Falcon in the Dive
По просьбам читателей перевожу главу 25 из романа The Triumph of the Scarlet Pimpernel все той же баронессы Орци. Глава большая, поэтому буду выставлять поэтапно. Традиционно предупреждаю, что не дружу с французскими названиями и фамилиями)
Глава 25. Четыре дня.
...
Что случилось в последующие несколько секунд, Шовлен сам бы не смог ответить: ступил ли он намеренно в прихожую Катрин Тео, или же его подтолкнула незримая рука? Ясно было одно: когда он пришел в себя, то обнаружил, что сидит на одной из скамей, прижавшись к стене спиной, а прямо напротив, разглядывая его лениво, из-под век, стоит его злейший враг - обходительный, элегантный, невозмутимый сэр Перси Блейкни.
Прихожая была очень темной. Кто-то успел зажечь сальные свечи на люстре - они бросали слабый, мерцающий свет на отсыревшие стены, на голый пол, на окна, закрытые ставнями; а тонкая спираль едкого дыма, тем временем, поднималась к закопченному потолку.
Терезии Кабаррус нигде не было. Шовлен озирался, выглядя, словно забитое животное, запертое в клетке с мучителем. Он отчаянно пытался вернуть себе спокойствие, взывая к той смелости, что никогда его не покидала. По правде говоря, Шовлен в жизни не испытывал физического страха и не боялся ни смерти, ни гнева того, с кем он столь жестоко поступил и кого преследовал с ярой ненавистью. Нет! смерти от рук Алого Первоцвета он не боялся, опасаясь лишь насмешек, унижений, всех этих планов - храбрых, дерзких, невозможных - мысли о которых, как он чувствовал, уже кипели в мозгу его злейшего врага, в то время как лицо его оставалось невозмутимым, а ленивые глаза - насмешливыми, и весь этот вид был способен свести Шовлена с ума.
Дерзкий искатель приключений, не лучше шпиона, вопреки дворянской физиономии и высокомерному, презрительному виду, - этот назойливый бандит-англичанин был единственным человеком в мире, борьба с которым приносила Шовлену лишь позор и осмеяние, выставляя его посмешищем перед теми, над кем он хотел бы возвыситься. И когда ему снова пришлось смотреть в эти, до странности вызывающие, глаза, он взглянул в них так, словно готовился к дуэли с достойным противником, при этом чувствуя все прежний, необъяснимый ужас, от которого он немел и лишался трезвого рассудка, что, увы, случалось в присутствии врага.
Он не мог понять, почему Терезия Кабаррус его бросила. Даже женщина, будь она другом, могла бы своим присутствием оказать ему моральную поддержку.
- Вы, должно быть, ищете мадам де Фонтене, месье Шобертин? - беспечно произнес сэр Перси, словно прочтя его мысли. - Дамы - ах, дамы! Привносят шарм, пикантность, верно? Даже в самые сухие разговоры.
- Увы! - продолжил он, с деланой насмешкой. - Мадам де Фонтене сбежала, едва заслышав мой голос! Нашла прибежище в логове старой ведьмы, совещаясь с духами, как бы ей вырваться, дверь ведь заперта... Ужасно неудобно, все эти запертые двери, когда прелестной женщине хочется быть по другую их сторону. Что думаете, месье Шобертин?
- Я думаю, сэр Перси, - выдавил из себя Шовлен, призвав на помощь всю храбрость и смекалку, чтобы стать хозяином столь унизительного положения, - думаю о другой прелестной женщине, которая находится в в комнате прямо над нами и также была бы счастлива оказаться по другую сторону запертой двери.
- Мысли ваши, - ответил сэр Перси, чуть усмехнувшись, - всегда столь откровенны, мой милый месье Шобертин. Что странно, как раз сейчас мне пришла одна такая в голову - не очень-то невыполнимая - вытрясти душу из вашего мелкого, безобразного тельца и придушить вас, словно крысу.
- Душите, милый сэр Перси, душите! - парировал Шовлен, с фальшивым, но убедительным спокойствием. - Пусть я буду ничтожной [в оригинале "puny" - прим. пер.] крысой, а вы - самым величественным львом; но даже если мое бездыханное, искалеченное тело будет лежать на каменном полу у ваших ног, леди Блейкни по-прежнему останется пленницей в наших руках.
- А вы по-прежнему будете носить худшую пару штанов, какие я только видел в своей жизни! - ответил сэр Перси, и бровью не поведя. - Господи, боже... Вы, что, отправили на гильотину всех достойных парижских портных?
- Наглеем, сэр Перси? - сухо заметил Шовлен. - Хоть последние несколько лет вы и играли роль безмозглого простофили, я, знаете ли, помню, что за всем этим притворством таится здравый смысл.
- Боже, как вы мне льстите! - беззаботно воскликнул сэр Перси. - Помнится, в нашу прошлую встречу вы не были обо мне столь высокого мнения, когда почтили меня честью вести с вами разговор. Это случилось в Нанте - помните?
- И в Нанте, и с других местах вам удалось обхитрить меня.
- Нет, что вы! - возразил сэр Перси. - Не обхитрить. Всего лишь выставить вас чертовым болваном!
- Зовите это, как хотите, - сказал Шовлен, пожав плечами с безразличием. - Удача не раз вам улыбалась. Как я и говорил, у вас были поводы посмеяться над нами в прошлом, и вне сомнений, вы и сейчас считаете, что вам снова удастся этот трюк.
- Я очень доверяю впечатлениям, друг мой. Мое сегодняшнее впечатление о вашей очаровательной персоне вовек не изгладится из моей памяти.
