Описание: Одна дуэль и несколько последующих событий жизни де Варвиля, обремененного фактом знакомства с мадмуазель Готье.
Персонажи: барон де Варвиль, Маргарита Готье, Арман Дюваль, Вивьен де Серре и др.
Жанр: ироническая мелодрама; АУ
Рейтинг: PG
От автора: По фильму "Camille
" / "Дама с камелиями" (1936), барон - Генри Дэниелл, Маргарита - Грета Гарбо.
***
- Надеюсь, мы покончим с этим быстро.
За маленьким окошком их кареты не прекращался сильный дождь, всю ночь бурливший в трубах и гремевший по карнизам, - нестерпимая погода для ранних путешествий, в особенности, тех, ради которых приходится проснуться полшестого, чудовищным мучением поднять себя с постели, одеться слишком уж легко, страдать от холода еще в пути к барону и вытерпеть немало леденящих шпилек до самой городской черты. Впрочем, и это означало лишь отсутствие приемлемых дорог, а значит, тряску, отобравшую последнюю надежду хотя бы четверть часа посвятить досмотру снов, жестоко прерванных слугой, которого, не будь он связан обещанием, он гнал бы беспощадно, вопреки тому, что дважды приказал будить его в назначенное время, и ни минутой позже.
...Сунув руки в рукава - перчатки он оставил в парижских комнатах барона, о чем жалел не меньше, чем тот, кто сытно отобедал в ресторане, прежде потеряв свой кошелек, - продрогший де Серре взглянул на спутника. С таким же успехом он мог бы обращаться к собственным часам, пытаясь выведать, отчего стрелки идут слева направо, а не в обратном направлении: барон всецело погрузился в меланхолию. Не склонный предпочесть пейзажи удовольствию общения, де Серре упрямствовал:
- Ты мне и слова не сказал за всю дорогу.
- У меня раскалывается голова, - отрезал де Варвиль.
- Может, замять весь этот инцидент? Я знаю...
- Чушь.
Вивьен пожал плечами, ничуть не взволновавшись тем, что обращались с ним без церемоний. Тридцатидвухлетний завсегдатай парижских карточных столов сопровождал барона на правах приятеля и секунданта - скорее уж, второго, а не первого, что, впрочем, не мешало ему фамильярничать и звать попутчика на «ты». Вместе они бывали в передрягах, способных убедить в надежности Вивьена де Серре как компаньона в делах сомнительного толку: живя одним лишь днем и задолжав всему Парижу суммы, которые и правнуки вряд ли смогли бы оплатить, Вивьен владел весьма неординарным чувством чести. Он мог грубить, развратничать, вытаскивать девиц со дна, а через месяц бросать их все на то же дно, - при этом он с готовностью затеял драку с шестью жандармами, чтобы помочь приятелю сбежать, будучи первым, кто станет на защиту друга, пускай и доведется немного преступить закон. При всех своих долгах, снискавших уважение среди великосветских трусов, которые легко решались на поход по кредиторам, но не могли об этом не жалеть, Вивьен не испросил и франка у того, кто мог, не поведя и бровью, тратить на женщин и игру такие суммы денег, которые внушали не столько преклонение, сколько благоговейный страх. Редчайшая из современных добродетелей - бескорыстие - вряд ли была в почете у барона, но он ценил открытость притязаний на его дружбу или кошелек: об этом знали все, и де Серре, не извлекая ни единой выгоды из близкого знакомства с человеком, привыкшим тщательно следить за тем, кто составляет его круг, был удостоен чести, весьма сомнительной, но все же интригующей, - сопровождать барона на дуэль с неким Дювалем, нищим щенком, которого, по слухам, предпочла мадмуазель Готье, доселе отличаясь теплым чувством лишь к тем, кто за нее платил.
