Falcon in the Dive
К слову-1: я, наконец, поняла, к чему же был цилиндр. Как и предполагалось, ответы на то, что в конце, имеются в самом начале) И все больше мне кажется, что инспектор свой символически-притчевый долг уже к тому времени выполнил и перевыполнил.
К слову-2: а как вам такая фраза епископа из О-78, которую я что-то не нашла в каноне? "Понимаю, что вы, господа [жандармы], исполняете свой долг, и не виню вас..." Вот это ведь только в фильмах бывает, что говорят такое, ведь верно?)
К слову-3: мне еще кажется вот что. Все мы признаем, что инспектор есть и человек, и символ. Вот только символ он у нас непонятно чего)
Мнения, правосудие, опасности подмены понятий, а также о том, чьими глазами Вальжан смотрит на мир, 500 с., илл.Я сейчас не беру гюгошную риторику, он на любого мог навесить 500+ референтов, у него даже один и тот же символ, на самом деле символический, вроде человека за бортом, применим и к одному, и к третьему. Я бы могла поспорить с тем, что "общественного мнения" - какое именно соотношение имеют это мнение и закон? Разве что так: и первое, и второе бывают несправедливыми, но ведь многое в мире несправедливо у нас, это ведь не значит, что все синонимично другому) В чем я вижу различие? Общественное мнение субъективно и личностно: хороший его представитель - какой-нибудь зазнавшийся аристократ или деревенская кумушка, это мы прекрасно понимаем. Закон в сравнении с ним гораздо более объективен и безличен: мнение - это совокупность стереотипов, закон - система правил и регуляций. Вот в том-то и дело, что: а) инспектор не принадлежит обществу, он им давно был отвержен, как и Жан; б) у инспектора нет своего мнения по большинству вопросов, которых касается мнение общественное, говоря иными словами - он не способен судить людей, так как людей в упор не видит; в) в случае с той же Фантиной и ее обидчиком уже становится ясно, что инспектор, в лучшем случае, орудие этого мнения, а не творец и не выразитель: если бы он, и правда, ненавидел проституток, то и слушать бы не стал, и задумываться крепко о справедливой (с его т. зр.) мере наказания не задумывался бы. Фантина для него вообще не существует: если девицы с фабрики могли относиться к ней с насмешкой и злобой, то инспектору это не важно и не нужно, есть преступница, ее нужно наказать и о ней забыть. Что жители Монрейля, забывшие все добро месье мэра за два дня - символ мнения, это да, с этим я соглашусь, что инспектор - ну, это вряд ли. Инспектор воспринимает данные общественного мнения через призму закона: все антисоциальные элементы для него зло, все социальные - добро априори. Он, как это было правильно подмечено, не ассоциирует зло и добро с человеком, для него это термины интерпретации чужих поступков.
***
Хорошо, что же тогда остается? Вот с чем я соглашусь, так это что инспектор у нас символ слепоты правосудия. Это, пожалуй, единственная линия, которая протянута автором до победного конца: и как он не узнавал и узнавал месье мэра, и как обращался к Жану то на "ты", то на "вы", и даже как в конце не смог разглядеть благородство собственного поступка (это в "официальном" варианте). Заметим, что именно слепота правосудия позволяет Жану так удачно скрываться от инспектора: то в гробу, то неузнанным из-за того, что его объявили мертвым, а косвенно - даже в эпизоде с сестрой Симплицией. А теперь смотрите, что выходит: система закона несправедлива и беспощадна, но при этом же слепа, беспомощна и абсурдна. И тут идет капитальная подмена понятий: во многих фильмах и пр., где инспектор выставлен "неумолимым и неутомимым преследователем Жана" (тм) мы видим некие отголоски уже фольклора Второй мировой и, в частности, полицейской машины рейха. Ни по масштабности действий, ни по эффективности, ни по идеологической составляющей ничего такого во Франции тех времен, я думаю, не было. Не было такого, чтобы "схватить до последнего и всех уничтожить". Что автор клеит из инспектора некоего ангела мести, всесильного, всезнающего и неотступного - это не более, чем метафора и украшение стиля (у Гюго вообще не поймешь, то ли это реальные мысли инспектора, то ли упражнения в красивой словесности). Никаким он не был ни всесильным, ни мстителем, ни, тем более, всевидящим