Каков скандал, товарищи! Онлайн-листок "Совершенно секретно", кажется, не попадался мне ранее, хоть и в числе "отцов" его указана фамилия великого - и всемогущего - Семенова) Впрочем, довольно скоро для меня открылось то, что сие - не что иное, как отхоже-либеральная канава (увы, иначе не сказать), в которой не привыкли чтить историю) С чего все началось, - желая узнать больше о супруге г-на Керенского, я обнаружила
статью под странным заголовком "Зиночка из 1917-го". Сам опус подается в виде интервью В. Бурта с Зинаидой Константиновной Манакиной, бывшим "пресс-секретарем" при Керенском. Однако же, по стилю, крамольным мыслям и оттенку общего безумия можно судить, что вещь, скорее, является беседой Бурта с самим собой) И все же есть в ней нечто сродни фэндому - тем нашим сочинениям, в которых отдана дань внешности любимцев; отражены моменты медицины; и т.п.) Отрывки из статьи я приведу чуть ниже - собственно, в них то, что показалось мне всего скандальнее, порочней и странней)
* внимание! ни в коем случае, если вам дороги рассудок и приличия, не открывайте выпуск № 11/38 целиком - и не читайте в нем других статей) Предупреждение весьма серьезно: вы не хотите знать, что сочиня... прошу прощения, что и о ком еще писали журналисты) *
Пресс-секретарь: начистоту
(о гласности 1917 г.)
"Кстати говоря, и газеты писали о многом большей частью правдиво. Про ту, дооктябрьскую гласность нынче никто уже и не вспоминает…" (и хорошо...)
(о фамильярности с В. Буровым)
"Не припомню такого, сударь мой…" (судя по стилю, г-жа Манакина застала еще эпоху покоренья Крыма?)
(о грубости А. Керенского)
"Еще Савелий Семенович [Раецкий] показывал мне посетителей, которые ждали приема у Керенского. Тот, кто приходил, усаживался на мой стул, а я вынуждена была стоять поодаль. Увы, не все джентльмены…" (бесспорно, - дам немедля в женский батальон!)
(о фэндоме имени Савинкова)
"Заглядывал и Савинков. Борис Викторович приглянулся мне больше – и лицом, и породистыми холеными руками". (ах, славный-милый Борис Викторович...)
(о кощунственном)
"– Надо полагать, видели вы и Керенского?
– Разумеется. Невысок, некрасив". (как можно!)
(о змие в Зимнем)
"Единственное, чем выделялся, так это совершенно землистым, почти зеленым цветом лица – были у Александра Федоровича больные почки". (последнее, однако, правда)
(о призраках Наполеона)
"Подшучивали над ним, что, мол, он на Наполеона походить хочет, руку за отворотом френча держит. А причина-то совсем прозаическая – болела у него кисть-то". (факт ли то? впрочем, судить не стану, так как есть неоднозначные с ним фото)
(о вреде)
"И супруга его, Ольга Львовна (О.Л. Барановская-Керенская [1886–1975]. – Ред.), как-то в разговоре со мной прямо со слезами на глазах подтвердила: «Вы не представляете, Зиночка, какой Александр Федорович больной человек. Только на силе духа и лекарствах держится. А вреда в своей работе, увы, не видит»". (зато видит вся страна...)
(о молоке и Александре Федоровиче)
"Насчет льгот министерских не желаете ли спросить? Отвечу: была единственная – чай с молоком раз в день им полагался". (сущая прелесть!)
(тем больше фамильярности)
"– Отчего же извиняетесь, милый мой?" (В. Бурту)
(о распущенности нравов)
"Конечно, мне интересно было, что на вершине власти происходит. Частенько заглядывали ко мне молоденькие юнкера выкурить папироску, посплетничать". (ах, Зинаида Константиновна!)
(о тяжкой судьбе Крым... э-э... Крымова)
"Рассказывали, как пришел к Керенскому генерал Крымов (генерал-лейтенант Александр Михайлович Крымов [23.10.1871 – 30.08.1917]. – Ред.) – тот, что вел войска на Петроград во время корниловского мятежа. После короткой беседы Александр Федорович вышел проводить его, но руки не подал: «Я считал вас, генерал, абсолютно порядочным человеком, но…» Мятеж, как известно, провалился, и Крымов спустя час после разговора застрелился". (надеюсь, не беседа с г-ном Керенским стала тому виной?)
