Персонажи: Попси, Цыпка, кузен Николас, дядюшка Альфред, Микроб и др.
Жанр: трагикомедия, романтика, фарс
Рейтинг: R
От автора: Повествование основано - да простит нас автор! - на пьесе Дж.Б. Шоу «Горько, но правда» и проясняет некоторые подробности приватной жизни Попси в бытность его капелланом, проводящим отпуск в военном госпитале, медсестрой в котором работает Цыпка. Кузен Николас любезно позаимствован из фильма The Seventh Veil (1945) в образе Джеймса Мэйсона: согласно фанонной трактовке, на Первой мировой кузен служил британским летчиком, был сбит немецким асом, изувечен во время падения и взят в плен, из которого бежал через французские болота. Дядюшка Альфред, фанонный дядя кузена Николаса, представлен в образе Лайонела Этвилла из фильма Lancer Spy (1937). Попси представлен в нетленном исполнении сэра Седрика Хардвика, Цыпка - в образе Мэрион Дэвис. Микроб представлен в своем геноме, воплощенном сценическими трудами Эрнеста Тесиджера.
***
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Поздний вечер. Военный госпиталь - бывший амбар для хранения запасов с ы р а - отошел частично к вечному, частично - к преходящему сну. Скверно прорубленные окна занавешены кусками простыни; белые нити треплет настойчивый сквозняк. Вдоль стены, перпендикулярной той стене, в которой окна, и параллельной другой стене, что перпендикулярна стене, параллельной стене с окнами, выстроен ряд кроватей - антигуманно узких, с железными прутьями и ветхими матрацами, в которых находится скрытая от зрителя Клоповая колония - слаборазвитая державная формация с первобытным строем, для которого, однако, характерна гораздо бóльшая свобода и демократичность, чем для континентальных и заморских демократий, - впрочем, подобно администрации колониального аппендикса Британской империи, воспаленного объедками отживших устоев и традиций, Клоповая колония уважает кровососущий труд. На матрацах колонии лежит постельное белье, на белье - больные, обращенные к зрителю голыми пятками. Поверх больных, уложенных под окнами, наброшены белые простыни; эти больные не двигаются и не участвуют в дальнейшем действии. Палата слабо освещается коптящей лампой-керосинкой, в свете которой трудно различим, однако виден нестройный ряд ночных горшков. В левом углу, отделенном белой занавеской, расположен уголок «де люкс» - часть помещения, сходная с лондонским отелем «Риц», коль скоро уместным было бы представить плохенький амбар сквозь призму аристократического монокля. В амбаре все спокойно: мирно сопят больные, изредка ворочаясь, свистит сквозняк, чуть поскрипывает дверь. Внезапно с одного из расположенных под самым окном б о л ь н ы х слетает простыня и он садится на кровати - исхудалый, бледный, с горящими глазами и пальцами, сведенными судорогой.
Горькие стоны и хриплые сентенции витают над кроватями. Грянув похлеще канонады, открывается входная дверь, и в палату входит м е д с е с т р а - юная, бойкая блондинка в опрятном белом халатике, затянутом тугим поясом, в белой шапочке с багровым крестиком и модных алых туфельках. Оглядев несчастных, попавших в ее руки по недосмотру персонала и превратности военно-полевой судьбы, она видит беспокойного б о л ь н о г о.
Б о л ь н о й (хрипя). Воды...
С е с т р а. Лови! (Опрокидывает на голову больного чашку цейлонского чая.)
Б о л ь н о й (отплевываясь от сладкой жижи): О-о-о... (Впадает в беспамятство, оседая на постель.)
С е с т р а. Вот и лежи тут. (Надувает губки кичливо алым бантиком и хмурится.)
Разделавшись с угрозой дисциплине, наведенной - врач его знает! - какими средствами, с е с т р а выходит на обход: поддевает носком горшок, слишком уж вышедший из-под протекции кровати; отнимает у больного плюшевого мишку, убрав его на тумбочку; заслышав хныканье и стоны, хлещет больного по щекам; достигнув койко-места увечного артиллериста, конфискует торчащую из фляги розочку с открыткой от любимой девушки; выбросив открытку, ломает тонкий стебель и сует бутон в нагрудный карман халата. Больной, лишенный плюшевого друга, уныло хнычет под подушкой. Артиллерист протяжно стонет.
