Оу, мистер Рэтбоун таки нашёл себе собра... э-э-э... сестру по фотографическим увлечениям? Как это мило и прекрасно) Галифе и особенно сапоги не менее прекрасно на нём смотрятся. Интересно, реально ли вылететь из высшего общества за бессовестное разглядывание мужских ног?
Ты, наверное, видела фотографию, где он с Марлен снимались под дождем? xD *хорошо еще, что по фотографическим, вздыхает поклонник Этвилла* Бэзил вообще очень мил в галифе как человек со стройными ногами)
Addeson Ты, наверное, видела фотографию, где он с Марлен снимались под дождем? xD Видела xD Но в чём-нибудь форменном, по-моему, красивее. Хотя, вот если б его там разогнуть и вообще поставить нормально и устойчиво... то можно оставить и так в... кхм... штатской крайне свободной форме одежды. А есть ещё в каком-то садовом прудике с закатанными до колен штанами^^ хорошо еще, что по фотографическим Это, вроде, и так самое ужасающее из его пристрастий xD А по поводу Этвилла у меня сразу рисуется живописная картина о том, как он взял "погонять" рэтбоуновскую камеру, а затем честно вернул её владельцу, по-дружески попросив проявить на досуге снимки и занести ему. С двух до трёх ночи в подвал заброшенного дома на Маркет-стрит.
Addeson А я боюсь, что он и до последнего кадра в процессе проявки не дошёл бы, а вылетел бы из проявочной, в полнейшем душевном раздрае, обманутый в лучших чувствах, с ушами, горящими так, что на них можно было бы вскипятить чайник (или подогреть молока, что в данный момент важнее). А если бы в момент проявки кому-то взбрело бы в голову к нему сунуться, то он, наверное, даже немножко поиграл бы в Джеральда Лауэлла.
xD Этвилл, выслушивая по телефону истошные возмущения и крики, которые прерывались бы на глотки молока, недоумевал бы, с чего это взрослый, женатый мужчина так бурно реагирует на его, в сущности, пустяковую фотосессию)
Addeson Взрослый женатый мужчина, допивающий третью пинту молочного коктейля на основе валерианки и валокордина, уже почти выдохся, не только исчерпав весь запас своего красноречия, но и припомнив пару-тройку армейских ругательств для усиления воспитательного посыла, как внезапно раздавшееся в трубке непрошибаемое отечески-наставительное, насыщенное всеми мыслимыми и немыслимыми полутонами "My dear child..." буквально выбило почву у него из-под ног, разбив в пух и прах тщательно выстроенную линию защиты британской нравственности.
Бедный, бедный Бэзил xD Этвилл, понимая, что некоторых взрослых также следует воспитывать, дабы они учились жить, а не влачили дни свои, как будто бы в монастыре, постарается унять Бэзила, доказав ему, что женщины и сами на это согласились, и даже благодарили его, Лайонела, - гладили по рыжим волосам, обнимали, целовали в щечку. Услышав надрывно-хриплое "но вы, вы, Лайонел!..", распутный британский джентльмен закатит крупные лазурные очи (левое - с пятнышком) и желчно осведомится, каким таким образом у Бэзила завелся сын, с его мировоззренческими константами)
Да-а-а, беднее него только бедная Лиза. Рэтбоун, которому явно наступили на больную мозоль, нервно оближет пересохшие губы и, собрав в кулак остатки воли, почти твёрдым голосом заявит, что сын у него заводился, так сказать, за закрытыми дверями и без допуска к этому в высшей степени постыдному (но необходимому для выполнения демографического долга перед Родиной!) процессу посторонних глаз, и уж точно без свидетельства некоторых "ценителей прекрасного", которые к своим глазам так и норовят присовокупить глаз объектива. Выпустив эту парфянскую стрелу, Рэтбоун внезапно осознал, что вот теперь ему точно крышка.