- Сэр Перси Блейкни гордится своей острой памятью, как и многими другими достоинствами. Среди них - его страсть к приключениям и отвага, которая неизменно приводит его в сети, расставленные для него. Леди Блейкни...
- Не называйте ее имя, дружище! - прервал его сэр Перси с притворной неторопливостью. - Иначе, боюсь, не пройдет и минуты, как вы окажетесь мертвецом!
- Я недостоин произносить ее имя, c'est entendu [все ясно - прим. пер.], - заметил Шовлен с насмешливой скромностью. И все же, сэр Перси, именно с этой милой леди будут связаны наши судьбы в течение нескольких последующих дней. Можете убить меня. Конечно, в эту минуту я всецело в вашей власти. Но прежде чем решиться на столь отчаянный шаг, вы позволите мне немного прояснить ситуацию?
- Господи! - воскликнул сэр Перси с причудливым смешком. - Ведь я за этим и явился! Вы думали, я искал вашей любезной компании, только лишь ради удовольствия видеть ваше милое личико?
- Я всего лишь хотел поведать вам, сэр Перси, о тех опасностях, которые поджидают леди Блейкни, если вы примените ко мне силу. Это ведь вы желали разговора, а не я.
- Вы правы, милый друг, неизменно правы; я больше вас не прерву. Прошу вас, говорите.
- Позвольте мне быть откровенным. В данный момент в комнате наверху находится дюжина парней из Национальной гвардии. Каждый из них знает, что отправится на гильотину, если упустит пленницу; и знает, что получит награду в десять тысяч ливров в тот день, когда поймает Алого Первоцвета. Хороший стимул для бдительности, не так ли?
- Но это не все, - твердо продолжил Шовлен, подметив, что сэр Перси явно погрузился в свои мысли. - Эти люди подчиняются капитану Бойе, а он осведомлен, что каждый день, в условленный час - точнее говоря, в семь вечера, - я буду заходить к нему и спрашивать о том, как поживает пленница. Если - запомните, сэр Перси! - если в любой день я не явлюсь к нему в назначенный час, капитану следует тут же ее застрелить...
Последнее слово едва успело сорваться с его губ, внезапно оборвавшись хрипом. Сэр Перси схватил его за горло и затряс, будто крысу.
- Жалкий трус! - зловеще прошептал он, приблизив свое лицо вплотную к лицу врага и сцепив зубы. Глаза его больше не блестели добродушием и мягкой снисходительностью - они пылали безудержным, сокрушительным гневом. - Проклятый - жалкий - трус! Видят небеса...
И вдруг он ослабил хватку, а выражение его лица вмиг изменилось, словно незримая рука стерла с него всю ярость и ненависть. Глаза смягчились под тяжелыми веками, сжатые губы изогнулись в насмешливой улыбке. Он отпустил горло террориста; и несчастный, задыхаясь и глотая воздух, навалился на стену. Он пытался удержаться на ногах изо всех сил, но у него тряслись колени: наконец, ослабленный и беспомощный, он упал на ближайшую скамью, в то время, как сэр Перси выпрямился во весь высокий рост [ну, кто бы сомневался - прим. пер.], безмятежно потер изящные руки, словно стряхивая с них пыль, и произнес, мягко, с добродушной насмешкой:
- Поправьте же ваш галстук! Какой у вас премерзкий вид!
Он подтянул к себе угол скамьи, развалился на ней и, держа в руках подзорную трубу, наблюдал с безупречной невозмутимостью, как Шовлен машинально приводит себя в порядок.
- Так-то лучше! - сказал он, одобрительно. - Только поправьте галстук сзади... чуть правее... а теперь манжеты... Ну вот, на вас снова приятно смотреть! Сущий образец элегантности и рассудительности, месье Шобертин, я вам клянусь!
- Сэр Перси!.. - злобно огрызнулся Шовлен.
- Прошу принять мои извинения, - продолжил тот, учтиво. - Я чуть не вышел из себя - мы, в Англии, зовем это дурными манерами. Больше такого не повторится. Умоляю, продолжайте ваш рассказ. Так интересно, черт возьми! Кажется, вы говорили о том, чтобы хладнокровно убить женщину...
- Не так уж хладнокровно, - возразил Шовлен, на сей раз немного уверенней. - Мысли о справедливом возмездии распалили мою кровь.
- Пардон! Моя ошибка! Как вы и говорили...
- Это вы нам вредите! Вы, вечный Алый Первоцвет, и ваша проклятая банда! Мы защищаемся, как можем, - используем любые средства...
- Такие, как убийство, подлость, похищение... панталоны такого покроя, что и святого выведут из себя.
- Убийство, похищение, подлость - как вам угодно, сэр Перси, - ответил Шовлен, не уступая тому в хладнокровии. - Вот если бы вы прекратили вмешиваться в наши дела после того, как впервые избежали наказания за ваши проделки, - не оказались бы в столь печальном положении, а все из-за ваших интриг. Оставь вы нас в покое - и мы бы давно уже о вас забыли.
- Это было бы так печально, дорогой месье Шобертин, - возразил Блейкни со всей серьезностью. - Не хотелось бы мне, чтобы вы меня забывали. Уж поверьте: в последние два года я так славно развлекся, что не променял бы это удовольствие даже на то, чтобы увидеть, как вы и ваши друзья примете ванну или же приведете ваши пряжки на обуви в благопристойный вид.
- Через несколько дней, сэр Перси, вам будет не до развлечений, - сухо заметил Шовлен.
- Как?.. - воскликнул сэр Перси. - Комитет общественной безопасности разом примет ванну? Или Революционный трибунал? Кто из них?