С е с т р а (больным). Неблагодарные скотины! (Обернувшись к зрителю.) Увечье или рана - мне плевать: солдаты не затем воюют, чтобы разок на поле брани объявиться, а потом казенную кровать до скончания войны отлеживать! Здоровые тебя усадят на колени, согреют, развлекут - а офицеры, так нальют шампанского! Лучше бы этих на передовую - какой еще, скажите, от них прок! Держать в ежовых рукавицах, кормить пореже, муштровать побольше - вот он, мой подход к лентяям! А вы что думали?
М у ж ч и н а с м у н д ш т у к о м (вальяжно). Покинуть зал и посетить буфет...
С е с т р а. Вот это хам! Видали вы такое? (Мужчине с мундштуком) Ты, Эдди, не воображай себе, что, коли в гардеробе у тебя пальтишко драповое висит, а юные таланты грезят, как от заката до рассвета ты их прослушивать будешь, так тебе позволено хаять пьесы великого Шоу! (Приняв позу древнеримской статуи) Шоу - это вам не цирк! Была я в цирке и даже в нем работала, пока бешеный слон не растоптал пол нашей труппы! И что я вижу в «Бродвей кроникл»? Не твой ли омерзительный пасквиль, мол, «Цезаря и Клеопатру», в которой я блестяще исполнила змею, спас бы только пресловутый слон, ворвись он на сцену по окончании пролога - или в зал, под конец первого акта, тем самым совершив акт милосердия! Видал ли ты, гадюка закулисная, как драматично, по-шекспировски я вползала на сцену в «Цезаре»? Ирвин - и тот бы не дополз, не говоря уж о Бернар! Можешь, сколько хочешь, яд в жилы Бродвея впрыскивать, сигаретой дымить и прослушивать свои таланты, а один талант ты упустил под самым носом! (Чуть снизив градус пафоса) Ох, Эдди, попомни мое слово - уж я на этом слопала индюшку! - не миновать тебе, дружок, всей прелести хронического бронхита. А будешь в буфете заседать, так вместе с ним заслужишь себе язву - хотя уж, если по речам твоим судить, ты заработал ее в самом нежном возрасте. (Возмущенно) И не надо мне очей твоих лазурных - другим девицам будешь ими сверкать, тем, кто не знает ничего о змеях!
Грянув дверью, словно солдат из расстрельной команды, с е с т р а покидает помещение. Еще один б о л ь н о й из партии под окнами срывает одеяло и садится. Это чудовище в гротескной театральной маске, стилизованной под лицо Э р н е с т а Т е с и д ж е р а, что сообщает зрителю: перед ним - Микроб.
М и к р о б (задумчиво). Бронхит?..
С е с т р а (в дверях, громовым голосом). Кто там трещит? А ну всем спать!
В зале слышен приглушенный кашель. Лампа-керосинка освещает пустую кровать М и к р о б а.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Уголок «де люкс» - часть амбарного помещения, отделенная занавеской от превратностей общей палаты и снабженная двумя койками. Койку справа занимает П о п с и - молодой человек с изрядно поредевшей шевелюрой, чей медный оттенок роднит его с шотландцем. Он одет в пижаму, недавно стиранную, что при режиме Цыпки - непростительная роскошь. По лицу его можно заключить, что он имеет такое же малое касательство к вооруженным силам, как Бомбей - к Лондону, художник - к дагерротиписту, а кино - к искусству, в чем автор пьесы убежден и не стыдится объявить об этом в любом неподходящем месте. Скрестив ноги по-турецки, он флегматично раскладывает пасьянс.
