Описание: Пропажа пролетария Рато превратно встречена рабочими Парижа.
Персонажи: гражданин Шовлен, Терезия Кабаррус, сэр Перси Блейкни, Колло д'Эрбуа, Жан Мари, народ и пр.
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
От автора: По мотивам романа баронессы Орци
The Triumph of the Scarlet Pimpernel. ***
(I)Братский ужин по улице Вооруженного человека протекал неспешно и пристойно на фоне бурной жизни общества, измученного революционными соблазнами, в том числе и запасом булыжников, которые изымались у мостовой и разили недругов Республики. Веселые трели тарелок, овеянные перезвоном вилок, заполнили чрево Парижа негой сладкого довольства. Посреди стола, что был поближе к фонарю, возлежало блюдо с сельдью; санкюлот, жующий булку, чьи приметы совпадали с намедни украденной из магазинчика, облюбовал ее, желая тайно выманить у соседа, который дегустировал супы.
- Граждане-товарищи! - внезапно гаркнул тот. - Куда Рато запропастился? Я его не вижу среди нас!
Не снискав должного внимания в сытых взорах сотрапезников, Жиль Мари оставил суп, взобрался на трибуну стула и воскликнул с новой силой:
- Куда он делся, друг Рато?..
- Убили его, - подсказал радетель с булкой. - Ущучили, что говорится.
- Да ну!
- А вот!
- Почем ты знаешь?
Пожав плечами, поглотитель булки выложил свой резон:
- Мне сказал один инспектор, он его в канаве видел.
- Так, может, он был пьян!
- Ну, скажешь! Кто, инспектор?
- Да Рато!
- Чушь какая! - возмутился глас народа.
- Вот именно!
- Не всяко по себе судить!
Жиль Мари, пристыженный и оскорбленный, вновь занял место, оттерев штанами свои же неопрятные следы. Вокруг бурлила трапеза: народ делился наболевшим у недругов, соседей и знакомых.
- Жаклин из дому выгнали, - сообщила древняя старушка, глодая суповую кость.
- Да кто же? - ахнула квартирантка, швея солдатского мундира.
- Свои, вестимо!
- За что же?
- Ребенка нагуляла, стерва!..
- Пропал он, значит? - осведомился Жиль Мари, склонившись к хозяину булки. - А кто виновен? Есть кандидатуры?
- Да этот, комитетский! - буркнул санкюлот. - Маленький такой... гаденький.
- Шовлен, что ли?
- Ага, Шовлен! Ростом с пол-меня!
- Невзлюбил Рато?
- Еще бы!..
- И кто отец?
- Говорят, бывший маркиз!
- Эко пал товарищ! Грешить с подобным чучелом... (II)Стол дрогнул от удара кулаком. Тревожно хлюпнули супы; большая сельдь, покинув блюдо с росписью «Казнь Людовика», распласталась одной частью на нем, другой же - на столе, кося с укором на присутствующих.
- Граждане, очнитесь! - воскликнул Жан Мари, немало возмущенный. - Мы здесь сидим за ужином, а старина Рато в канаве охлаждается по милости Шовлена!
В наставшей тишине тем явственней звучали чавканья и хрусты. Время было позднее, народ - голодным, и где Рато, и что Шовлен, их мало волновало: одни обозревали Жана, другие - приостывший суп. Старушка налегла на кость; швея вздыхала о падшей женщине Жаклин, тайно мечтая о маркизе-совратителе, винтажном замке и карете с позолотой. Жан Мари, не привыкший, чтобы друзей его казнили комитетские и бросали по канавам, вновь взобрался на трибуну стула.
- Не к вам ли обращаюсь, граждане? - осведомился он. - Товарищи: Рато, ну кто его не знает? Когда казнят аристократов на старых улицах столицы, нетрудно встретить этого трудягу в лохмотьях и обносках! А кто ловчее всех погружает уголь? Кто лучше всех играет марши на барабане? Конечно, он, Рато!
- И что? - съязвила старая карга.
- А вот что! - крикнул Жан Мари. - К оружию!
Призыв радетеля сподвигнул к переменам. Бросив тарелки, ложки и кружки, сотрапезники выхватили из-под столов лопаты, вилы, косы и прочий полезный инвентарь. Те, кто вышел покушать из своих квартир, опрометью бросились за личными средствами политических реформ - те же, кто был бездомен, хватали со столов ножи и вилки. В том, что Рато - герой, а память его - осквернена, никто не сомневался, особенно перед проспектом набить кому-нибудь физиономию.
- Граждане! - не унимался Жан Мари, овладев республиканским флагом. - Свобода под угрозой! Братство поругано! Бегите за мной, я покажу вам, где скрывается Шовлен!.. ***
Слегка сощурившись, Шовлен определил на люстру край трехцветного шарфа. Ноги его, обутые в туфли скромных размеров, стояли на сиденье табурета, который, в свою очередь, стоял на ветхом стуле, который размещался на истрепанном ковре одной из комнат мамаши Тео - старой ведьмы, в смысле прямом и переносном. Леди Блейкни томилась этажом выше; Терезия Кабаррус обитала в смежной комнате; в доме также находились отряд гвардейцев и Колло д'Эрбуа, который, чертыхаясь и кляня весь белый свет, оттирал своей манжетой сувениры и тотемные фигурки.