Но Шовлен твердо решил не терять присутствия духа. Этот человек вызывал в нем столь глубокое отвращение, что он не чувствовал ни злобы, ни обиды - только холодную, расчетливую ненависть.
- Вам снова доставляет удовольствие бороться с неизбежным, - сухо парировал он.
- Ах! - беззаботно воскликнул сэр Перси. - Неизбежность всегда выказывала мне симпатию.
- Боюсь, что не на сей раз, сэр Перси.
- Да ну? Неужто вы собрались... - и он многозначительно провел рукой у горла.
- Чем скорее, тем лучше.
Тогда сэр Перси поднялся и торжественно заявил:
- Вы правы, милый друг, совершенно правы. Задержки всегда чреваты. Хотите получить мою голову, что же - поторопитесь с этим. Ожидания доводят меня до слез.
Зевнув, он сладко потянулся.
- Я дьявольски устал, - заметил он. - Вам не кажется, что наша беседа порядком затянулась?
- В том не моя вина, сэр Перси.
- Моя, лишь моя, клянусь вам! Но, черт возьми! Я же должен был сказать вам, как ужасно сшиты ваши панталоны.
- А я - что мы готовы помочь вам скорее покончить с этим делом.
- С вот этим?
И вновь сэр Перси провел рукой у горла. Затем он задрожал.
- Б-р-р-р! - воскликнул он. - Не подумал бы, что вы так спешите.
- Ждем вашей милости. Не стоит леди Блейкни так долго находиться в неведении. Через три дня - вас это устроит?..
- Пусть будет четыре, дорогой месье Шобертин, - и я навечно останусь у вас в долгу.
- Значит, через четыре дня, сэр Перси, - сказал Шовлен, не скрывая сарказма. - Видите, как сильно я желаю примирения? Четыре дня, вы говорите? Прекрасно; еще четыре дня наша пленница проведет в комнате наверху... а после...
Он замолчал - должно быть, помимо своей воли ужаснувшись той дьявольской идее, которая его посетила - по внезапному наитию, словно нашептанная неким злым духом. Он твердо взглянул в лицо своего врага, Алого Первоцвета. Осознав свою силу, он больше не боялся. В тот миг его охватило непреодолимое желание увидеть, как потухнет огонек насмешки в его глазах, ленивых и пустых, - или же подметить, как его изящную руку, украшенную бесценным брабантским кружевом, охватит самая незаметная дрожь.
Какое-то время в убогой, сырой прихожей царила абсолютная тишина - ее нарушало лишь тяжелое, хриплое дыхание одного из присутствующих. Им не был сэр Перси Блейкни. Он оставался совершенно спокойным, по-прежнему держа подзорную трубу и улыбаясь добродушной улыбкой. Тогда Шовлен и озвучил свой дьявольский план.
- Еще четыре дня, - медленно повторил он, - наша пленница проведет в комнате наверху... А после капитан Бойе получит приказ расстрелять ее.
И вновь воцарилась тишина - на сей раз, ненадолго; а в это время, у берегов подземной реки Стикс, где нет подсчета Времени, ликовали демоны и призраки, восхищенные человеческим коварством.
Шовлен ждал ответа на свою чудовищную угрозу - казалось, грязные стены, и те вслушивались в тишину. Сверху доносился размеренный топот - кто-то вышагивал по голому полу. И вдруг в прихожей раздался манерный, беззаботный смех.
- Вы действительно одеты хуже некуда, дружище Шобертин, - сказал сэр Перси с исключительным добродушием. - Позвольте, я поделюсь с вами адресом славного маленького портного, которого я намедни нашел в Латинском квартале. Ни один приличный человек не взойдет на эшафот в таком жилете, как у вас. А ваша обувь...
Он снова зевнул.
- Прошу простить! Я вчера поздно вернулся из театра и не выспался. Позвольте откланяться?
- Разумеется, сэр Перси! - любезно произнес Шовлен. - Вы можете уйти - я один и безоружен, а в доме толстые стены, и мне не докричаться до гвардейцев наверху. Да и вы так проворны, что, несомненно, успеете выскользнуть задолго до того, как капитан Бойе и его люди придут мне на помощь. Да, сэр Перси: вы сейчас свободный человек! И можете покинуть невредимым этот дом. Но даже в эту минуту - вы ведь не столь свободны, как вам хотелось бы, не так ли? Вы можете презирать меня, унизить высокомерием, состязаться со мной в остроумии; но вы не можете исполнить вашу мечту и придушить меня, словно крысу. Сказать вам, почему? Вы и сами знаете: если я не явлюсь к Бойе в назначенный час, он без тени раскаяния расстреляет нашу пленницу.
Услышав это, Блейкни запрокинул голову и рассмеялся от души.
- Шобертин, мое вы золотце! - весело сказал сэр Перси. - Но вам действительно стоит поправить ваш галстук. Снова он сбился... несомненно, в вашем ораторском пылу... Позвольте предложить вам булавку.
И с неповторимой театральностью он вытянул булавку из собственного галстука и преподнес ее Шовлену, который, не в силах сдержать ярость, тут же вскочил на ноги.
- Сэр Перси! - прорычал он.
Но Блейкни, мягко и убедительно, положил руку на его плечо, вынудив присесть.
- Тише, тише, друг мой! - сказал он. - Молю вас, не теряйте самообладания, которым вы так знамениты. Придумал! Давайте, я поправлю его сам. Вот здесь немного подтянуть, - добавил он, сопровождая слова действиями, - а здесь чуть вытащить, и второго такого галстука во всей Франции не найдется!
