Falcon in the Dive
От нечем заняться я снова взялась за переводы) На сей раз моей жертвой оказался роман The House of the Seven Gables Натаниэля Готорна, если точнее - мой любимый эпизод с неудачным поцелуем) Мой перевод слегка бездарен (впрочем, как и все мои переводы), но это меня не остановит от того, чтобы похватстаться им) В качестве единственного оправдания могу просить вас заглянуть в английский текст xD
Судья и Фиби
Перевод:
Пока малыш спускался по ступенькам, по ним же восходил джентльмен. Посетитель магазинчика был дородным мужчиной на склоне лет, - будь он чуть повыше ростом, его фигура казалась бы величавой; одет он был в черный костюм из ткани, наиболее походившей на тонкое сукно. Трость, с золотым набалдашником, из дерева редкой восточной породы, служила весомым дополнением к его респектабельности, равно как и шейный платок почти белоснежной белизны, и безупречный блеск ботинок. Его смуглое, квадратное лицо с весьма густыми бровями было от природы впечатляющим - и, должно быть, весьма строгим, если бы джентльмен благоразумно не смягчил его чрезмерным добродушием. Впрочем, несколько излишняя щетина, покрывавшая нижнюю часть лица, сообщала ему вид, скорее, вкрадчивый, чем возвышенный, и, как говорится, сияющий сытостью, чего он не желал, вне сомнений. Внимательный наблюдатель, во всяком случае, вряд ли счел бы это весомым доказательством истинной доброты душевной, на что претендовал его внешний облик. А уж окажись тот самый наблюдатель не только внимательным, но и недоброжелательно настроенным, он, вероятно, сказал бы, что улыбка джентльмена была сродни глянцу на его ботинках: должно быть, и он, и чистильщик обуви вложили немало труда, чтобы добиться этого обоюдного блеска.
Когда незнакомец вошел в магазинчик, в котором, из-за выступа второго этажа и тени от вяза, стоял серый полумрак, его улыбка так сверкнула, будто бы он вознамерился разогнать его (как и душевную мрачность Гефсибы и ее жильцов) одним лишь сиянием своей физиономии. Завидев прелестный юный цветочек вместо иссохшей старой девы, он порядком удивился. Сперва он нахмурил брови; затем улыбнулся, исполнившись еще более вкрадчивого благодушия.
- Ах, вон оно что! - произнес он глубоким голосом - заговори им простолюдин, и голос сочли бы грубым, однако следы упорной тренировки делали его мягче. - Не знал, что мисс Гефсиба Пинчен ведет дела в столь приятной обстановке. Вы, должно быть, ее помощница?
- Вы правы, - ответила Фиби, добавив с каплей достоинства, присущего леди (ведь джентльмен его покроя не мог не принять ее за юную девушку, которая работает по найму), - я кузина мисс Гефсибы и гощу в ее доме.
- Кузина? Из деревни? Тогда прошу меня простить, - сказал джентльмен, поклонившись и улыбнувшись - она в жизни не видела таких поклонов и улыбок. - В таком случае, нам стоит ближе познакомиться; ибо, если я не ошибаюсь, вы и моя маленькая родственница! Дайте-ка, вспомню... Мэри?.. Долли?.. Фиби?.. да, Фиби, так ведь вас зовут? Так, значит, вы - Фиби Пинчен, единственное дитя покойного Артура, моего дорогого кузена и одноклассника? Я вижу, у вас его губы. Да-да! Моя милая, мы непременно должны сблизиться, ведь я - ваша родня! Вы ведь слыхали о судье Пинчене?
