Как говорили недоброжелатели господина де Валеры, у него была исключительная склонность к мифологизации собственной личности - склонность к мифологизации есть и у меня, это врожденная склонность ко всему героическому, романтическому и оторванному от реальности) Раз уж мой научный труд о войне завершен, я не могу не высказать скромное мнение о том, каким я вижу совеменное восприятие войны и войн 20 века в частности. Сейчас это чрезвычайно популярная - и чрезвычайно конъюнктурная - тема, но, по крайней мере, в моем случае можно утверждать, что я пишу о том, что думаю и чувствую) Я не могу не согласиться с тем, что тот, кто не видел войны, вряд ли имеет право о ней судить, но так уж устроен человек, что ему свойственно судить о том, чего он не знает и не понимает, - увы, как теоретик я не могу избежать подобной участи. Что печалит меня в западном обращении к Первой мировой - и, думаю, ко Второй мировой тоже, хотя последней я касаться вообще не хочу - то, что мировые войны, намеренно ли, искренне, были частично обращены в прецедент "конца истории" и всеобщего разочарования в человеке и человечестве, в прогрессе, в идеалах, которые ныне, увы, стараются то извратить, то подменить неким, прошу прощения, фашизмом наизнанку. Героика, высокие идеалы, если следовать этой логике, были давно уже развенчаны; коммерческий продукт и "все, что вам нужно, - любовь", соответственно, идеализированы, на том труднооспоримом, но все же довольно утрированном, основании, что это лучше, чем война; и если говорить о "гуманистической" традиции восприятия войн, то война, в целом, сводится к смерти, а всякое насилие с точки зрения гуманизма бессмысленно и преступно. В идеале так и должно быть: война не должна оправдываться как вещь-в-себе, не должна отрицаться и ее трагичная, ужасная, порою просто не поддающаяся осмыслению сторона; человек не должен забывать, что война и смерть - всегда традегия, особенно если война преступна по своей природе, если это безжалостная "абсолютная война" Клаузевица. Но у представления ужасов войны есть и другая сторона: если старомодное, героизированное восприятие, будь оно преувеличенным, поэтическим, отдавало дань и живым, и погибшим, и смертям, и подвигам, - вспомним знаменитую "Легкую бригаду", - то нескончаемое возвращение к черным страницам войны, к ее ужасам, служа, конечно же, целям воспитания гуманности и правильного отношения к насилию, в то же время волей-неволей делает других, тех, кто не видел этого воочию, тех, кто был рожден после войны, соучастниками чужих преступлений, свидетелями тех трагедий, которые были способны сломать волю даже солдат, тех, кто должен быть мужественным. Смерть, смерть и смерть - нескончаемое возвращение к смерти, в которой, увы, не видят ничего, кроме смерти и "конца истории": бесконечное переживание драмы, которая не несет в себе катарсиса, - его нет, человек себя скомпрометировал, и да здравствует антиутопия, Оруэлл, Голдинг и сотоварищи. Какая может быть поэтизация войны? - спрашивали лично у меня. Что же: отвечу. Неслучайно существуют две вещи, совместимые по времени, но очень различные по своей сущности: Вторая мировая и Великая Отечественная война. Трудно говорить об этом, не вдаваясь ни в грустные вещи, ни в политику, ни в идеологию, но чем больше я размышляю над опытом осмысления Второй мировой, который существовал у нас, при Советском Союзе, тем поразительней мне кажется его уникальность и беспрецедентность, вопреки всем "замалчиваниям", "идеализации", "партийности" и прочим аргументам, которые сейчас полльзуют те, кого уж очень раздражает советская - в лучшем смысле слова - мифология. Советская система мифов - в которую включается и поэтизация реально совершенных геройских поступков - была конструктивной: это такое осмысление войны, которое отрицает смерть - и призывает не сдаваться, не терять силы воли и веры в идеал. Это повесть о "священной" войне - войне благородной, освободительной, такой, которая оправдывает все бесчисленные жертвы, превосходит всю сумму преступлений и жестокости: это не только почтение памяти павших так, как они того заслуживают, но и наставление живым - в надежде на то, что лучшее, проявленное во время войны, может и в других воспитать лучшее. Неужели смерть, неужели преступления отдельных личностей, которых и людьми назвать сложно, должны отнять все то, что дает память о героях тем, кто знает о войне только с чужих слов и не может оценить ее иначе? Ведь есть преступники - их имена известны, некоторые из них даже были осуждены и понесли наказание: известны "разжигатели войны", партийные лидеры и идеологи. Но не их преступления - победа! - вот что было главное, вот что сейчас отрицается теми, кто не согласен с изумительно мудрой мыслью, которую все помнят по фильму "Вам и не снилось": война есть война и прошлое есть прошлое, но нельзя отрицать жизнь, нельзя сделать смерть, разочарование, неверие постоянным спутником без того, чтобы, насколько это возможно, не осмыслить трагедию, не дать будущим поколениям надежду на то, что это больше не повторится. Можно ли не назвать преступлением приравнивание Сталина к Гитлеру - то есть, советского "тоталитарного" режима к тоталитаризму в рейхе, тем самым представив, что одна преступная система просто раздавила другую? Можно ли подменить память о мужестве, подвиге, победе призраком смерти, постоянным переживанием ужасной драмы, раскаиваться в которой должны те, кто в ней виновен? Пусть человек несовершенен и ничтожен по отношению к космосу - пусть в жизни вряд ли возможен высокий идеал в чистом виде - пусть героизация войны и есть, по сути, художественное преувеличение, поэзия, символизация - но разве нельзя верить в то, что были времена, когда человек возвысился над самим собой и был достоен этого имени, когда он смог победить ужасное, нечеловеческое, преступное, - и в то, что его подвиг останется подвигом, а идеалы, воспитанные им, не будут развенчаны потому, что в каждой войне есть неприглядное, трагичное, бессмысленное? Неужели "правда" о Первой мировой в виде рыдающего, слабого, сломленного солдата должна стать образцом для создания любого произведения о любой войне? Неужели сами эти люди предпочли бы, чтобы их помнили такими? Наш День Победы - не панихида, не трагедия и драма: это праздник, со слезами на глазах, - светлый праздник надежды и мужества. В наше время очень модно принимать все, что кажется логичным и обоснуйным, - главное, обосновать, - но я могу рассказать о том, что чувствовала я сама, не далее, как этим летом. В Киеве есть музей ВОВ: в него я, к сожалению, не попала за неимением времени и средств, но зашла на его территорию - там звучали песни военных лет. Удивительное чувство - с одной стороны, трагического сопереживания, с другой - необъяснимой гармонии, понимания своей сопричастности к великому событию и долга перед теми, кто отвоевал право на жизнь для всех нас. Если я и могу сказать, что чувствовала что-либо искренне и во что-либо искренне верила, это оно - то, чему меня никто не учил, то, что заложено во мне, та ценность, которая естественна, которая находится вне аргументов и идеологий. Что значат "обоснуйность", "адекватность", "объективность" перед этим? Ничего. Что значат "глобальные ценности"? Ничего. Кто такие Оруэлл с Голдингом и продолжатели их традиций? Думаю, мой ответ понятен. Настоящее преступление против человечества - отказать ему в будущем: этого хотел фашизм, и он был побежден. Мне очень хочется верить в то, что существуют настоящие ценности, которые оправдывают смерть во имя них, - и то, что человек, пусть не всегда, пусть совсем немного, но имеет право гордиться тем, что он человек, и не сдаваться. Как скромный представитель все того же человечества я не могу абсолютизировать мои представления и пожелания - но верить все же хочется: смею надеяться, что не только мне)