и всезнающим: он, наоборот, то и дело ошибался с Вальжаном, иначе Жан давно бы сидел за решеткой) Жаверу-человеку этот Вальжан триста лет не нужен: да, было неприятно с доносом и Парижем, да, вспылил, не выдержал, а потом ведь, после своего освобождения, взял и пошел заниматься другими делами, а не силой вломился обратно на баррикаду, чтобы покарать ненавистного) Жавер-символ видит Жана, только когда видит, и атакует со всей мощью только в этом случае. Собственно, насчет страшной внешности можно спорить - его внешние проявления редко когда отражали внутренние, да и потом, ну не повезло человеку с красивой внешностью, и что с того, символ - не символ) Заметим, что никаких "ангелов с мечами" нам не является нигде, кроме как истории с Жаном - вспомним Мариуса, вспомним банду Тенардье, да ту же революцию. А теперь представим, что автору этот "ангел мести" нужен был только для того, чтобы символизировать опасности для Жана: я даже рискну предположить, что, если говорить о т.н. перспективе, то в случае дуэта Жан-Жавер перспектива нам раскрывается, по большей части, жановская. Вспомним, что на каторге Жан и представлял тюремную систему в качестве некоей системы, бесчеловечной, фантастической. Вспомним также, что, вопреки всему, Жан у нас - человек весьма и весьма впечатлительный. Был бы другим - да с теми же подсвечниками и мальчиком, разве так бы себя обычный волевой и суровый мужчина повел? Да, вполне возможно, что раскаялся бы, но ведь не так, что "весь мир рухнул, я хуже сатаны, только если стану лучше епископа, то смогу жить нормально". Вот эта экзальтация - не могла ли она продолжаться и дальше? Не могло ли вообще все начальное восприятие инспектора в Монрейле быть несобственно прямой речью Вальжана? Ведь тогда все удивительным образом сходится: если были в нем параноидальные черты, то он вполне мог вообразить из инспектора не то вечного преследователя, не то кого-нибудь еще. Да, Жану не повезло: с момента его разоблачения и до самого финала единственным, кто мог узнать и разоблачить его, остался Жавер. Именно с ним Жана сталкивает жизнь, раз за разом: конечно, тут подумаешь) И что же у нас получается: Жавер не видит Жана, Жан не видит Жавера)) Для Жана Жавер - суть то же правосудие: да, он виновен, но и оно жестоко, и поэтому он "приговаривает его к своей ненависти". Что, не так, скажете? А Фантина - чем она лучше, это вообще сверх-экзальтированный персонаж) Да вспомним Мариуса: хоть Мариус и такой-сякой, а инспектора он ведь видит совершенно по-иному. Так кто же прав?) Какой инспектор - простите, нафиг - "страшный человек"? Кому он страшен - самому Гюго? Страшным он был бы, будь он маньячно-полоумным, жестоким и неумолимым преследователем Жана напару с пылающим мечом)
***
А теперь обещанные иллюстрации: вот есть у нас два инспектора, которые страдают по вине сценаристов, это Джеффри Раш:
...и Шарль Ванель:
Что их объединяет? Нет, не так: в чем их различие? Вот в случае с Рашем авторы фильма пытаются приблизиться к тому самому "страшный человек" (из-за чего делают его злодеем, ага). Вот этому инспектору, и правда, не стоит попадаться на дороге: такой лоб себе расшибет, а Вальжана достанет из-под земли. Вот она где, эта статуя неумолимого рока) Что Ванель? А это ведь прецедент, я вам скажу, прецедент в стиле Энтони, вот только Энтони и канон рядом не ночевали)) Я скажу так: внешне Ванель символичен, его так снимают, но какое актеру дело до того, как снимают образ, который он видит совсем иным?) Ведь он живой, даже очень живой, это вполне себе обычный и нормальный полицейский: честный, ответственный, цепкий, обстоятельный. Это человек, у него есть чувство юмора, он по совести относится к своим обязанностям, но не прыгает, сломя голову, в окно за Жаном и не клянется его вечно преследовать) Я скажу больше: это, в общем-то, и есть тот самый человек, который с изумлением взирает на то, как на него навешивают не ясные ему мораль и символизм. Думаю, что наша общая беда в том, что мы не актеры (?). Да, мы можем писать фики, но нет ничего легче, чем в словесном творчестве соединить человека и символ, человека живого и мотивы гротескной фантастики. А как играть символ? А никак) Метафора, как известно, существует разве что в