Когда Фиби присела в реверансе, судья подался вперед с простительным и даже похвальным намерением, учитывая их кровную близость и разницу в возрасте, - поцеловать юную кузину с той искренней приязнью, которая полагается родне. К несчастью (непреднамеренно или же повинуясь не голосу разума, но инстинкту), Фиби отстранилась в самый критический момент; по этой причине достопочтенный родственник, нагнувшись над прилавком и вытянув губы, был обречен, в довольно абсурдной манере, подарить свой поцелуй воздуху. Он уподобился современному Иксиону, обнимающему облако; все это выглядело еще более нелепо, если вспомнить, что судья гордился тем, что никогда не витает в облаках и не путает кажущееся с действительным. Откровенно говоря, - что было единственным оправданием Фиби, - вопреки тому, что сияющее благодушие судьи Пинчена могло бы и польстить девушке, находись он на другой стороне улицы или хотя бы на другом конце обычной комнаты, однако в непосредственной близости оно становилось слишком уж давящим, когда эта смуглая, раскормленная физиономия (с такой грубой щетиной, которую ни одна бритва не могла вывести окончательно) желала сблизиться с объектом благоволения. В подобных случаях неизменно проявлялось его сильное мужское начало. Фиби потупила взор и отчего-то покраснела. Ее целовали и раньше, с дюжину кузенов, бывших и моложе его, и старше, но никогда прежде она не чувствовала такой брезгливости, как при взгляде на этого темнобрового, скверно выбритого, безупречно одетого и вкрадчиво добродушного судью Пинчена! Но почему же так?
Подняв глаза, Фиби была испугана переменой, происшедшей с судьей. Она была такой же разительной, если опустить разницу в масштабах, как между пейзажем, залитым солнцем, и им же, накануне бури, - правда, лицо его было лишено страстной напряженности последнего, однако представлялось холодным, жестким, безжалостным, словно грозовая туча.
«Боже мой! Что теперь будет?» - подумала деревенская девушка. «Он выглядит, словно скала, он жестче восточного ветра! Я не желала ему дурного! Он ведь и правда мне кузен, так почему же я его не поцеловала?»
И вдруг Фиби осенило, что этот самый судья Пинчен был тем, с кого дагерротипист сделал миниатюру и показал ей в саду, и что этот жесткий, строгий, безжалостный вид был тем же самым, который отпечатало солнце. Так, значит, это было не секундное помутнение, но, пусть и тщательно скрытый, его истинный темперамент? И более того: могло ли это быть наследственным, передаться ему, словно фамильная ценность, от того самого бородатого предка, обладавшего тем же выражением и лица и чертами, вплоть до сущей мелочи, которые, словно следуя пророчеству, воплотились в нынешнем судье? Более глубокий философ, чем Фиби, нашел бы в этой мысли нечто устрашающее, подумав о том, что слабости и дефекты, дурные побуждения, злонамеренность и моральные уродства, ведущие к преступлению, передаются из поколения в поколение по гораздо более надежному закону, нежели установленный людьми при передаче богатств и титулов своим потомкам.
Но, как водится, не успела Фиби взглянул в лицо судье, как вся его гадкая суровость испарилась; и ее совершенно обезоружил летний зной того благодушия, которое испускало сердце этого безупречного джентльмена, - подобно змее, которая, как говорят, перед тем, как загипнотизировать жертву, испускает особый запах.
- Вот это мне по душе, кузина! - воскликнул он с настойчивым одобрением. - Прелестно, Фиби, моя крошка! Ты славная девочка и знаешь, как за себя постоять. Юной особе, - а уж тем более, если она очень красива, - не следует целовать кого попало.
- Конечно, сэр, - улыбнулась Фиби, старясь замять неприятный случай, - я не хотела вас обидеть.
Оригинал:
*так страшно потому, что из пдф*
As the child went down the steps, a gentle
man ascended them, and made his entrance
into the shop. It was the portly, and, had it
possessed the advantage of a little more height,
166
THE PYNCHEON OF TO-DAY
would have been the stately figure of a man
considerably in the decline of life, dressed in a
black suit of some thin stuff, resembling broad
cloth as closely as possible. A gold-headed
cane, of rare Oriental wood, added materially
to the high respectability of his aspect, as did
also a neckcloth of the utmost snowy purity,
and the conscientious polish of his boots.