Словно заслышав его мысли, ветер швырнул в стекло горсть темных листьев, и тут же смел их прочь, как исцеляет следы пощечин нежный поцелуй. Дела амурные касались секунданта мало, хоть он успел заметить, что барон был явно не в дуэльном настроении, - пресыщенное равнодушие, хорошее для общества страдающих без чужих денег дам, не подходило для тех случаев, когда воля к победе, твердость руки и холодность рассудка были залогом посрамления обидчика. Влюбленному в жизнь игроку было немного странно наблюдать, как человек, стоящий на пороге пропасти, вместо того, чтобы почувствовать хотя бы толику волнения, устало растянулся на сиденье, вытянув худые ноги, и всю дорогу наблюдал носки ботинок. Ни холод, ни опасность не могли пробить ту стену, которую барон возвел вокруг своего сердца, тем самым заперев его, словно музейный экспонат, который вознамерились то ли разбить, то ли похитить: укрыв левую руку под теплым пледом, несколько небрежно наброшенным на ноги, он сунул правую за ворот и слегка прижал к груди, как будто проверяя сохранность ненадежного сокровища. На лице весьма сомнительной гармонии не отражалось ничего за исключением тоски - лишь изредка неощутимое движение краешка плотоядных, как написали бы в романе, губ невольно выдавало знак вопроса или троеточие, проставленные в нескончаемой беседе с самим собой.
- Советую стрелять первым, - заметил де Серре, не найдясь, как еще вернуть мысли попутчика в нужное русло, - и стрелять на славу. Этот твой Дюваль будет лепить из себя рыцаря - такие или чересчур торопятся, или, напротив, растягивают сладость мести. Что так, что этак, он поэт, а не стрелок - чем собранней ты будешь и чем меньше понадеешься на судьбу или удачу, тем лучше для тебя.
Неприязненно скривившись, барон чуть приподнялся, нехотя освободил правую руку и весьма болезненно вцепился в переносицу.
- Я слышал, - отозвался он, тем самым отсекая надоевшие намеки на то, что он чрезмерно молчалив.
- Это в твоих же интересах.
- Мне нет дела.
- Почему?
- Какая, к черту, разница?..
Лицо барона исказилось гневом, служившим ширмой для иного рода чувств, которые он сразу же захлопнул, словно табакерку, и сунул глубоко в карман. Вивьен, все так же озадаченный необъяснимым поведением всегда разумного, расчетливого спутника, взглянул на него пристально: барон не отличался ни безупречностью здоровья, ни особенно приязненным характером, который любопытные умы невольно относили на счет связи между пороками души и тела, - конечно же, все дело с ветреной любовницей, ее безмозглым кавалером и дуэлью не могло не отразиться на общем самочувствии, но кроме бледности после не самой умиротворенной ночи, чуть потемневших век и двух багровых пятнышек, оставленных зажимами пенсне, он не заметил ничего, что помогло бы разрешить загадку. Так не вели себя и те, кто мучится сердечной болью, - уж этих обезумевших под чарами любви Вивьен немало повидал и сомневался, чтобы де Варвиль был склонен к этому.
- Не думаешь ли ты, что я решил убить Дюваля?
Вздрогнув от нежданной фразы, источавшей яд и раздражение, Вивьен ответил на нее не самой умною улыбкой.
- Конец юнца весьма помог бы вразумить... мадмуазель.
- Лишенные ума этому действию не поддаются.
- Тогда подумай о себе: не так-то радостно лежать неделями в постели с пробитым легким - тем меньше, под плитой в фамильном склепе, украшенном лавровой ветвью и голубкой.
Осунувшись тем больше, барон прижал к уголку глаза ноготь, ссутулил плечи и позволил жесткому русому локону упасть на лоб, тем самым скрыв морщины, рассекавшие его, словно два шрама.
- Услады земной жизни преувеличены, - сказал он, каждой ноткой голоса пытаясь отстраниться от необходимости все отвечать и отвечать на доводы попутчика. - Если писателям и драматургам приятно раздувать сомнительные добродетели, то мы, кичась свободомыслием, не меньше раздуваем всевозможные пороки. Сколько бывает шуму из-за женщин, из-за мужчин, погибших из-за женщин, из-за тех, кто вздумает состряпать из этого роман, - на деле же, обман и чушь. Я поступил именно так, как должен был перед лицом определенных обстоятельств: это не делает меня убийцей или трусом, - ни охотником до острых ощущений, ни благородным кавалером, готовым слечь в могилу насчет дамы. Оправдательная болтовня по поводу судьбы и справедливости пусть останется юнцам - ни я, ни ты к ним не относимся. Долго еще ехать?
_______________
Примечания:
* comme avant - фр. "как раньше".