- Ваши оскорбления меня ничуть не трогают! - яростно вмешался Шовлен, пытаясь отстраниться от изящных, сильных рук, которые двигались в опасной близости с его шеей.
- Несомненно, - парировал Блейкни. - Они так же тщетны, как и ваши угрозы. Подонка не оскорбишь, да и меня не запугаешь - ведь правда?
- Верно, сэр Перси. Время угроз прошло. Раз уж вы так развеселились...
- Вы правы, я очень развеселился, дорогой месье Шобертин! Что поделаешь, если передо мной - ничтожество, которое даже не знает, как правильно повязывать галстук или сделать нормальную прическу, и при этом спокойно - ну, почти спокойно - говорит о... Постойте, о чем вы там говорили, мой милейший друг?
- О заложнице, сэр Перси, которую мы будем держать до того счастливого дня, когда отважный Алый Первоцвет попадет в наши руки.
- М-да! Он ведь бывал в них и прежде, не правда ли, мой друг? Тогда вы тоже сочиняли грандиозные планы по его поимке.
- Небезрезультатно.
- С помощью ваших милых методов - лжи, обмана, подделок? Последний пригодился вам и сейчас, не так ли?
- О чем вы, сэр Перси?
- Для ваших целей вы нуждались в помощи прекрасной леди, а она не захотела вам помочь. А когда ее назойливый возлюбленный, Бертран Монкриф, удачно исчез из ее жизни, вы подделали письмо, которое леди справедливо приняла за оскорбление. Из-за этого письма она меня возненавидела и помогла вам в гадких кознях, за которые вы вот-вот будете наказаны.
Говоря, он чуть повысил голос, и Шовлен бросил тревожный взгляд на дверь, за которой, как он предполагал, их подслушивала Терезия Кабаррус.
- Занятная история, сэр Перси, - сказал он с притворным хладнокровием. - У вас необычайно богатое воображение. Все это - всего лишь догадки.
- Простите: что догадки, милый друг? Что вы вручили мадам де Фонтене состряпанное вами письмо, которое я в жизни не писал? Дружище, - добавил он, усмехнувшись, - я ведь сам видел, как вы это делали.
- Вы? Невозможно!
- В ближайшие дни случится много невозможностей, мой друг. Я притаился за окном квартиры мадам де Фонтене и подслушал весь ваш разговор. А ставни были не так плотно прикрыты, как вам хотелось бы. Но зачем же спорить, дорогой месье Шобертин: как видите, я совершенно точно пересказал вам все те средства, которые вы применили, чтобы добиться от симпатичной, испорченной дамочки помощи в ваших гнусных делишках.
- И правда, зачем спорить? - сухо заметил Шовлен. - Что было, то прошло. Я отвечу перед родиной, которой вы вредите своими махинациями, за те методы, которые я использую, чтобы с ними бороться. Ваши заботы, равно как и мои, касаются лишь будущего - четырех дней, если быть точным. По истечении этого срока либо Алый Первоцвет окажется в наших руках, либо леди Блейкни будет поставлена к стенке и расстреляна.
Лишь тогда Блейкни утратил немного привычной, ленивой невозмутимости. Мгновенно выпрямившись во весь свой внушительный рост [ну, начинается... - прим. пер.], он взглянул с высот беспримерной отваги и осознания своей силы [о боже мой... - прим. пер.] на жалкую, иссохшую фигурку своего врага, посмевшего угрожать расстрелом той женщине, которую он боготворил. Шовлен тщетно силился не растерять остатки самообладания [не растеряешь тут... - прим. пер.]; он попытался твердо взглянуть в глаза, в которых больше не было насмешки, и отстраниться от голоса, звонкого и командного, который угрожал ему в свой черед.
- Вы действительно верите, - медленно и четко произнес сэр Перси, - что у вас получится достигнуть своих злодейских целей? Что я - да, я! - позволю вам хоть на шаг приблизиться к триумфу? Смешно, мой милый друг! Прошлые неудачи ничему вас не научили - даже тому, что всякий раз, когда вы пытаетесь наложить ваши грязные [почему грязные? кто говорил, что он их мыл с духами каждый день? - прим. пер.] руки на леди Блейкни, вы и вся шайка головорезов, которые слишком долго терроризировали эту прекрасную страну, сами роете себе могилу. Вы осмелились состязаться со мной, дойдя до невообразимой низости, и в наказание я - я один! - сотру вас с лица земли и отправлю в преисподнюю, к злым духам, которые помогали вам совершать преступления [сэр Перси - спиритуалист... - прим. пер.]. После чего - слава небесам! - в мире, очищенном от вашего присутствия, снова можно будет вздохнуть спокойно.
Шовлен тщетно пытался рассмеяться, пожать плечами, напустить на себя то презрение, которое, казалось, он должен был испытывать к противнику. Вне сомнений, долгая, напряженная беседа с врагом сказалось на его нервах: в ту минуту, внутренне проклиная свою трусость, он был совершенно не в силах ни возразить, ни двинуться. Его руки и ноги словно налились свинцом, ледяная дрожь прошлась по его спине. Ему казалось, будто бы в жалкой, сырой комнате вдруг объявился призрак и тонкой, невидимой рукой звонил в беззвучный колокольчик - то был похоронный звон для всех его надежд и амбиций. Он закрыл глаза, почувствовав тошноту и головокружение. Когда он вновь открыл их, то обнаружил, что остался в одиночестве.
Глава 25. Четыре дня.
...