His dark, square countenance, with its almost
shaggy depth of eyebrows, was naturally im
pressive, and would, perhaps, have been rather
stern, had not the gentleman considerately taken
upon himself to mitigate the harsh effect by a
look of exceeding good-humor and benevo
lence. Owing, however, to a somewhat mas
sive accumulation of animal substance about
the lower region of his face, the look was, per
haps, unctuous rather than spiritual, and had,
so to speak, a kind of fleshly effulgence, not
altogether so satisfactory as he doubtless in
tended it to be. A susceptible observer, at
any rate, might have regarded it as affording
very little evidence of the general benignity of
soul whereof it purported to be the outward
reflection. And if the observer chanced to be
ill natured, as well as acute and susceptible, he
would probably suspect that the smile on the
gentleman s face was a good deal akin to the
shine on his boots, and that each must have
cost him and his bootblack, respectively, a good
167
THE HOUSE OF THE SEVEN GABLES
deal of hard labor to bring out and preserve
them.
As the stranger entered the little shop, where
the projection of the second story and the thick
foliage of the elm-tree, as well as the commod
ities at the window, created a sort of gray me
dium, his smile grew as intense as if he had
set his heart on counteracting the whole gloom
of the atmosphere (besides any moral gloom
pertaining to Hepzibah and her inmates) by
the unassisted light of his countenance. On
perceiving a young rosebud of a girl, instead
of the gaunt presence of the old maid, a look
of surprise was manifest. He at first knit his
brows ; then smiled with more unctuous benig
nity than ever.
" Ah, I see how it is !
" said he in a deep
voice, a voice which, had it come from the
throat of an uncultivated man, would have
been gruff, but, by dint of careful training, was
now sufficiently agreeable, "I was not aware
that Miss Hepzibah Pyncheon had commenced
business under such favorable auspices. You
are her assistant, I suppose ?
"
" I certainly am," answered Phoebe, and
added, with a little air of ladylike assumption
(for, civil as the gentleman was, he evidently
took her to be a young person serving for
wages),
" I am a cousin of Miss Hepzibah, on
a visit to her."
168
THE PYNCHEON OF TO-DAY
"Her cousin? and from the country?
Pray pardon me, then," said the gentleman,
bowing and smiling, as Phoebe never had been
bowed to nor smiled on before ;
" in that case,
we must be better acquainted ; for, unless I
am sadly mistaken, you are my own little kins
woman likewise ! Let me see, Mary ?
Dolly ? Phoebe ? yes, Phoebe is the name !
Is it possible that you are Phoebe Pyncheon,
only child of my dear cousin and classmate,
Arthur ? Ah, I see your father now, about
your mouth ! Yes, yes ! we must be better ac
quainted ! I am your kinsman, my dear. Surely
you must have heard of Judge Pyncheon?
"
Допереводила до какой-то точки, дальше - по запросу) Как оказалось, переводить Готорна даже легче, чем "Зенду" xD
Судья и Фиби
Перевод:
Пока малыш спускался по ступенькам, по ним же восходил джентльмен. Посетитель магазинчика был дородным мужчиной на склоне лет, - будь он чуть повыше ростом, его фигура казалась бы величавой; одет он был в черный костюм из ткани, наиболее походившей на тонкое сукно. Трость, с золотым набалдашником, из дерева редкой восточной породы, служила весомым дополнением к его респектабельности, равно как и шейный платок почти белоснежной белизны, и безупречный блеск ботинок. Его смуглое, квадратное лицо с весьма густыми бровями было от природы впечатляющим - и, должно быть, весьма строгим, если бы джентльмен благоразумно не смягчил его чрезмерным добродушием. Впрочем, несколько излишняя щетина, покрывавшая нижнюю часть лица, сообщала ему вид, скорее, вкрадчивый, чем возвышенный, и, как говорится, сияющий сытостью, чего он не желал, вне сомнений. Внимательный наблюдатель, во всяком случае, вряд ли счел бы это весомым доказательством истинной доброты душевной, на что претендовал его внешний облик. А уж окажись тот самый наблюдатель не только внимательным, но и недоброжелательно настроенным, он, вероятно, сказал бы, что улыбка джентльмена была сродни глянцу на его ботинках: должно быть, и он, и чистильщик обуви вложили немало труда, чтобы добиться этого обоюдного блеска.
Когда незнакомец вошел в магазинчик, в котором, из-за выступа второго этажа и тени от вяза, стоял серый полумрак, его улыбка так сверкнула, будто бы он вознамерился разогнать его (как и душевную мрачность Гефсибы и ее жильцов) одним лишь сиянием своей физиономии. Завидев прелестный юный цветочек вместо иссохшей старой девы, он порядком удивился. Сперва он нахмурил брови; затем улыбнулся, исполнившись еще более вкрадчивого благодушия.