Спешно повесив трубку, бедный Бэзил сглотнул и некоторое время ждал, что вблизи его роскошной виллы вот-вот взревет мотор, высадив рыжий десант, желающий узнать, что в нем такого видят низкого и оскорбительного. Покой и тишина заставят его потянуться к лечебной смеси из парного молочка и валерьянки, допить ее, как на фронтах он залпом выпивал "за Родину", - молоко французских коз, разумеется, - и направиться в гостиную, к возлюбленному креслу и томику Диккенса, который он не мог читать без слез. Ползли минуты, час сменялся часом: на 457-й странице "Копперфильда" крупные, нежные веки, пав на добросовестные очи, отгородили Бэзила от скучной послеобеденной реальности, когда внезапный шум и странный, неприятный запах, пропитавший носовой платок, что отчаянно прижали к его лицу, заставили его поволноваться - впрочем, ненадолго... ...Когда тяжесть в голове и на душе немного отступила, Бэзил попробовал подняться и нащупать верный пистолет - ему казалось, он взят в плен немецким спецотрядом, - однако ничего не вышло. Дыша, словно макет паровоза на съемках "Анны Карениной", он попробовал сориентироваться во времени и пространстве, но смог понять лишь то, что под ним - простынь, на нем - кусочек одеяла, а сам он пребывает в слегка разоблаченном виде. Не успел он воспринять и должным образом осмыслить столь необычный переход, как справа - и, должно быть, слева - его невольно охватили сонные женские ручки...
О, небо, какое феноменальное свинство коварство!.. xD Такого ужаса отважный капитан, верный подданный и защитник Её Величества не испытывал даже на полях сражений. На перекошенном от изумления и отчаяния лице явственно проступит попытка припомнить всё, что он когда-либо слышал о методах избавления от захвата удава, и, сделав глубокий вдох, Рэтбоун начнёт медленно сползать куда-то в район изножья кровати, пытаясь как можно более незаметно выскользнуть из нежных объятий, дабы ни в коем случае не разбудить тех двух очаровательных дев, этими объятиями его и одаривших. Успешно завершив сей отступательный манёвр, однако хорошенько приложившись всё ещё гудящей головой о выступающую часть деревянного постельного каркаса, высокоморальный англичанин, уже начинающий сомневаться в собственной непогрешимости, развернёт масштабную, но бесшумную кампанию по поиску своей одежды, а также причин, приведших к этому досадному инциденту. Кусая губы и пытаясь трясущими руками завязать шнурки на ботинках, заляпанных грязью, по которой его, вероятно, и "доставили" в эту ширпотребную гостиницу, Рэтбоун рисовал в своём воображение яркие и поражающие своей кошмарностью последствия своего обнаружения в подобном месте и в соответствующем обществе. В тот момент, когда несчастный надежда-и-опора-Британии, застегнул предпоследнюю верхнюю пуговицу на рубашке и уже натягивал свой любимый белый с полосатой окантовкой свитер, дверь в комнату бесцеремонно распахнулась, и на пороге, заполнив собой весь дверной проём, возникла грозная фигура местного администратора, который просто жаждал получить от господина плату за номер и за "услуги девочек". Вслед за крайне нетерпеливым и уже перешедшим в лобовое наступление администратором, в комнату вальяжно вплыла рыжая негодяйская причина всех последних бед.
Проклиная день и час, когда фотографические снимки Этвилла, его умений и достоинств вошли в его жизнь, бесстрашный сын Британии вознамерился дорого ее продать - хотя, по правде, сомневался, что это у него получится. Решимость подточил и вид самого Лайонела - эдвардианское белье и не самая современная фигура производили дурманящее впечатление на нервы Бэзила, тонкие, будто струна арфы, и напряженные, будто фронтовые сводки. Подтянув спадающие брюки, он принял боевую позицию джентльмена, готового вызвать на кулачный бой скотину и мерзавца, - на что хозяин, умудренный и джентльменами, и простым рабочим людом, выхватил из-за спины дубинку с явным намерением сокрушить благородный нос; кулаки Бэзила утратили немного твердости, а колени - прочности, однако он, конечно же, не сдался. В тот напряженный миг, когда кинокарьера великого злодея и красавца готова была пасть к ногам администратора борделя, между амбалом и светочем морали заступила пухлая фигура. Выхватив портмоне - черт знает, откуда, - Этвилл снобистским движением паучьих пальцев выудил оттуда внушительную банкноту и заверил, что девиц он самолично уложил в искомый номер после того, как истощил их силы на ложе бурной страсти, - а моложавый джентльмен является его любезным другом, которого выгнала из дому стервозная жена, вот и пришлось ему коротать ночь в сомнительного свойства заведении. Администратор, которого гораздо больше тронула купюра, окатил клиента мрачным взглядом и ушел. Бледнея и краснея, Бэзил приблизился к мучителю и хриплым, возмущенным голосом затребовал, дабы тот открыл всю правду: случилось ли преступное сношение его и вышеупомянутых девиц?..