(о чудовищности нравов, включая председателя)
"В сентябре 1917-го нас, барышень, пригласили на торжество по случаю трехмесячного премьерства Керенского. Странная ведь дата, верно? Но праздновали… На столах ленты «Солнцу русской революции», все веселые, шампанское. Потом смотрели императорские покои, паланкин, в котором Николай II когда-то путешествовал по Японии. Тогда он был еще наследником.
Побывали в комнатах фрейлин, в покоях Александра III. Видела и диван, на котором ночевал Керенский. Ведь он, по сути дела, жил в Зимнем". (ужасно, все это ужасно... Александр Федорович... чем заняты вы были в Зимнем - и зачем вам был диван?..)
(еще о стиле)
"Дошло до того, что объявили: «Барышни, на улицах города неспокойно. На службу приходить не следует. Коли станет иначе, пригласим»". (начальство в Зимнем вышло из народа еще раньше Октября, предполагаю?)
(вновь о порочности)
"И надо ж такому случиться, поздно вечером того памятного 25 октября звонит по телефону мой знакомый фельдъегерь из дворца, Иван Иванович". (счастье еще, что не "Петрович"...)
(о фельдъегере и революции)
"– Зинаида Константиновна, вечер добрый. Смотрите, что творится: я в карауле стою, а кроме меня и нет никого. Все разбежались… А они сюда бегут. В пальто да в шинелях…" (Иван Иванович - тайный агент рабочих и крестьян, судя по оборотам речи?)
(падение, порок, etc.)
"Разорвалась связь. Я же спустя пару дней разузнала, где мой знакомец [Иван Иванович], и отправилась к нему. Был он в Петропавловке, в Трубецком бастионе, со всеми министрами и офицерами из дворца. Я невестой представилась, и меня с легкостью к Ивану Ивановичу пустили". (товарищи чекисты! как же можно?..)
(еще о приключениях Иван Ивановича)
"Он еще немного добавил к своему телефонному рассказу:
– Двери тогда настежь распахнули, со двора министров ведут. Я за поленницей лежал, потом не выдержал – побежал. Испугался, ведь никакое я не правительство – фельдъегерь, и только…" (выдающая мудрость...)
(о том, что поощрял г-н Керенский)
"Больше я юнкера [Иван Ивановича] моего не видела, только привет от него разок получила: принесли с оказией флакончик ликера – такие в подвалах Зимнего были". (чекисты аморальны, машинистки аморальны - еще и "змий", по милости кое-кого...)
(о Временном правительстве)
"Взять министров, каждый – личность. Два образования обязательно, одно из них юридическое. Да как мысли излагали!
Нынче уровень, милый мой, не тот". (бесспорно, - не каждый в наше время пишет и говорит, как Бурт...)
(о перестройке)
"А ныне?.. Уж и удивляться устали: взятки да казнокрадство пышным цветом расцвели, уму непостижимо! Конечно, и в наше время, извините, воровали. Взять, скажем, дело военного министра Сухомлинова. Но считалось оно позором чрезвычайным! Суд был по всей строгости, чтоб другим неповадно…" (что ж, не помогло!)
(и в завершение - о жандармах, которых, кажется, никто не любит)
"Скажем, считалось всегда непорядочным, коли в солидный офицерский дом приходит с визитом жандарм. Были они символом всего нечистого, хотя люди и знали: жандармский корпус – опора трона. В офицерское собрание они, разумеется, допускались, а чтобы в дом – это нет". (хм-м...)
...для сравнения - вот что мне кажется подлинными мемуарами г-жи Манакиной:
(отрывок)
"В семнадцатом году Смольный был занят прелестным вторжением. Вот это было взятие, я считаю, а взятие Зимнего — гораздо более скромное. В августе семнадцатого меня устроили в канцелярию Совета Министров при Керенском*. Моя работа заключалась в следующем. Машинистка перепечатывала все выходящие указы и постановления, а я должна была проверить правильность, вырезать, наклеить на карточки. Каждый день набиралось несколько новых поступлений. Это уже был август-сентябрь. Когда Временное правительство низвергли, я наблюдала весь состав министров. Они проходили через арабский зал, а я там сидела. Укрылись они в Гатчинском дворце, и Керенский с тремя адъютантами. Кто не любил, называли Керенский, а мы говорили Керенский".
(с)