Койку по левую сторону от койки справа занимает сумрачный, астенического сложения ю н о ш а. В проспекте, на которые щедры бродвейские театры, - предлагая посетителям такие цены на билеты, какие не уплатит и безутешная супруга за украденную переписку из девических времен, - можно справиться, что молодого человека зовут к у з е н Н и к о л а с. Юноша темноглаз и темноволос; нежное ребяческое личико рассекает пара-тройка неглубоких, но все же неопрятных шрамов; руки юноши, забинтованные от локтя и до кончиков пальцев, не подают признаков жизни; одеяло, смятое и, судя по всему, несвежее, обнажает ногу юноши, пристроенную на подушку и заключенную в гипсовый каркас. Все открытые части тела покрыты обильным потом - болотная лихорадка в среднетяжелом ее течении.
П о п с и (смешав все карты и собирая их в колоду). Снова не везет. (Обратившись к зрителю). Стыдись, несчастный! Что знаешь ты о женщине? (Не услышав ничего, помимо прежнего покашливания) По правде говоря, и мне о ней известно лишь немногое: она покинула меня в обед, отговорившись хозяйственными делами, и с тех самых пор я обречен на одиночество в этой обители хвори и тоски. (Почесывая нос) Если задуматься, у нас есть три проблемы: дороги, дураки и драматурги! Нет, не так... (Снова почесывая нос) Прескверный день. (Щелкая пальцами) Ах, да! (Приняв воинственную позу) Женщины! (Упираясь кулаком в постель) В колесо рода человеческого, летящее навстречу будущему, вставили палку, и имя этой палке - женский пол! (Распалившись) Пусть каверзные примеры Клода Фролло и Андре Мюффá будут могильной памяткой тому, кто решится идти через болото негасимых страстей! О, скольких затянула эта опасная пучина! (Вцепившись в одеяло) Моя армия разбита, моя конница бежит: вот он я, растерзан женщиной, будто тигрицей, - расстрелян, словно дезертир, прожарен и сожжен! Моя жизнь ничего не стоит без этой низменной, вульгарной цыпки в белом халате и парижских туфельках! (Остывая) Кто же подарил их ей? (Косясь на занавеску) Ах, неважно: я безумно нищ, пижама у меня, и та казенная - что я могу сказать ей, чем ее склонить? (Потирая лоб) Однако же я молод, а офицеры части, по большей части, или старики, или же в возрасте, - к тому же, один из них чрезмерно тощ и слишком много помышляет о Британии, а другой, у него есть чем утешиться. (Потирая щеку) Занятный прецедент: я бы сказал, такие нравы... (Одергивая себя) Нет-нет! Я не поддамся! Офицеру - офицерово, а я здесь посторонний и в кавалеры Бани не хочу! (Сминая рукой простынь) И все же я пропал. Что меня держит? Мой незавидный статус, мой обет? Все мы сорвали наши маски, дав слово низменным инстинктам, - и я не должен отставать от тех, кого мне следует наставить на верный путь, иначе, забеги они вперед, я лишь пойду за ними по пятам! Похоже, так тому и быть! Да-да! (Кузену Николасу) Вы, юноша, что думали?
Н и к о л а с. О-о-о... (Шевелит больными руками и прячет нос в подушку.)
П о п с и. Н-да. (Вновь обращаясь к зрителю) Вот он, увядший цвет британской молодежи! (Возвращаясь к теме) Дезертировав из армии путем отпуска на месяц, я добровольно заключил себя в тюрьму инъекций и клопов. Дух мой был изношен, воля дышала на ладан, и я искренне надеялся, что хотя бы здесь меня оставят и забудут. Но нет! (Снова хватаясь за простынь) Возмездие явилось мне тюремщицей: оно ущемило меня, совратило, оставило без завтрака! С тех пор я голодаю по нежному уходу, словно я попал под танк, и танк это - любви! О, безжалостные гусеницы... (Обхватив себя руками, качается на постели.) Мой камин растоплен, в дымоходе - копоть, а в гостиной - едкий дым! Я не могу и дня прожить в этом ужасном доме! (Кузену Николасу) Вы что-то говорили, юноша?
Н и к о л а с. Мо-ор... ф-ф...
П о п с и (с величавым сочувствием). Не нужно, сын мой, печалиться об ушедшем. (Цивильным тоном) Морфия здесь не было со времен англо-бурской, но Цыпка может принести вам чай.