Этвилл, категорически не приемлющий подобной непочтительной манеры обращения, плотоядно улыбнулся (находящемуся в полушаге от обморока Рэтбоуну даже показалось, что из-за стройного ряда великолепных зубов на мгновение показался раздвоенный змеиный язычок) и, небрежно вращая шнурком от кальсон, также совершил пару наступательных движений самого угрожающего вида. Рэтбоун, переливаясь всеми цветами радуги, отступал, то и дело спотыкаясь, и не в силах отвести взгляд, полный тупого отчаяния, от шнурка, который начинал ему казаться плетью, что используют для воспитания мальчиков, которые очень-очень плохо себя вели. Шестой шаг, продиктованный инстинктом самосохранения, помешал сделать предательский трухлявый стул, упёршийся под коленки и жалобно заскрипевший под тяжестью рухнувшего на него сгустка высокой нравственности, исчезающе редкой для подобных мест. Рэтбоун инстинктивно зажмурился, дабы не чувствовать себя маленьким кроликом, загипнотизированным жестоким немигающим взглядом нависшего над ним удава, угрожающе округлившего поразительно голубые "стеклянные" глаза, хищно раздувшего ноздри и, кажется, даже нервно подёргивающего хвостом перед совершением рокового прыжка. Спешно мысленно попрощавшись со всем, что ему было дорого, глубоко несчастный сын Британии сидел и ждал чего угодно (от красочного описания тех нравственных глубин, на которые он, поборник морали, так позорно опустился, до воспитательно-показательной порки), но только не этого. Сухой смешок и тяжёлый, но вполне дружеский хлопок по плечу вывел его из состояния оцепенения, побудив робко приоткрыть один глаз. Крайне довольный вид Этвилла, чьи тонкие губы чуть подрагивали от едва сдерживаемого смеха, посеял в трепетной рэтбоуновской душе зерно сомнения, которое мгновение спустя проросло уверенностью в собственной непорочности, а также в крайней специфичности этвилловского чувства юмора: за спиной раздались томные вздохи разбуженных падших дев, призывающих "душку Лайонела" продолжить начатое. Кипя праведным гневом, жертва этвилловского воспитания вскочил так резко, что перевернул стул, для которого это потрясение стало последним. Ни на гнусно ухмыляющегося Этвилла, ни на девиц это, впрочем, не произвело ровным счётом никакого впечатления, и Рэтбоун предпочёл более не искушать судьбу: осторожно высвободившись из цепких и настойчивых объятий одной из девиц, не любивших тратить время попусту, и не удостоив свинского коллегу даже презрительным взглядом (из соображений личной безопасности), он гордо промаршировал на выход, не забыв пожелать милой компании приятного дня и аккуратно прикрыть со собой дверь. Уже на лестнице его пылающих ушей достиг грянувший за дверями злосчастного номера дикий хохот.
Как похоже на милого Лайонела xD Интересно, если бы Бэзила назвали этим самым "сгустком" в жизни, что бы он ответил - стыдился или соглашался?)
(Думаю, несчастному Бэзилу ничего не остается, как ретироваться домой, где...) Вырвавшись из дома падений и разврата, несчастный светоч добродетели свистнул такси, нырнул в него, будто танкист - в кабину танка, и, запинаясь, багровея, прижимая к пылающей груди утонченные ладони, скомандовал ехать, и быстрей. Таксист, привыкший ко всему, но только не к такому, надавил на газ так сильно, что едва не лишил великий старый Голливуд темной жемчужины в обличье Генри Дэниелла, который флегматично направлялся к средоточию порока: взревев мотором и истошно взвизгнув шинами, такси умчалось в более моральные пенаты, увозя с собою Бэзила с его сомнениями, страхами и памятью