Триумф Шовлена был так близок, что слепил ему глаза, и без того подслеповатые по милости природы. Леди Блейкни, украденная из Англии, вот-вот должна была привлечь капитуляцию ее супруга. Держа парадные комнаты в образцовом порядке и бдительности, гражданин не смог противиться идее всеобщего праздника, где подливал бы Блейкни дурное вино из соседнего трактира и дискутировал с ним на темы Революции. Для этих целей он привлек Колло, который помогал ему оформить убогий зал для празднеств: проветрить помещение от волшебных фимиамов, расставить мебель и посуду, подсластить суровый быт и, наконец, осуществить уборку. Лишив гвардейцев всех шарфов, Шовлен решил украсить ими комнату, в том числе и люстру, для чего взобрался на нестойкий постамент.
- Шовлен! - гаркнул Колло. - Вы мне скажите: нет ли свободных баб?..
Бледное лицо гражданина передернулось. Ночные похождения коллег он старался игнорировать, а заплаканных девиц с перспективой рождения отпрысков то от эбертиста, то от якобинца, то от самого Максимильяна Робеспьера немедленно отсылал в Комитет общественного спасения, втайне надеясь, что его от них спасут. Сдавив трехцветный шарф иссохшей ручкой, он отрезал:
- Адреса борделей прочтете в доносах!
(III)- Да что вы взъелись? Ох и натура у вас стервозная...
- Зачем вам женщины?
- Прибраться, говорю, прибраться! Что я должен глотать здесь эту пыль?.. Вон, живет у вас испанка - ее и привлеките, а у меня, между прочим, заседание клуба!
- Когда я говорю, вы слушаете!..
- Ага, попробуй вас, такого, не услышать...
Разразившись эвфемизмами, коллега сплюнул клок волос и принялся гнать тараканов. Шовлен продолжил вешать шарф, грустнея от безвестных дум. Глаза его мрачнели с каждым всполохом свечи, ладони взмокли, пальцы касались триколора без должного благоговения, какое следует питать к атрибуту юной Республики. Покосившись на Колло, он поправил галстук, выждал милости от нервов и, наконец, спросил:
- Скажите: были вы женаты?
Колло, вовлеченный в классовую битву, поперхнулся.
- Чур вас, гражданин Шовлен! - воскликнул он. - Вас послушаешь, так поседеешь! А зачем вам это нужно?
- Мне...
Астматически прокашлявшись, Шовлен убедился, что люстра светит ему в спину, и продолжил:
- Мне интересен сторонний взгляд.
- На что?
- Не ваше дело!..
Призвав к спокойствию больные нервы, Шовлен сподобился на фразу, снабженную досадными запинками:
- Представьте, если в ваши руки попал донос от женщины... в котором она утверждает, что ждет ребенка от известной личности... положим, от гражданина Робеспьера...
- Да ну вас! Чушь какая...
- Я, кажется, сказал: положим!
- С вашей витиеватой речью! Нет, чтобы просто сказать, по-народному: дама залетела и хочет устроить негодяю скандал на всю Республику! Так у вас было?
- При чем здесь я?!
- Не знаю! Вы же говорите!
Чертыхнувшись, гражданин Колло сплюнул на пол с витиеватой красочностью.
- Что, по-вашему, следует делать фигуранту? - проговорил Шовлен, чье веко слегка подергивалось.
- Папаше, что ли?
Хлопнув таракана тряпкой, коллега пристально нахмурился.
- Ну я не знаю! - пожал плечами он. - Жениться?.. Ну что вы там шатаетесь? Шовлен! Вы шею свернете, а мне строчить эпитафии!
Позиция коллеги, возмутившая Колло, и впрямь была причудливой. Протяжно скрипнул стул; нестойкий табурет, не выдержав волнения, заметно покосился. Пальцы Шовлена ощупывали галстук, пытаясь подсобить злосчастным легким. Узел черного шелка, встревоженный и сбитый, сползал тем ближе к розовеющему уху.
- Что за люди пошли! - фыркнул Колло. - Что за время! Вы простите, что я так, но нужно высказаться. Призвал меня намедни наш общий шеф и говорит: что вы делали сегодня вечером, Колло? Я ему: Максимильян, поймите! У вас роман с Республикой и вы в два ночи все сидите за бумажками, а мне бумажка не заменит женщин! Он весь насупился, позеленел, как овощ, и говорит: нас вас одни доносы, на всех одни доносы, провианта мало, а вы нам делаете новых французов! Я стою, в кулак смеюсь: откуда, думаю, он все об этом знает? Никак сказать, влияние Сен-Жюста - язык у сопляка, что помело! Вы читали его творения?
- Не читал и не думаю!.. - отрезал гражданин, теряя равновесие, духовно и физически. Уши Шовлена пылали спелою свеклой.