- Ах, вон оно что! - произнес он глубоким голосом - заговори им простолюдин, и голос сочли бы грубым, однако следы упорной тренировки делали его мягче. - Не знал, что мисс Гефсиба Пинчен ведет дела в столь приятной обстановке. Вы, должно быть, ее помощница?
- Вы правы, - ответила Фиби, добавив с каплей достоинства, присущего леди (ведь джентльмен его покроя не мог не принять ее за юную девушку, которая работает по найму), - я кузина мисс Гефсибы и гощу в ее доме.
- Кузина? Из деревни? Тогда прошу меня простить, - сказал джентльмен, поклонившись и улыбнувшись - она в жизни не видела таких поклонов и улыбок. - В таком случае, нам стоит ближе познакомиться; ибо, если я не ошибаюсь, вы и моя маленькая родственница! Дайте-ка, вспомню... Мэри?.. Долли?.. Фиби?.. да, Фиби, так ведь вас зовут? Так, значит, вы - Фиби Пинчен, единственное дитя покойного Артура, моего дорогого кузена и одноклассника? Я вижу, у вас его губы. Да-да! Моя милая, мы непременно должны сблизиться, ведь я - ваша родня! Вы ведь слыхали о судье Пинчене?
Когда Фиби присела в реверансе, судья подался вперед с простительным и даже похвальным намерением, учитывая их кровную близость и разницу в возрасте, - поцеловать юную кузину с той искренней приязнью, которая полагается родне. К несчастью (непреднамеренно или же повинуясь не голосу разума, но инстинкту), Фиби отстранилась в самый критический момент; по этой причине достопочтенный родственник, нагнувшись над прилавком и вытянув губы, был обречен, в довольно абсурдной манере, подарить свой поцелуй воздуху. Он уподобился современному Иксиону, обнимающему облако; все это выглядело еще более нелепо, если вспомнить, что судья гордился тем, что никогда не витает в облаках и не путает кажущееся с действительным. Откровенно говоря, - что было единственным оправданием Фиби, - вопреки тому, что сияющее благодушие судьи Пинчена могло бы и польстить девушке, находись он на другой стороне улицы или хотя бы на другом конце обычной комнаты, однако в непосредственной близости оно становилось слишком уж давящим, когда эта смуглая, раскормленная физиономия (с такой грубой щетиной, которую ни одна бритва не могла вывести окончательно) желала сблизиться с объектом благоволения. В подобных случаях неизменно проявлялось его сильное мужское начало. Фиби потупила взор и отчего-то покраснела. Ее целовали и раньше, с дюжину кузенов, бывших и моложе его, и старше, но никогда прежде она не чувствовала такой брезгливости, как при взгляде на этого темнобрового, скверно выбритого, безупречно одетого и вкрадчиво добродушного судью Пинчена! Но почему же так?
Подняв глаза, Фиби была испугана переменой, происшедшей с судьей. Она была такой же разительной, если опустить разницу в масштабах, как между пейзажем, залитым солнцем, и им же, накануне бури, - правда, лицо его было лишено страстной напряженности последнего, однако представлялось холодным, жестким, безжалостным, словно грозовая туча.
«Боже мой! Что теперь будет?» - подумала деревенская девушка. «Он выглядит, словно скала, он жестче восточного ветра! Я не желала ему дурного! Он ведь и правда мне кузен, так почему же я его не поцеловала?»
И вдруг Фиби осенило, что этот самый судья Пинчен был тем, с кого дагерротипист сделал миниатюру и показал ей в саду, и что этот жесткий, строгий, безжалостный вид был тем же самым, который отпечатало солнце. Так, значит, это было не секундное помутнение, но, пусть и тщательно скрытый, его истинный темперамент? И более того: могло ли это быть наследственным, передаться ему, словно фамильная ценность, от того самого бородатого предка, обладавшего тем же выражением и лица и чертами, вплоть до сущей мелочи, которые, словно следуя пророчеству, воплотились в нынешнем судье? Более глубокий философ, чем Фиби, нашел бы в этой мысли нечто устрашающее, подумав о том, что слабости и дефекты, дурные побуждения, злонамеренность и моральные уродства, ведущие к преступлению, передаются из поколения в поколение по гораздо более надежному закону, нежели установленный людьми при передаче богатств и титулов своим потомкам.