о пятнышке в лазурном глазу Этвилла, при мысли о котором ему всенепременно становилось дурно. Оттягивая воротничок, сгусток морали и викторианских принципов одичало поглядывал на несущиеся мимо домики Лос-Анджелеса, пальмы и автомобили, - таксист кружил по городу, гонимый странной убежденностью, что к нему в клиенты попал либо святой, либо безумец: второго он давно бы высадил, но с первым это было бы чревато. Тем временем клиент немного оклемался от потрясений и унижений, доставленных ему рыжей свиньей, и страдальчески приспустив ресницы на крупные, очаровательные очи, попросил свезти его к дому Эйхерна, приятеля по Англии и Голливуду. Таксист, исполнив волю бедной жертвы и даже не спросив с нее деньжат, - которых, как он был уверен, святые при себе не носят, - сорвался с места, укатив дежурить у приюта местных нищих. Отрывисто касаясь лба, несчастный Бэзил доволок ноги до крупного забора с дверью и звонком, и позвонил. Спустя краткое время навстречу ему вышел Брайан. ...Брайан Эйхерн, будучи мужчиной с нервами нежней фиалки и вкусив немало опасностей и низостей Голливуда, - в особенности, при съемках "Песни песен", - дрогнул, завидев коллегу и приятеля, который, очевидно, был так плох, что завязал шнурки не тем узлом, каким обычно, да и дрожал, словно осенний лист в поэзии Уордсворта. Забросив на плечо руку истерзанного Бэзила, Брайан, как мог, дотащил приятеля до дома и хотел было сложить на роскошный диван, если бы главный мебельный объект в гостиной не был занят продолговатым, упитанным телом, которое поглядывало томным взором на журнал с фотографическими этюдами о последней моды купальниках и девицах. Зная, что призывы к помощи - и к освобождению дивана - будут не менее тщетны, чем перышко на штормовом ветру, Брайан поглядел на Бэзила с тревогой и виной за собственное бессилие. Бэзил взглянул на него грустно: почувствовав укол совести в область сердца, Брайан спровадил друга в кресло и бросился за коньяком. Доставив горячительное, сунув стакан между бледных губ и обернув несчастного удобным теплым одеялом, Брайан подтащил любимый пуфик супруги ближе к креслу и попросил поведать, что с ним стряслось. "Этвилл!.." - выдохнул Рэтбоун, жалостно закатив глаза. Брайан, закусив одновременно несколько ногтей, едва ли не рухнул на ковер, но все же совладал с собой и, шмыгнув носом, потрепал Бэзила по коленке, которая безудержно дрожала. Супруга Джейн, увидав "милого Бэзила", завернутого в одеяльный кокон, бросилась на кухню приготовить молочко и всячески обхаживала трепетного британского подданного, демонстративно обернувшись задом к обитателю дивана, что, впрочем, не так уж и расстроило последнего. Придя в себя и отогревшись среди тридцатиградусной жары, царящей в городе, Бэзил слабо испросил, может ли он проявить неслыханную наглость, напросившись в их семейный душ. Сердобольная Джейн, заверив, что "славный Бэзил" ничуть не оскорбит их подобной просьбой, провела его до душа и дежурила с обратной стороны занавески, готовая подать то полотенце, то кусочек мыла, то свежую рубашку Брайана. Отмытый, одетый и накормленный британской гренкой, Бэзил трогательно отблагодарил хозяев за кров и помощь, окинул недоуменным взглядом тело на диване, успевшее уснуть, залез в такси и, наконец, был у ворот своего дома. "Милая!.." - воскликнул он, так трепетно, словно птенец, зовущий мать. Призыв остался безответным: войдя в гостиную с острой тревогой, Бэзил узрел супругу - лицо ее казалось маской, а в руках были отчаянно зажаты несколько фотографических снимков...