Что случилось в последующие несколько секунд, Шовлен сам бы не смог ответить: ступил ли он намеренно в прихожую Катрин Тео, или же его подтолкнула незримая рука? Ясно было одно: когда он пришел в себя, то обнаружил, что сидит на одной из скамей, прижавшись к стене спиной, а прямо напротив, разглядывая его лениво, из-под век, стоит его злейший враг - обходительный, элегантный, невозмутимый сэр Перси Блейкни.
Прихожая была очень темной. Кто-то успел зажечь сальные свечи на люстре - они бросали слабый, мерцающий свет на отсыревшие стены, на голый пол, на окна, закрытые ставнями; а тонкая спираль едкого дыма, тем временем, поднималась к закопченному потолку.
Терезии Кабаррус нигде не было. Шовлен озирался, выглядя, словно забитое животное, запертое в клетке с мучителем. Он отчаянно пытался вернуть себе спокойствие, взывая к той смелости, что никогда его не покидала. По правде говоря, Шовлен в жизни не испытывал физического страха и не боялся ни смерти, ни гнева того, с кем он столь жестоко поступил и кого преследовал с ярой ненавистью. Нет! смерти от рук Алого Первоцвета он не боялся, опасаясь лишь насмешек, унижений, всех этих планов - храбрых, дерзких, невозможных - мысли о которых, как он чувствовал, уже кипели в мозгу его злейшего врага, в то время как лицо его оставалось невозмутимым, а ленивые глаза - насмешливыми, и весь этот вид был способен свести Шовлена с ума.
Дерзкий искатель приключений, не лучше шпиона, вопреки дворянской физиономии и высокомерному, презрительному виду, - этот назойливый бандит-англичанин был единственным человеком в мире, борьба с которым приносила Шовлену лишь позор и осмеяние, выставляя его посмешищем перед теми, над кем он хотел бы возвыситься. И когда ему снова пришлось смотреть в эти, до странности вызывающие, глаза, он взглянул в них так, словно готовился к дуэли с достойным противником, при этом чувствуя все прежний, необъяснимый ужас, от которого он немел и лишался трезвого рассудка, что, увы, случалось в присутствии врага.
Он не мог понять, почему Терезия Кабаррус его бросила. Даже женщина, будь она другом, могла бы своим присутствием оказать ему моральную поддержку.
- Вы, должно быть, ищете мадам де Фонтене, месье Шобертин? - беспечно произнес сэр Перси, словно прочтя его мысли. - Дамы - ах, дамы! Привносят шарм, пикантность, верно? Даже в самые сухие разговоры.
- Увы! - продолжил он, с деланой насмешкой. - Мадам де Фонтене сбежала, едва заслышав мой голос! Нашла прибежище в логове старой ведьмы, совещаясь с духами, как бы ей вырваться, дверь ведь заперта... Ужасно неудобно, все эти запертые двери, когда прелестной женщине хочется быть по другую их сторону. Что думаете, месье Шобертин?
- Я думаю, сэр Перси, - выдавил из себя Шовлен, призвав на помощь всю храбрость и смекалку, чтобы стать хозяином столь унизительного положения, - думаю о другой прелестной женщине, которая находится в в комнате прямо над нами и также была бы счастлива оказаться по другую сторону запертой двери.
- Мысли ваши, - ответил сэр Перси, чуть усмехнувшись, - всегда столь откровенны, мой милый месье Шобертин. Что странно, как раз сейчас мне пришла одна такая в голову - не очень-то невыполнимая - вытрясти душу из вашего мелкого, безобразного тельца и придушить вас, словно крысу.
- Душите, милый сэр Перси, душите! - парировал Шовлен, с фальшивым, но убедительным спокойствием. - Пусть я буду ничтожной [в оригинале "puny" - прим. пер.] крысой, а вы - самым величественным львом; но даже если мое бездыханное, искалеченное тело будет лежать на каменном полу у ваших ног, леди Блейкни по-прежнему останется пленницей в наших руках.
- А вы по-прежнему будете носить худшую пару штанов, какие я только видел в своей жизни! - ответил сэр Перси, и бровью не поведя. - Господи, боже... Вы, что, отправили на гильотину всех достойных парижских портных?
- Наглеем, сэр Перси? - сухо заметил Шовлен. - Хоть последние несколько лет вы и играли роль безмозглого простофили, я, знаете ли, помню, что за всем этим притворством таится здравый смысл.
- Боже, как вы мне льстите! - беззаботно воскликнул сэр Перси. - Помнится, в нашу прошлую встречу вы не были обо мне столь высокого мнения, когда почтили меня честью вести с вами разговор. Это случилось в Нанте - помните?
- И в Нанте, и с других местах вам удалось обхитрить меня.
- Нет, что вы! - возразил сэр Перси. - Не обхитрить. Всего лишь выставить вас чертовым болваном!
- Зовите это, как хотите, - сказал Шовлен, пожав плечами с безразличием. - Удача не раз вам улыбалась. Как я и говорил, у вас были поводы посмеяться над нами в прошлом, и вне сомнений, вы и сейчас считаете, что вам снова удастся этот трюк.
- Я очень доверяю впечатлениям, друг мой. Мое сегодняшнее впечатление о вашей очаровательной персоне вовек не изгладится из моей памяти.
- Сэр Перси Блейкни гордится своей острой памятью, как и многими другими достоинствами. Среди них - его страсть к приключениям и отвага, которая неизменно приводит его в сети, расставленные для него. Леди Блейкни...
- Не называйте ее имя, дружище! - прервал его сэр Перси с притворной неторопливостью. - Иначе, боюсь, не пройдет и минуты, как вы окажетесь мертвецом!