Но, как водится, не успела Фиби взглянул в лицо судье, как вся его гадкая суровость испарилась; и ее совершенно обезоружил летний зной того благодушия, которое испускало сердце этого безупречного джентльмена, - подобно змее, которая, как говорят, перед тем, как загипнотизировать жертву, испускает особый запах.
- Вот это мне по душе, кузина! - воскликнул он с настойчивым одобрением. - Прелестно, Фиби, моя крошка! Ты славная девочка и знаешь, как за себя постоять. Юной особе, - а уж тем более, если она очень красива, - не следует целовать кого попало.
- Конечно, сэр, - улыбнулась Фиби, старясь замять неприятный случай, - я не хотела вас обидеть.
Оригинал:
*так страшно потому, что из пдф*
As the child went down the steps, a gentle
man ascended them, and made his entrance
into the shop. It was the portly, and, had it
possessed the advantage of a little more height,
166
THE PYNCHEON OF TO-DAY
would have been the stately figure of a man
considerably in the decline of life, dressed in a
black suit of some thin stuff, resembling broad
cloth as closely as possible. A gold-headed
cane, of rare Oriental wood, added materially
to the high respectability of his aspect, as did
also a neckcloth of the utmost snowy purity,
and the conscientious polish of his boots.
His dark, square countenance, with its almost
shaggy depth of eyebrows, was naturally im
pressive, and would, perhaps, have been rather
stern, had not the gentleman considerately taken
upon himself to mitigate the harsh effect by a
look of exceeding good-humor and benevo
lence. Owing, however, to a somewhat mas
sive accumulation of animal substance about
the lower region of his face, the look was, per
haps, unctuous rather than spiritual, and had,
so to speak, a kind of fleshly effulgence, not
altogether so satisfactory as he doubtless in
tended it to be. A susceptible observer, at
any rate, might have regarded it as affording
very little evidence of the general benignity of
soul whereof it purported to be the outward
reflection. And if the observer chanced to be
ill natured, as well as acute and susceptible, he
would probably suspect that the smile on the
gentleman s face was a good deal akin to the
shine on his boots, and that each must have
cost him and his bootblack, respectively, a good
167
THE HOUSE OF THE SEVEN GABLES
deal of hard labor to bring out and preserve
them.
As the stranger entered the little shop, where
the projection of the second story and the thick
foliage of the elm-tree, as well as the commod
ities at the window, created a sort of gray me
dium, his smile grew as intense as if he had
set his heart on counteracting the whole gloom
of the atmosphere (besides any moral gloom
pertaining to Hepzibah and her inmates) by
the unassisted light of his countenance. On
perceiving a young rosebud of a girl, instead
of the gaunt presence of the old maid, a look
of surprise was manifest. He at first knit his
brows ; then smiled with more unctuous benig
nity than ever.
" Ah, I see how it is !
" said he in a deep
voice, a voice which, had it come from the
throat of an uncultivated man, would have
been gruff, but, by dint of careful training, was
now sufficiently agreeable, "I was not aware
that Miss Hepzibah Pyncheon had commenced
business under such favorable auspices. You
are her assistant, I suppose ?
"
" I certainly am," answered Phoebe, and
added, with a little air of ladylike assumption
(for, civil as the gentleman was, he evidently
took her to be a young person serving for
wages),
" I am a cousin of Miss Hepzibah, on
a visit to her."
168
THE PYNCHEON OF TO-DAY
"Her cousin? and from the country?
Pray pardon me, then," said the gentleman,
bowing and smiling, as Phoebe never had been
bowed to nor smiled on before ;
" in that case,
we must be better acquainted ; for, unless I
am sadly mistaken, you are my own little kins
woman likewise ! Let me see, Mary ?
Dolly ? Phoebe ? yes, Phoebe is the name !