Н и к о л а с, не ответив П о п с и, еще глубже впивается в подушку. Со стороны палаты слышен стук двери.
П о п с и. Вот и она. (Вздохнув) Если сегодня она не позволит мне прочистить дымоход, придется звать пожарную команду. (Ложится.)
С е с т р а (брезгливо). Тунеядцы! (Швырнув на стул помятую сутану). Я постирала ее, Попси.
П о п с и. Выжми меня вместо нее, Венера.
С е с т р а. Кто?..
П о п с и (поспешно). Цыпка!
Ц ы п к а. Мозги ты себе явно отлежал, дорогуша.
П о п с и (жалобно). Мне нездоровится.
Ц ы п к а. И что дальше?
П о п с и. Больному нужен уход. (Потирая ступни друг о друга) К тому же, здесь холодно, а согреться нечем.
Ц ы п к а. Может, укол, для профилактики? (Громовым голосом) Быстро снял штаны!
П о п с и (побледнев). Я не готов! (Кивая на кузена Николаса) Лучше коли юношу!
Ц ы п к а (фыркнув). Еще чего! Переживет! (Кузену Николасу) Ты что там делаешь?..
Пользуясь беседой Ц ы п к и с П о п с и, к у з е н Н и к о л а с пытается извлечь карманную книгу из пижамы.
Ц ы п к а (треснув кузена по забинтованным рукам). Доктор сказал: никакого чтения!
Н и к о л а с (Издает истошный вопль.)
Ц ы п к а. Н-да. (Погладив по головке белеющего юношу) Будь умницей и не ори, иначе тебя так поджарят, что соуса к тебе не разыщут.
П о п с и (невзначай). Я согласен и без соуса...
Ц ы п к а (обернувшись). Тебе - горчицу!
П о п с и. О женщины: как вы жестоки!
Ц ы п к а. Я медсестра, мне не знакомо милосердие.
П о п с и. Присядь со мною рядом.
Ц ы п к а. Нужны мне твои клопы. (С размаху садится на кровать.) Ну как?
П о п с и. Гораздо хуже. (Багровеет.)
Ц ы п к а. Сердце не шалит?
П о п с и. Ах, я его не чувствую.
Ц ы п к а. Сердце здесь. (Тычет пальчиком в его правое плечо). Или здесь. (Тычет в печень.)
П о п с и. Цыпка, я должен тебе кое-что сказать.
Ц ы п к а. Ну?
П о п с и. Ты дурно на меня влияешь.
Ц ы п к а. Все так говорят. (Премило фыркает.)
П о п с и. Что у тебя в кармане?
Ц ы п к а. Ослеп ты, что ли? Роза!
П о п с и. Позволь мне видеть твой бутон. (Возлагает раскрытую ладонь на ее грудь.)
Ц ы п к а (осмотрев его, устало). Слушай, чего ты хочешь? Горшок тебе подать? Чаю налить?
П о п с и. Не притворяйся, женщина: ты знаешь, что бывает, когда мужчина возлагает ладонь на твою грудь!
Ц ы п к а. Мне как-то фиолетово.
П о п с и (белея). Цыпка! Я влюблен в тебя сильнейшим образом! Позволь мне доказать тебе, как сильно!
Ц ы п к а (вздохнув). Ну ладно. (Приподняв халатик, устраивается поверх Попси.)
П о п с и (едва дыша). Постой... сниму... ш-шт...
Ц ы п к а. Ну ладно. (Привстает).
К у з е н Н и к о л а с (Оглядев двоих безумными глазами, уходит вглубь подушки.)
Ц ы п к а. Готов?
П о п с и. Ага.
Двое сплетаются друг с другом, ворочаясь и меняя положение.
П о п с и (прерывисто). Глубины мирового океана... содрогаются грозным толчком... (Сжав белоснежное бедро) Дно рассекает трещина... все расширяясь... расширяясь...
Ц ы п к а. М-м...
П о п с и (продолжив). Земная кора объята жаркими конвульсиями... (Развернув партнершу на бок) Пылающая магма извергается в пучины...
