Я нашла его, мой любимый эпизод! The League of the Scarlet Pimpernel, первая глава)
Шовлен и превратности здоровья***
(...) Их передали человеку, стоявшему в круге света под самой лампой. Схватив документы, он тщательно изучил их. Этот человек был невысок и худощав, одет в костюм из хорошего сукна; волосы его были схвачены на затылке черным бантом из тафты, повязанным модным узлом. Руки у него были чистыми, тонкими, пальцы походили на когти, а талию рассекал трехцветный шарф, сообщавший, что его владелец - член одного из многих комитетов, тиранивших простой народ.
(...)
Нехорошо было гневить Шовлена, одного из самых могущественных и безжалостных членов Комитета общественной безопасности. Тихий, скорее, язвительный, чем взрывного темперамента, сам похожий на дворянина в чистой рубашке и добротно пошитом костюме, он не уступал и погибшему Марату в жестокости и целеустремленности преследования врагов Революции.
Его симпатии явно находились на стороне Моле, оборванца, нищего слуги такого же нищего хозяина. Бледные, глубоко посаженные глаза с вызовом осмотрели толпу, которая стушевалась и рассеялась по углам, чтобы скрыться от его взгляда, угрожающего, ледяного. Внезапно он обнаружил, что оказался лицом к лицу с Моле, стоящим особняком возле ванны с ее зловещим содержимым. Шовлен сунул ему документы.
- Держи, гражданин, - сказал он коротко. - Все в порядке.
Говоря, он рассматривал Моле, который, вопреки сутулости, был необычайно высок. Моле взял у него бумаги. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, глаза в глаза - и внезапно Шовлена бросило в холодный пот. Глаза, в которые он смотрел, вдруг сверкнули странными насмешливыми искрами, чем-то вроде добродушного высокомерия, а с твердых губ, наполовину скрытых грязной, неопрятной бородой, сорвалось эхо манерного, глуповатого смешка.
Наваждение тут же рассеялось. Кровь ударила в голову Шовлена; ему стало дурно и он закрыл глаза на один короткий миг. Вокруг него сомкнулась толпа; взволнованные расспросы привели его в чувство и он хрипло прокричал:
- Эбер! Ко мне!
- Здесь, гражданин! - немедленно ответили ему. Высокий человек в истрепанной униформе гвардейца тут же явился из толпы. Тонкая рука Шовлена сильно дрожала.
- Этот Моле, - произнес он голосом, охрипшим от волнения. - Немедленно схватить его! И не выпускать ни души из проклятого дома!
Шовлен и превратности здоровья***
(...) Их передали человеку, стоявшему в круге света под самой лампой. Схватив документы, он тщательно изучил их. Этот человек был невысок и худощав, одет в костюм из хорошего сукна; волосы его были схвачены на затылке черным бантом из тафты, повязанным модным узлом. Руки у него были чистыми, тонкими, пальцы походили на когти, а талию рассекал трехцветный шарф, сообщавший, что его владелец - член одного из многих комитетов, тиранивших простой народ.
(...)
Нехорошо было гневить Шовлена, одного из самых могущественных и безжалостных членов Комитета общественной безопасности. Тихий, скорее, язвительный, чем взрывного темперамента, сам похожий на дворянина в чистой рубашке и добротно пошитом костюме, он не уступал и погибшему Марату в жестокости и целеустремленности преследования врагов Революции.
Его симпатии явно находились на стороне Моле, оборванца, нищего слуги такого же нищего хозяина. Бледные, глубоко посаженные глаза с вызовом осмотрели толпу, которая стушевалась и рассеялась по углам, чтобы скрыться от его взгляда, угрожающего, ледяного. Внезапно он обнаружил, что оказался лицом к лицу с Моле, стоящим особняком возле ванны с ее зловещим содержимым. Шовлен сунул ему документы.
- Держи, гражданин, - сказал он коротко. - Все в порядке.
Говоря, он рассматривал Моле, который, вопреки сутулости, был необычайно высок. Моле взял у него бумаги. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, глаза в глаза - и внезапно Шовлена бросило в холодный пот. Глаза, в которые он смотрел, вдруг сверкнули странными насмешливыми искрами, чем-то вроде добродушного высокомерия, а с твердых губ, наполовину скрытых грязной, неопрятной бородой, сорвалось эхо манерного, глуповатого смешка.
Наваждение тут же рассеялось. Кровь ударила в голову Шовлена; ему стало дурно и он закрыл глаза на один короткий миг. Вокруг него сомкнулась толпа; взволнованные расспросы привели его в чувство и он хрипло прокричал:
- Эбер! Ко мне!
- Здесь, гражданин! - немедленно ответили ему. Высокий человек в истрепанной униформе гвардейца тут же явился из толпы. Тонкая рука Шовлена сильно дрожала.
- Этот Моле, - произнес он голосом, охрипшим от волнения. - Немедленно схватить его! И не выпускать ни души из проклятого дома!