Is it possible that you are Phoebe Pyncheon,
only child of my dear cousin and classmate,
Arthur ? Ah, I see your father now, about
your mouth ! Yes, yes ! we must be better ac
quainted ! I am your kinsman, my dear. Surely
you must have heard of Judge Pyncheon?
"
Допереводила до какой-то точки, дальше - по запросу) Как оказалось, переводить Готорна даже легче, чем "Зенду" xD
@темы: Вавилонская библиотека, Жорж Сандерс
-
-
19.05.2011 в 19:581. Когда успели так
наплодитьсяПинчены, что у них кузен/кузина в каждой деревне? xD Видимо, близкородственные связи были у них весьма в почете xDD2. Ко второй части перевода. Будь на месте судьи судья-Сандерс, вы бы поступили, как кузина Фиби?
3. Почему же Готорн так напирает на излишний вес кузена Джеффри, как моя Гефсиба? xD Не может быть, чтобы по той же причине))
-
-
19.05.2011 в 22:582. Какой, однако же, искусительный вопрос.
3. Ну, Готорн всё-таки подчёркивает, что до габаритов своего предка судье было ой как далеко - так что он в этом плане более милосерден, чем Гефсиба. Да и овсянка в тексте, кажется, никак не фигурирует.
-
-
19.05.2011 в 23:05страшнуюидейку для зарисовки xD Боюсь, что, если в нашей АУ кузен Джеффри несколько нездоров по стезе кардиологии, до канонного возраста ему просто не дожить))3. Ох и полковник)) Да просто канонной Гефсибе было чихать на здоровье и внешний вид судьи, а у меня она имеет к тому
низменныйрасчет xD-
-
19.05.2011 в 23:25А ещё Готорн всячески акцентируется на судейской щетине - и к чему вот это, совершенно непонятно.
-
-
19.05.2011 в 23:29Ага) Ну, может, прототип судьи тоже лез целоваться к таможенникам - вроде советских генсеков) Вот Готорн и травмировался психически... Причем это не просто щетина - это грозная "animal substance"!
-
-
19.05.2011 в 23:31Тогда, думаю, он был вовсе не так сильно опечален увольнением, как могло бы показаться со стороны. XD
-
-
19.05.2011 в 23:33-
-
19.05.2011 в 23:41-
-
19.05.2011 в 23:49-
-
20.05.2011 в 01:16-
-
21.05.2011 в 00:10А ты не хочешь перевести кусочек про "сравнительную характеристику седалищ", который ближе к концу главы? XD
-
-
21.05.2011 в 00:53-
-
23.05.2011 в 01:02читать дальше
-
-
23.05.2011 в 01:09Ещё раз большое тебе спасибо.
-
-
23.05.2011 в 01:13-
-
23.05.2011 в 01:19Да и профессия юриста, если судить по любимым нами страдальцам, тоже не из лёгких. XD
-
-
23.05.2011 в 01:27на неопределенный срок, ибо и он, и папа Джеральд понимали, кто будет кормить и пеленать ребенка, пока отец его скачет на метле xD-
-
12.11.2011 в 11:24Нет, подозреваю, что будь я на месте Фиби и узрев кузена Джеффри в облике Джорджа, вряд ли стала бы отбрыкиваться :разумеется, дражайший кузен, мы непременно должны узнать друг друга поближе...
-
-
12.11.2011 в 15:57Да, полностью согласна) Мне, кстати, недавно снилось, что я целовалась с - правда, молодым - судьей xD
-
-
12.11.2011 в 21:03До чего волнительный сон ! надеюсь, что судья не повел себя чересчур...высокоморально ?
-
-
12.11.2011 в 21:18Увы, сон с моим участием на этом и закончился - продолжение было о том, как бедный юноша женился на кузине Гефсибе и завел потомство в количестве 8-ми штук xD
-
-
12.11.2011 в 21:268 штук ! Пинчены плодятся быстрее кроликов !
-
-
12.11.2011 в 21:29Если бы они так плодились и в романе, у семейства не было бы стольких бед)
-
-
12.11.2011 в 21:44-
-
12.11.2011 в 22:18-
-
12.11.2011 в 22:24"Хоть в тюрьме отдохну..."
-
-
12.11.2011 в 22:42-
-
12.11.2011 в 23:21