Ц ы п к а. Ох, Попси, прекрати болтать...
П о п с и. Не могу... (Распаляясь) Н-не могу... [Вырезано цензурой] И еще... [вырезано цензурой] А теперь... [вырезано цензурой] Чуть правее... [вырезано цензурой] М-м, неплохо...
[Дальнейшие события вырезаны цензурой до самого занавеса*]
___________________
* Автор выражает глубокую признательность Л. Этвиллу за помощь с вырезанным цензурой.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Декорации д е й с т в и я в т о р о г о. На кровати П о п с и лежат П о п с и и Ц ы п к а, утомленные военно-полевой жизнью, но вполне довольные финалом второго акта. Судя по долгожданной тишине, они уснули. С кровати к у з е н а Н и к о л а с а сползает одеяло, и он садится: юноша бледен, словно смерть, болен, словно Микроб, и совершенно вымотан; под глазами - темные круги, мышцы лица непроизвольно подергиваются, осанку хранит подушка. Убедившись, что о нем забыли, к у з е н заметно хмурится, достает цитатник Т о р к в е м а д ы, закладывает книгу большим пальцем и выпрямляется в постели.
Н и к о л а с (угрюмо). Как вам это нравится? (Мрачнея) Мне - никак. (Мрачнея еще больше) Я был рожден в семье аристократа: отца зовут Чарльз, а мать, когда мне было семь, сбежала от него с певцом. Они бежали через лес. Я преследовал их с ружьем - скакал через пеньки и кочки, канавы и кусты. Певец, увидев, что я целюсь, схватил свой револьвер и выстрелил. Пуля попала мне в ногу. Я выронил ружье и упал - а они бежали дальше, и не подумав обернуться. Я знал, что рядом есть деревня, и решил ползти. Багровый закат осенил кроны деревьев, а я полз. Луна, паря осиротело, светила мне сквозь ветви - а я полз. В захолустной деревушке, как я знал, жил доктор Ниман. Из-за скандала с запрещенным препаратом его лишили лондонской лаборатории: он пристрастился к выпивке и женщинам, устроил еще один скандал и едва не попал в тюрьму. Я не хотел к нему ползти, но выбора у меня не было: в лесу было грязно, моя рана кровоточила. Очнулся я в полутемном подвале, задыхаясь от паров спирта и дыма дешевых сигарет. Доктор, вынув пулю, но забыв сопоставить обломки увечной кости, обнимал дочь фермера и шептал ей пошлости на ушко. Спустя некоторое время меня нашли и увезли домой. (Вздохнув) Отец не любил меня и боялся: я был копией моего предка, чья репутация была такой суровой, что он с боем прорывался в столичные дома терпимости. Меня отправили в частную школу - там меня били и подбрасывали на простыне к потолку. Однажды я взлетел, упал на больную ногу и четыре месяца пролежал в гипсе. (Хмурясь) Когда пришла война, меня призвали в пехотинцы, но дядюшка устроил меня пилотом. Не так давно я вылетел на рейд, но меня сбили немцы: мой самолет упал, я получил увечья и ожоги. (Сложив руки на груди) Два дня меня пытал командир части, майор Отто Баумейстер, записав на грампластинку свои крики и оставив меня с ними наедине в закрытой комнате. Улучив момент, я перегрыз веревки, выпал из окна и стал ползти к своим. Я полз через французские болота, цепляясь пальцами за кочки, а зубами - за сырые ветки. Надо мною вились комары; лягушки квакали, отнимая мой рассудок. Когда я дополз, меня упрятали в эту палату. (Оглядевшись) Мне здесь не нравится, но всем плевать на мои чувства. Бордель, и тот получше. Хотя я не бывал в борделе.
Ц ы п к а, прикорнув на плече П о п с и, сладостно вздыхает и прячет под одеяло свой «бутон». К у з е н, сверкнув глазами и сунув книгу под подушку, держит обвинительную речь.