- Я недостоин произносить ее имя, c'est entendu [все ясно - прим. пер.], - заметил Шовлен с насмешливой скромностью. И все же, сэр Перси, именно с этой милой леди будут связаны наши судьбы в течение нескольких последующих дней. Можете убить меня. Конечно, в эту минуту я всецело в вашей власти. Но прежде чем решиться на столь отчаянный шаг, вы позволите мне немного прояснить ситуацию?
- Господи! - воскликнул сэр Перси с причудливым смешком. - Ведь я за этим и явился! Вы думали, я искал вашей любезной компании, только лишь ради удовольствия видеть ваше милое личико?
- Я всего лишь хотел поведать вам, сэр Перси, о тех опасностях, которые поджидают леди Блейкни, если вы примените ко мне силу. Это ведь вы желали разговора, а не я.
- Вы правы, милый друг, неизменно правы; я больше вас не прерву. Прошу вас, говорите.
- Позвольте мне быть откровенным. В данный момент в комнате наверху находится дюжина парней из Национальной гвардии. Каждый из них знает, что отправится на гильотину, если упустит пленницу; и знает, что получит награду в десять тысяч ливров в тот день, когда поймает Алого Первоцвета. Хороший стимул для бдительности, не так ли?
- Но это не все, - твердо продолжил Шовлен, подметив, что сэр Перси явно погрузился в свои мысли. - Эти люди подчиняются капитану Бойе, а он осведомлен, что каждый день, в условленный час - точнее говоря, в семь вечера, - я буду заходить к нему и спрашивать о том, как поживает пленница. Если - запомните, сэр Перси! - если в любой день я не явлюсь к нему в назначенный час, капитану следует тут же ее застрелить...
Последнее слово едва успело сорваться с его губ, внезапно оборвавшись хрипом. Сэр Перси схватил его за горло и затряс, будто крысу.
- Жалкий трус! - зловеще прошептал он, приблизив свое лицо вплотную к лицу врага и сцепив зубы. Глаза его больше не блестели добродушием и мягкой снисходительностью - они пылали безудержным, сокрушительным гневом. - Проклятый - жалкий - трус! Видят небеса...
И вдруг он ослабил хватку, а выражение его лица вмиг изменилось, словно незримая рука стерла с него всю ярость и ненависть. Глаза смягчились под тяжелыми веками, сжатые губы изогнулись в насмешливой улыбке. Он отпустил горло террориста; и несчастный, задыхаясь и глотая воздух, навалился на стену. Он пытался удержаться на ногах изо всех сил, но у него тряслись колени: наконец, ослабленный и беспомощный, он упал на ближайшую скамью, в то время, как сэр Перси выпрямился во весь высокий рост [ну, кто бы сомневался - прим. пер.], безмятежно потер изящные руки, словно стряхивая с них пыль, и произнес, мягко, с добродушной насмешкой:
- Поправьте же ваш галстук! Какой у вас премерзкий вид!
Он подтянул к себе угол скамьи, развалился на ней и, держа в руках подзорную трубу, наблюдал с безупречной невозмутимостью, как Шовлен машинально приводит себя в порядок.
- Так-то лучше! - сказал он, одобрительно. - Только поправьте галстук сзади... чуть правее... а теперь манжеты... Ну вот, на вас снова приятно смотреть! Сущий образец элегантности и рассудительности, месье Шобертин, я вам клянусь!
- Сэр Перси!.. - злобно огрызнулся Шовлен.
- Прошу принять мои извинения, - продолжил тот, учтиво. - Я чуть не вышел из себя - мы, в Англии, зовем это дурными манерами. Больше такого не повторится. Умоляю, продолжайте ваш рассказ. Так интересно, черт возьми! Кажется, вы говорили о том, чтобы хладнокровно убить женщину...
- Не так уж хладнокровно, - возразил Шовлен, на сей раз немного уверенней. - Мысли о справедливом возмездии распалили мою кровь.
- Пардон! Моя ошибка! Как вы и говорили...
- Это вы нам вредите! Вы, вечный Алый Первоцвет, и ваша проклятая банда! Мы защищаемся, как можем, - используем любые средства...
- Такие, как убийство, подлость, похищение... панталоны такого покроя, что и святого выведут из себя.
- Убийство, похищение, подлость - как вам угодно, сэр Перси, - ответил Шовлен, не уступая тому в хладнокровии. - Вот если бы вы прекратили вмешиваться в наши дела после того, как впервые избежали наказания за ваши проделки, - не оказались бы в столь печальном положении, а все из-за ваших интриг. Оставь вы нас в покое - и мы бы давно уже о вас забыли.
- Это было бы так печально, дорогой месье Шобертин, - возразил Блейкни со всей серьезностью. - Не хотелось бы мне, чтобы вы меня забывали. Уж поверьте: в последние два года я так славно развлекся, что не променял бы это удовольствие даже на то, чтобы увидеть, как вы и ваши друзья примете ванну или же приведете ваши пряжки на обуви в благопристойный вид.
- Через несколько дней, сэр Перси, вам будет не до развлечений, - сухо заметил Шовлен.
- Как?.. - воскликнул сэр Перси. - Комитет общественной безопасности разом примет ванну? Или Революционный трибунал? Кто из них?
Но Шовлен твердо решил не терять присутствия духа. Этот человек вызывал в нем столь глубокое отвращение, что он не чувствовал ни злобы, ни обиды - только холодную, расчетливую ненависть.
- Вам снова доставляет удовольствие бороться с неизбежным, - сухо парировал он.
- Ах! - беззаботно воскликнул сэр Перси. - Неизбежность всегда выказывала мне симпатию.
