроен слушать. Горькая мысль о том, что поводом для ссоры между ними может стать любая мелочь, ее расстроила. Шли дни, проходили месяцы, даже Фавелл, казалось, остался в прошлом, а Максим не менялся - ни в лучшую, ни в худшую сторону. Она боялась быть чрезмерно нежной, не желая показаться дурочкой, она боялась отстраняться от него, чтобы он не решил, что она его разлюбила. Любит ли он ее до сих пор, она могла лишь догадываться, но для подобных догадок не было почвы: он показал себя примерным мужем и дальше этого не продвинулся. Их медовый месяц в Италии было уже не вернуть, и никакие райские сады Мандерли не смогли бы заменить той легкости в общении друг с другом, которую словно бы поглотили извечные английские туманы.