Н и к о л а с (угрюмо). Женщины не прельстят меня. Что бы у них ни было, где бы это у них ни было, мне все равно: от них лишь беды, хвори и расстройства. (Кисло) В то время, как солдаты, не щадя рук, ног и прочих частей тела, воюют за Британию, горят в подбитых самолетах и слушают немецкие пластинки, эти двое только тем и заняты, что ублажают свою плоть. Я не могу себе позволить этого: моя нога не заживет, и я останусь хром - если, конечно, не умру от хлеба или зрелищ в этом омерзительном бараке. Моя плоть слаба, изранена и плохо мне повинуется, но дух силен: попомни, женщина, меня ты не сведешь в могилу трезвого рассудка, как свела доктора Нимана и этого попа!
П о п с и, вздыхая и ворочаясь, тянет одеяло, вновь открыв «бутон» Ц ы п к и для обозрения.
Н и к о л а с (закусив ворот пижамы). /Неразборчиво/
П о п с и (отчаянно зевнув). Вы что-то говорили, юноша?
Н и к о л а с (возмущенно). Я не поддамся козням женщины!
П о п с и. Разделяю ваши взгляды (Крепче обнимает медсестру.)
Н и к о л а с (прислушавшись, угрюмо). И снова дверь. Покой мне только снится. В вечных снах.
В общую палату входит д я д ю ш к а А л ь ф р е д - майор британской армии, родня к у з е н у Н и к о л а с у. Это мужчина выше средних лет и ниже шести футов, плотного телосложения, с пронзительными голубыми глазами и аккуратной рыже-серебристой шевелюрой. Металлический гребень торчит из нагрудного кармана, украшенного крестом Виктории. Оглядевшись, он прохаживается мимо кроватей с неподвижными больными.
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д (потирая спину). Какой сквозняк... Дитя мое, ты где? (Заглядывает под одну из простынь.)
Н и к о л а с (горько). Я скоро буду ветераном. Как смеет он так говорить?
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д (отдернув занавеску). Ах, вот ты где. Ка-а... (Запинается, узрев «бутон».)
Н и к о л а с (уныло). Рад вас видеть.
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Да-да... (Схватив платок, утирает им лицо и шею, сминает, стряхивает, бросает его поверх «бутона» и нервно извлекает сигарету.)
Н и к о л а с (угрюмо). Здесь не курят.
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Хм-м... (Кузену) Я закурю, не против? Как твоя рука?
Н и к о л а с. Которая?
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Та, что сломана. (Чиркает спичкой.)
Н и к о л а с. Это нога.
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Чертовски сыро здесь... (Покручивая рыжий ус) Мой мальчик, я берег тебя для Англии и будущей супруги (кузен стремительно мрачнеет), но больше не могу скрывать тебя от горькой правды.
Н и к о л а с (уныло). Что?
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Был украден с ы р!
Н и к о л а с (угрюмо): Сыр?..
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Да нет же! С ы р! Весь стратегический запас нашего с ы р а на западном фронте! Пропал! Захвачен немцами!
Н и к о л а с: И что?
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. В этом замешан твой несносный братец Джулиус! (Разгневанно) Этот Жулиус предал Британию: захваченный в немецкий плен, он сразу же поддался гадкой своей трусости и разболтал негодным фрицам местоположение стратегических сырных запасов! Предатель! Ох! (Вцепившись в скудную шевелюру, огибает кровать в темпе ревматического спринта.)
Н и к о л а с (следя за ним, угрюмо). Я разбился в горящем самолете, был искусан комарами, затравлен изуверскими инъекциями...
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д (потрясая кулаками над головой). Вся британская общественность гудит о пропаже с ы р а!
Н и к о л а с (кисло). Лишь бы не в моих ушах.
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д (прощупывая сердце). Новость, дитя мое, не из приятных: братец Чарльз успел телеграфировать, что вырезал тебя и Джулиуса из семейных альбомов.
Н и к о л а с. Я болен, истощен и искалечен. В чем моя вина?
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Племянник мой: ведь с ы р украли из амбара, в котором ты лежишь!
Н и к о л а с. Какая новость. (Хочет отвернуться.)