- Боюсь, что не на сей раз, сэр Перси.
- Да ну? Неужто вы собрались... - и он многозначительно провел рукой у горла.
- Чем скорее, тем лучше.
Тогда сэр Перси поднялся и торжественно заявил:
- Вы правы, милый друг, совершенно правы. Задержки всегда чреваты. Хотите получить мою голову, что же - поторопитесь с этим. Ожидания доводят меня до слез.
Зевнув, он сладко потянулся.
- Я дьявольски устал, - заметил он. - Вам не кажется, что наша беседа порядком затянулась?
- В том не моя вина, сэр Перси.
- Моя, лишь моя, клянусь вам! Но, черт возьми! Я же должен был сказать вам, как ужасно сшиты ваши панталоны.
- А я - что мы готовы помочь вам скорее покончить с этим делом.
- С вот этим?
И вновь сэр Перси провел рукой у горла. Затем он задрожал.
- Б-р-р-р! - воскликнул он. - Не подумал бы, что вы так спешите.
- Ждем вашей милости. Не стоит леди Блейкни так долго находиться в неведении. Через три дня - вас это устроит?..
- Пусть будет четыре, дорогой месье Шобертин, - и я навечно останусь у вас в долгу.
- Значит, через четыре дня, сэр Перси, - сказал Шовлен, не скрывая сарказма. - Видите, как сильно я желаю примирения? Четыре дня, вы говорите? Прекрасно; еще четыре дня наша пленница проведет в комнате наверху... а после...
Он замолчал - должно быть, помимо своей воли ужаснувшись той дьявольской идее, которая его посетила - по внезапному наитию, словно нашептанная неким злым духом. Он твердо взглянул в лицо своего врага, Алого Первоцвета. Осознав свою силу, он больше не боялся. В тот миг его охватило непреодолимое желание увидеть, как потухнет огонек насмешки в его глазах, ленивых и пустых, - или же подметить, как его изящную руку, украшенную бесценным брабантским кружевом, охватит самая незаметная дрожь.
Какое-то время в убогой, сырой прихожей царила абсолютная тишина - ее нарушало лишь тяжелое, хриплое дыхание одного из присутствующих. Им не был сэр Перси Блейкни. Он оставался совершенно спокойным, по-прежнему держа подзорную трубу и улыбаясь добродушной улыбкой. Тогда Шовлен и озвучил свой дьявольский план.
- Еще четыре дня, - медленно повторил он, - наша пленница проведет в комнате наверху... А после капитан Бойе получит приказ расстрелять ее.
И вновь воцарилась тишина - на сей раз, ненадолго; а в это время, у берегов подземной реки Стикс, где нет подсчета Времени, ликовали демоны и призраки, восхищенные человеческим коварством.
Шовлен ждал ответа на свою чудовищную угрозу - казалось, грязные стены, и те вслушивались в тишину. Сверху доносился размеренный топот - кто-то вышагивал по голому полу. И вдруг в прихожей раздался манерный, беззаботный смех.
- Вы действительно одеты хуже некуда, дружище Шобертин, - сказал сэр Перси с исключительным добродушием. - Позвольте, я поделюсь с вами адресом славного маленького портного, которого я намедни нашел в Латинском квартале. Ни один приличный человек не взойдет на эшафот в таком жилете, как у вас. А ваша обувь...
Он снова зевнул.
- Прошу простить! Я вчера поздно вернулся из театра и не выспался. Позвольте откланяться?
- Разумеется, сэр Перси! - любезно произнес Шовлен. - Вы можете уйти - я один и безоружен, а в доме толстые стены, и мне не докричаться до гвардейцев наверху. Да и вы так проворны, что, несомненно, успеете выскользнуть задолго до того, как капитан Бойе и его люди придут мне на помощь. Да, сэр Перси: вы сейчас свободный человек! И можете покинуть невредимым этот дом. Но даже в эту минуту - вы ведь не столь свободны, как вам хотелось бы, не так ли? Вы можете презирать меня, унизить высокомерием, состязаться со мной в остроумии; но вы не можете исполнить вашу мечту и придушить меня, словно крысу. Сказать вам, почему? Вы и сами знаете: если я не явлюсь к Бойе в назначенный час, он без тени раскаяния расстреляет нашу пленницу.
Услышав это, Блейкни запрокинул голову и рассмеялся от души.
- Шобертин, мое вы золотце! - весело сказал сэр Перси. - Но вам действительно стоит поправить ваш галстук. Снова он сбился... несомненно, в вашем ораторском пылу... Позвольте предложить вам булавку.
И с неповторимой театральностью он вытянул булавку из собственного галстука и преподнес ее Шовлену, который, не в силах сдержать ярость, тут же вскочил на ноги.
- Сэр Перси! - прорычал он.
Но Блейкни, мягко и убедительно, положил руку на его плечо, вынудив присесть.
- Тише, тише, друг мой! - сказал он. - Молю вас, не теряйте самообладания, которым вы так знамениты. Придумал! Давайте, я поправлю его сам. Вот здесь немного подтянуть, - добавил он, сопровождая слова действиями, - а здесь чуть вытащить, и второго такого галстука во всей Франции не найдется!
- Ваши оскорбления меня ничуть не трогают! - яростно вмешался Шовлен, пытаясь отстраниться от изящных, сильных рук, которые двигались в опасной близости с его шеей.
- Несомненно, - парировал Блейкни. - Они так же тщетны, как и ваши угрозы. Подонка не оскорбишь, да и меня не запугаешь - ведь правда?
- Верно, сэр Перси. Время угроз прошло. Раз уж вы так развеселились...