словесном искусстве, потому как даже если нарисованный волк - это метафора, он не может быть одновременно и человеком, и волком. Думаю, что играть один символ актеру (хорошему актеру!) было бы банально скучно. Где политика партии позволяла избавиться от надоедливой символичности, там это сделали - не скажу, что не люблю символичность, скорее, наоборот, но адекватным ее присутствие назову только в О-35. В О-34, о чем я веду речь, символ заметно конфликтует с человеком (то же, правда, в иных терминах, можно углядеть и в О-98, но в О-98 вообще сценарий лажа, потому не будем его трогать всуе)). Символичен ли инспектор в сцене ареста Фантины? Ага. А через пару секунд, когда рука спасена из тлетворных объятий истеричной женщины, что нам месье Шарль показывает? Скептическую такую ухмылку, мол, вот это была комедия, н-да, месье домкрат и мэр? Я думаю, может, поэтому и не сняли ни его лица в сцене ареста, ни (вообще никак) сцену ареста месье мэра - вы помните, что там было по канону. Либо начали снимать, но вовремя поняли, что мэтр французского кино, подобно своему герою, дико упрям и не снимается в том, чего "не видит" xD Вот сцена на мосту - ведь тоже ее нет) Подводя итоги: моя претензия к символичности состоит в том, что именно она ни за что погубила инспектора. В О-35 эта проблема была решена с наибольшей адекватностью, в О-34 мы уже видим тот самый конфликт между символом и человеком. В О-78 конфликт полностью снимается, в О-58 инспектор вообще слит, в О-98 бедняга Раш борется в гордом одиночестве) То есть, не так: Гюго нам упорно запрещает видеть в инспекторе человека, он хочет, чтобы был виден только символ, и не каждый решается отступить от этого полностью. За что, кстати, я начинаю все больше уважать Ванеля.
К слову-2: а как вам такая фраза епископа из О-78, которую я что-то не нашла в каноне? "Понимаю, что вы, господа [жандармы], исполняете свой долг, и не виню вас..." Вот это ведь только в фильмах бывает, что говорят такое, ведь верно?)
К слову-3: мне еще кажется вот что. Все мы признаем, что инспектор есть и человек, и символ. Вот только символ он у нас непонятно чего)
Мнения, правосудие, опасности подмены понятий, а также о том, чьими глазами Вальжан смотрит на мир, 500 с., илл.Я сейчас не беру гюгошную риторику, он на любого мог навесить 500+ референтов, у него даже один и тот же символ, на самом деле символический, вроде человека за бортом, применим и к одному, и к третьему. Я бы могла поспорить с тем, что "общественного мнения" - какое именно соотношение имеют это мнение и закон? Разве что так: и первое, и второе бывают несправедливыми, но ведь многое в мире несправедливо у нас, это ведь не значит, что все синонимично другому) В чем я вижу различие? Общественное мнение субъективно и личностно: хороший его представитель - какой-нибудь зазнавшийся аристократ или деревенская кумушка, это мы прекрасно понимаем. Закон в сравнении с ним гораздо более объективен и безличен: мнение - это совокупность стереотипов, закон - система правил и регуляций. Вот в том-то и дело, что: а) инспектор не принадлежит обществу, он им давно был отвержен, как и Жан; б) у инспектора нет своего мнения по большинству вопросов, которых касается мнение общественное, говоря иными словами - он не способен судить людей, так как людей в упор не видит; в) в случае с той же Фантиной и ее обидчиком уже становится ясно, что инспектор, в лучшем случае, орудие этого мнения, а не творец и не выразитель: если бы он, и правда, ненавидел проституток, то и слушать бы не стал, и задумываться крепко о справедливой (с его т. зр.) мере наказания не задумывался бы. Фантина для него вообще не существует: если девицы с фабрики могли относиться к ней с насмешкой и злобой, то инспектору это не важно и не нужно, есть преступница, ее нужно наказать и о ней забыть. Что жители Монрейля, забывшие все добро месье мэра за два дня - символ мнения, это да, с этим я соглашусь, что инспектор - ну, это вряд ли. Инспектор воспринимает данные общественного мнения через призму закона: все антисоциальные элементы для него зло, все социальные - добро априори. Он, как это было правильно подмечено, не ассоциирует зло и добро с человеком, для него это термины интерпретации чужих поступков.