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д (потрясая его за плечо). Вихри враждебные веют над нами! Пропажа с ы р а означает нечто большее, чем суд и грязное пятно на чести всей семьи! Основы британского могущества потрясены до самых их основ! Судьба победы - в нечистых руках Джулиуса! Как мог этот невинный лютик вдруг пустить пыльцу в глаза родных и близких! Выдать секрет с ы р а, едва попав в немецкий плен!
Н и к о л а с. Бывали ли вы, дядюшка, в настоящем немецком плену?
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Сынок, мне было не до этого. (Глотает дым, задумчиво поправив пояс.)
Н и к о л а с. Позвольте мне вас просветить. (Премного хмурясь) Два дня меня пытал командир части, майор Отто Баумейстер, записав на грампластинку...
Из-под кровати П о п с и появляется М и к р о б.
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Хм-м! Не по уставу. (Берет вторую сигарету.)
Склонившись над П о п с и и Ц ы п к о й, словно заботливая мать - над непутевой двойней, М и к р о б разглядывает парочку и вздыхает с кислой физиономией Э р н е с т а Т е с и д ж е р а.
М и к р о б. Новый учебник гигиены мне на погибель. (Обернувшись, замирает от восторга.)
М и к р о б. Да, вот оно! (Дядюшке Альфреду) Рад нашей неизбежной встрече.
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Почему это?
М и к р о б (взяв дядюшку под локоть). Помните Мэй Ист - суфражистку из снабженцев?
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д (отмахнувшись). И что?
М и к р о б. Зря вы ее тащили в кузов казенной сыровозки...
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. О-о-о.... (Закрывает лицо руками.)
М и к р о б (со сдержанным сочувствием). Не беспокойтесь: сейчас это успешно лечится.
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д (оттолкнув его). Какое мне дело, если завтра на Трафальгарской площади сожгут мое соломенное чучело!..
М и к р о б (обиженно). Нельзя так относиться к болезни, знаете ли...
Д я д ю ш к а А л ь ф р е д. Ах, оставьте! (Отдаляясь) С ы р, наш бедный с ы р...
Сорвав тесемки на затылке, М и к р о б трагично утирает лицо Э р н е с т а Т е с и д ж е р а, доселе скрытое под маской. Р а б о т н и к и с ц е н ы увозят кровать с П о п с и и Ц ы п к о й, оставив М и к р о б а наедине с к у з е н о м Н и к о л а с о м.
М и к р о б (со вздохом). Будем знакомы, юноша.
Н и к о л а с (заложив страницу пальцем, с невыразимой угрюмостью). Что вам нужно?
М и к р о б. Я принес вам остеомиелит.
Н и к о л а с. О-о-о...
Гаснет свет, гремят финальные аккорды, б о л ь н ы е свистят и хлопают, р а б о т н и к и с ц е н ы бравурно кружатся со стульями. Основной состав актеров улыбается и кланяется зрителю. З р и т е л ь (Э д д и с о н Д е в и т т), поправив теплый шарф, тихонько кашляет в кулак, делает в блокноте пару отрывистых пометок, вырывает лист, бросает его на пол и покидает зал, вальяжно прикусив пустой мундштук.
Что и будет, когда Николас запросит морфия...
Бедный, бедный кузен Николас - день и ночь находиться рядом с такой незатыкаемой болтушкой.
за чтос каким диагнозом попал в госпиталь, кхм, святой отец, и какой книгой пытается утешиться кузен Николас?Ммм, понятно. Будем ждать.
Где кузен такую книжку раздобыл, неужели из родного дома вывез ?
К сожалению, Шоу не раскрыл этой пикантной тайны)
и бестолковоеобразование. XDБоюсь, что, хм, введение в геологию повредит душевному здоровью Николаса (хотя не знаю, есть ли там чему еще вредить)
Особенно мне понравилась реплика "Я медсестра, мне не знакомо милосердие" - достойный цитирования афоризм !
Ммм, какой приятный глазу новый дизайн.
Спасибо) Будем встречать Новый год с кузеном)
По-моему, вот этот ад и абзац я тебе ещё не показывала. "Too True To Be Good" с точки зрения А. В. Луначарского. XD