- Вы правы, я очень развеселился, дорогой месье Шобертин! Что поделаешь, если передо мной - ничтожество, которое даже не знает, как правильно повязывать галстук или сделать нормальную прическу, и при этом спокойно - ну, почти спокойно - говорит о... Постойте, о чем вы там говорили, мой милейший друг?
- О заложнице, сэр Перси, которую мы будем держать до того счастливого дня, когда отважный Алый Первоцвет попадет в наши руки.
- М-да! Он ведь бывал в них и прежде, не правда ли, мой друг? Тогда вы тоже сочиняли грандиозные планы по его поимке.
- Небезрезультатно.
- С помощью ваших милых методов - лжи, обмана, подделок? Последний пригодился вам и сейчас, не так ли?
- О чем вы, сэр Перси?
- Для ваших целей вы нуждались в помощи прекрасной леди, а она не захотела вам помочь. А когда ее назойливый возлюбленный, Бертран Монкриф, удачно исчез из ее жизни, вы подделали письмо, которое леди справедливо приняла за оскорбление. Из-за этого письма она меня возненавидела и помогла вам в гадких кознях, за которые вы вот-вот будете наказаны.
Говоря, он чуть повысил голос, и Шовлен бросил тревожный взгляд на дверь, за которой, как он предполагал, их подслушивала Терезия Кабаррус.
- Занятная история, сэр Перси, - сказал он с притворным хладнокровием. - У вас необычайно богатое воображение. Все это - всего лишь догадки.
- Простите: что догадки, милый друг? Что вы вручили мадам де Фонтене состряпанное вами письмо, которое я в жизни не писал? Дружище, - добавил он, усмехнувшись, - я ведь сам видел, как вы это делали.
- Вы? Невозможно!
- В ближайшие дни случится много невозможностей, мой друг. Я притаился за окном квартиры мадам де Фонтене и подслушал весь ваш разговор. А ставни были не так плотно прикрыты, как вам хотелось бы. Но зачем же спорить, дорогой месье Шобертин: как видите, я совершенно точно пересказал вам все те средства, которые вы применили, чтобы добиться от симпатичной, испорченной дамочки помощи в ваших гнусных делишках.
- И правда, зачем спорить? - сухо заметил Шовлен. - Что было, то прошло. Я отвечу перед родиной, которой вы вредите своими махинациями, за те методы, которые я использую, чтобы с ними бороться. Ваши заботы, равно как и мои, касаются лишь будущего - четырех дней, если быть точным. По истечении этого срока либо Алый Первоцвет окажется в наших руках, либо леди Блейкни будет поставлена к стенке и расстреляна.
Лишь тогда Блейкни утратил немного привычной, ленивой невозмутимости. Мгновенно выпрямившись во весь свой внушительный рост [ну, начинается... - прим. пер.], он взглянул с высот беспримерной отваги и осознания своей силы [о боже мой... - прим. пер.] на жалкую, иссохшую фигурку своего врага, посмевшего угрожать расстрелом той женщине, которую он боготворил. Шовлен тщетно силился не растерять остатки самообладания [не растеряешь тут... - прим. пер.]; он попытался твердо взглянуть в глаза, в которых больше не было насмешки, и отстраниться от голоса, звонкого и командного, который угрожал ему в свой черед.
- Вы действительно верите, - медленно и четко произнес сэр Перси, - что у вас получится достигнуть своих злодейских целей? Что я - да, я! - позволю вам хоть на шаг приблизиться к триумфу? Смешно, мой милый друг! Прошлые неудачи ничему вас не научили - даже тому, что всякий раз, когда вы пытаетесь наложить ваши грязные [почему грязные? кто говорил, что он их мыл с духами каждый день? - прим. пер.] руки на леди Блейкни, вы и вся шайка головорезов, которые слишком долго терроризировали эту прекрасную страну, сами роете себе могилу. Вы осмелились состязаться со мной, дойдя до невообразимой низости, и в наказание я - я один! - сотру вас с лица земли и отправлю в преисподнюю, к злым духам, которые помогали вам совершать преступления [сэр Перси - спиритуалист... - прим. пер.]. После чего - слава небесам! - в мире, очищенном от вашего присутствия, снова можно будет вздохнуть спокойно.
Шовлен тщетно пытался рассмеяться, пожать плечами, напустить на себя то презрение, которое, казалось, он должен был испытывать к противнику. Вне сомнений, долгая, напряженная беседа с врагом сказалось на его нервах: в ту минуту, внутренне проклиная свою трусость, он был совершенно не в силах ни возразить, ни двинуться. Его руки и ноги словно налились свинцом, ледяная дрожь прошлась по его спине. Ему казалось, будто бы в жалкой, сырой комнате вдруг объявился призрак и тонкой, невидимой рукой звонил в беззвучный колокольчик - то был похоронный звон для всех его надежд и амбиций. Он закрыл глаза, почувствовав тошноту и головокружение. Когда он вновь открыл их, то обнаружил, что остался в одиночестве.
Хотя все же лучше, чем ломать ему нос xDОн вовремя опомнился - придушит гражданина, где другого такого врага найдет? ХD
Да уж... а вдруг новый будет сильным (тм) и высоким (тм)? Сэр Перси вряд ли обрадуется xD А вообще ему следовало бы о гражданине заботиться - кто еще позаботится о бедном, кому он еще нужен...)
Nefer-Ra, а что такого нехорошего у сэра Перси с наследственностью?
Nefer-Ra, да уж, да уж. У маленького и слабого нервами гражданина против такого соперника крайне мало шансов, спасибо доброй баронессе. ХD