***
Хорошо, что же тогда остается? Вот с чем я соглашусь, так это что инспектор у нас символ слепоты правосудия. Это, пожалуй, единственная линия, которая протянута автором до победного конца: и как он не узнавал и узнавал месье мэра, и как обращался к Жану то на "ты", то на "вы", и даже как в конце не смог разглядеть благородство собственного поступка (это в "официальном" варианте). Заметим, что именно слепота правосудия позволяет Жану так удачно скрываться от инспектора: то в гробу, то неузнанным из-за того, что его объявили мертвым, а косвенно - даже в эпизоде с сестрой Симплицией. А теперь смотрите, что выходит: система закона несправедлива и беспощадна, но при этом же слепа, беспомощна и абсурдна. И тут идет капитальная подмена понятий: во многих фильмах и пр., где инспектор выставлен "неумолимым и неутомимым преследователем Жана" (тм) мы видим некие отголоски уже фольклора Второй мировой и, в частности, полицейской машины рейха. Ни по масштабности действий, ни по эффективности, ни по идеологической составляющей ничего такого во Франции тех времен, я думаю, не было. Не было такого, чтобы "схватить до последнего и всех уничтожить". Что автор клеит из инспектора некоего ангела мести, всесильного, всезнающего и неотступного - это не более, чем метафора и украшение стиля (у Гюго вообще не поймешь, то ли это реальные мысли инспектора, то ли упражнения в красивой словесности). Никаким он не был ни всесильным, ни мстителем, ни, тем более, всевидящим и всезнающим: он, наоборот, то и дело ошибался с Вальжаном, иначе Жан давно бы сидел за решеткой) Жаверу-человеку этот Вальжан триста лет не нужен: да, было неприятно с доносом и Парижем, да, вспылил, не выдержал, а потом ведь, после своего освобождения, взял и пошел заниматься другими делами, а не силой вломился обратно на баррикаду, чтобы покарать ненавистного) Жавер-символ видит Жана, только когда видит, и атакует со всей мощью только в этом случае. Собственно, насчет страшной внешности можно спорить - его внешние проявления редко когда отражали внутренние, да и потом, ну не повезло человеку с красивой внешностью, и что с того, символ - не символ) Заметим, что никаких "ангелов с мечами" нам не является нигде, кроме как истории с Жаном - вспомним Мариуса, вспомним банду Тенардье, да ту же революцию. А теперь представим, что автору этот "ангел мести" нужен был только для того, чтобы символизировать опасности для Жана: я даже рискну предположить, что, если говорить о т.н. перспективе, то в случае дуэта Жан-Жавер перспектива нам раскрывается, по большей части, жановская. Вспомним, что на каторге Жан и представлял тюремную систему в качестве некоей системы, бесчеловечной, фантастической. Вспомним также, что, вопреки всему, Жан у нас - человек весьма и весьма впечатлительный. Был бы другим - да с теми же подсвечниками и мальчиком, разве так бы себя обычный волевой и суровый мужчина повел? Да, вполне возможно, что раскаялся бы, но ведь не так, что "весь мир рухнул, я хуже сатаны, только если стану лучше епископа, то смогу жить нормально". Вот эта экзальтация - не могла ли она продолжаться и дальше? Не могло ли вообще все начальное восприятие инспектора в Монрейле быть несобственно прямой речью Вальжана? Ведь тогда все удивительным образом сходится: если были в нем параноидальные черты, то он вполне мог вообразить из инспектора не то вечного преследователя, не то кого-нибудь еще. Да, Жану не повезло: с момента его разоблачения и до самого финала единственным, кто мог узнать и разоблачить его, остался Жавер. Именно с ним Жана сталкивает жизнь, раз за разом: конечно, тут подумаешь) И что же у нас получается: Жавер не видит Жана, Жан не видит Жавера)) Для Жана Жавер - суть то же правосудие: да, он виновен, но и оно жестоко, и поэтому он "приговаривает его к своей ненависти". Что, не так, скажете? А Фантина - чем она лучше, это вообще сверх-экзальтированный персонаж) Да вспомним Мариуса: хоть Мариус и такой-сякой, а инспектора он ведь видит совершенно по-иному. Так кто же прав?) Какой инспектор - простите, нафиг - "страшный человек"? Кому он страшен - самому Гюго? Страшным он был бы, будь он маньячно-полоумным, жестоким и неумолимым преследователем Жана напару с пылающим мечом)
***
А теперь обещанные иллюстрации: вот есть у нас два инспектора, которые страдают по вине сценаристов, это Джеффри Раш:
...и Шарль Ванель:
Что их объединяет? Нет, не так: в чем их различие? Вот в случае с Рашем авторы фильма пытаются приблизиться к тому самому "страшный человек" (из-за чего делают его злодеем, ага). Вот этому инспектору, и правда, не стоит попадаться на дороге: такой лоб себе расшибет, а Вальжана достанет из-под земли. Вот она где, эта статуя неумолимого рока) Что Ванель? А это ведь прецедент, я вам скажу, прецедент в стиле Энтони, вот только Энтони и канон рядом не ночевали)) Я скажу так: внешне Ванель символичен, его так снимают, но какое актеру дело до того, как снимают образ, который он видит совсем иным?) Ведь он живой, даже очень живой, это вполне себе обычный и нормальный полицейский: честный, ответственный, цепкий, обстоятельный. Это человек, у него есть чувство юмора, он по совести относится к своим обязанностям, но не прыгает, сломя голову, в окно за Жаном и не клянется его вечно преследовать) Я скажу больше: это, в общем-то, и есть тот самый человек, который с изумлением взирает на то, как на него навешивают не ясные ему мораль и символизм. Думаю, что наша общая беда в том, что мы не актеры (?). Да, мы можем писать фики, но нет ничего легче, чем в словесном творчестве соединить человека и символ, человека живого и мотивы гротескной фантастики. А как играть символ? А никак) Метафора, как известно, существует разве что в словесном искусстве, потому как даже если нарисованный волк - это метафора, он не может быть одновременно и человеком, и волком. Думаю, что играть один символ актеру (хорошему актеру!) было бы банально скучно. Где политика партии позволяла избавиться от надоедливой символичности, там это сделали - не скажу, что не люблю символичность, скорее, наоборот, но адекватным ее присутствие назову только в О-35. В О-34, о чем я веду речь, символ заметно конфликтует с человеком (то же, правда, в иных терминах, можно углядеть и в О-98, но в О-98 вообще сценарий лажа, потому не будем его трогать всуе)). Символичен ли инспектор в сцене ареста Фантины? Ага. А через пару секунд, когда рука спасена из тлетворных объятий истеричной женщины, что нам месье Шарль показывает? Скептическую такую ухмылку, мол, вот это была комедия, н-да, месье домкрат и мэр? Я думаю, может, поэтому и не сняли ни его лица в сцене ареста, ни (вообще никак) сцену ареста месье мэра - вы помните, что там было по канону. Либо начали снимать, но вовремя поняли, что мэтр французского кино, подобно своему герою, дико упрям и не снимается в том, чего "не видит" xD Вот сцена на мосту - ведь тоже ее нет) Подводя итоги: моя претензия к символичности состоит в том, что именно она ни за что погубила инспектора. В О-35 эта проблема была решена с наибольшей адекватностью, в О-34 мы уже видим тот самый конфликт между символом и человеком. В О-78 конфликт полностью снимается, в О-58 инспектор вообще слит, в О-98 бедняга Раш борется в гордом одиночестве) То есть, не так: Гюго нам упорно запрещает видеть в инспекторе человека, он хочет, чтобы был виден только символ, и не каждый решается отступить от этого полностью. За что, кстати, я начинаю все больше уважать Ванеля.
@темы: Приказано играть, Вавилонская библиотека, Я обвиняю, Les Mis
-
-
04.03.2011 в 10:18символ слепоты Вот блин, слепота... Как я раньше не задумался. Тут даже шаг в Сену логично вписывается. Человек, внезапно прозревший, первое время полностью дезориентирован. Он просто не понимает, куда ему двигаться. Он плохо понимает даже, что происходит. По описаниям "все начинает валиться на тебя, кажется, что вот-вот упадешь"...
-
-
04.03.2011 в 10:44"Месье Фошлеван. Быстро бегаете..." ))
-
-
04.03.2011 в 11:23-
-
04.03.2011 в 11:28-
-
04.03.2011 в 11:35-
-
04.03.2011 в 11:39Прошло несколько секунд, его левая рука медленно поднялась, и он снял
фуражку; потом, все так же медленно, рука его опустилась, и Жан Вальжан
вновь предался созерцанию, держа в левой руке фуражку, а в правой - железный
брусок
Внезапно Жан Вальжан надел фуражку, затем быстро, не глядя на епископа,
прошел вдоль кровати прямо к шкафчику, видневшемуся у изголовья; он поднял
железный брус, видимо желая взломать замок, но ключ торчал в скважине; он
открыл дверцу; первое, что он увидел, была корзинка с серебром; он взял ее,
прошел большими шагами, без всяких предосторожностей и не обращая внимания
на производимый им шум, через всю комнату, дошел до двери, вошел в молельню,
распахнул окно, схватил палку, перешагнул через подоконник, положил серебро
в ранец, бросил корзинку на землю, пробежал по саду и, с ловкостью тигра
перепрыгнув через забор, скрылся.
-
-
04.03.2011 в 11:46-
-
04.03.2011 в 11:52Да, без Вальжана никуда... ))
-
-
04.03.2011 в 12:03-
-
04.03.2011 в 12:09-
-
04.03.2011 в 16:31