Мне кажется, что для начала он бы удивился) Либо потому что не считает свой образ жизни чем-то из ряда вон выходящим (что естественно и логично), либо потому, что не считает себя таковым (мол, монашеский обет не давал) xD Рэтбоун обмер - открывшаяся картина по степени поражения нервной системы превосходила все ночные кошмары - отголоски лет, проведённых в окопах - которые до сих пор иногда посещали его в тревожные рассветные часы, причём вместе взятые и возведённые в куб. Откуда-то с задворок сознания, из той части, которая каким-то чудом ещё не утратила связь с внешним миром и не порывалась отключиться, возникла робкая мысль о том, что заводить старую песенку про "Это не то, что ты подумала!" или "Я тебе сейчас всё объясню!" - затея априори провальная. С большим трудом скопленные за пару последних часов силы, которых и так едва-едва хватило на то, чтобы добраться до милого дома, окончательно оставили глубоко несчастную жертву любительской фотографии, и Рэтбоун, издав тихий стон и запрокинув многострадальную голову, начал медленно заваливаться назад. Уиду Бержер никто и никогда не мог назвать женщиной глупой и не умеющей смотреть на вещи широко, и выйдя замуж за своего "милого Бэзила", она ничуть не изменилась в этом плане. Её дорогому мужу, полагавшему, что на всём белом свете нет человека, к которому госпожа Удача была бы более благосклонна, раз послала ему такую женщину, всё-таки в одном не повезло – сегодня он слишком торопился домой и вошёл в гостиную буквально минуту спустя после обнаружения Уидой постыдных снимков, прервав своим появлением течение её мыслей, которое вот-вот должно было обрести верное русло. Вот и сейчас она взволнованно всплеснула руками и успела бережно подхватить полуживого мужа, чей истерзанный бледный вид великомученика сильно разнился с её представлениями о законченных ловеласах. Буквально свалив оказавшегося удивительно тяжёлым Рэтбоуна в удачно подвернувшееся под руку глубокое кресло, Уида почти нежно приподняла его за воротник и легонько встряхнула, приводя в чувство. Едва длинные ресницы, отбрасывающие тень на бескровные щёки, слабо дрогнули, миссис Рэтбоун подавила в себе приступ щемящей жалости и, не без труда придав голосу побольше твёрдости, скомандовала: "Рассказывай!" Рэтбоун, судорожно цепляясь тонкими нервными пальцами за край воротничка, ставшего стараниями Уиды удушающее тесным, лихорадочно заметался между жгучим желанием поведать всю неприглядную правду об ужасном Этвилле и долгом чести, запрещающим разглашать подобные вещи весьма щекотливого свойства, которые, к тому же, ни в коем случае не должны достигать нежного дамского слуха. В тот момент, когда Уида уже принялась медленно закипать, а её благоверный почти отчаялся предоставить хоть сколько-нибудь внятное объяснение появлению порочных снимков в их уютной обители морали, со стороны так и не прикрытой входной двери по гравийной дорожке зашуршали неспешные размеренные шаги, и пару минут спустя в гостиной появилась до печёночных колик знакомая плотная фигура, которая на этот раз однако выглядела вполне пристойно и даже несколько щегольски, хотя и бессовестно дымила на всю комнату дорогой сигарой. Уида выпустила воротник мужа, чем тот не замедлил воспользоваться: в мгновение получив мощный заряд адреналина, он вскочил и в два прыжка занял оборонительную позицию между женщиной, посланной ему Господом Богом и мужчиной, которого, вероятно, сам Дьявол снабдил рекомендательными документами и отеческими наставлениями. Этвилл, небрежным жестом, не терпящим неподчинения, отстранил возникшее препятствие, походя вручив ему окурок, сально улыбнулся Уиде, вежливо попросив прощения за столь бесцеремонное вторжение, и осведомился, не оставил ли он здесь в свой прошлый визит некий фотографический материал, который получил в исключительно важных исследовательских целях и попросил дорогого друга Бэзила перенести с плёнки на бумагу для пущей наглядности. Вконец озверевший "дорогой друг", в чьём стальном взгляде Этвилл впервые не отметил ничего святого, затушил окурок в горшке с фикусом и принялся теснить свинского коллегу к выходу, всем своим видом демонстрируя намерение не сдавать и пяди того, что принадлежит только ему, причём это касается как личной собственности, так и личной жизни. Зарождающийся открытый конфликт на корню пресекла Уида, одной рукой превентивно придержав мужа за локоть, а другой – поспешно сунув Этвиллу слегка помятые снимки. Этвилл, всё это время не выказывавший и доли смущения и беспокойства, мило улыбнулся и в цветистых выражениях поблагодарил чету Рэтбоунов и лично Бэзила за отзывчивость и гостеприимство, а также изысканно и смиренно извинился перед миссис Рэтбоун за то, что вчера он позволил себе небольшую шалость, похитив – ха-ха, разумеется, это была шутка – её дорого супруга и ненароком втянув его в небольшое приключение, возможно, показавшееся тому не особо приятным. Уида, прекрасно осведомлённая о характере исследований, регулярно проводимых голливудской грозой слабого пола, так же полагала, что её милый высокоморальный Бэзил был, мягко говоря, не в восторге и от приключений, и только какие-то смутные первобытные ощущения и чувства, которые возникали у неё сразу же, стоило ей только взглянуть на этот порочный чётко очерченный рот и глаза, не поддающиеся приличному описанию, не давали ей залепить Этвиллу звонкую пощёчину. Сверкнув лазурными очами, стреляя взглядом на поражение, а также не забыв изящно приложиться к ручке миссис Рэтбоун на прощание (чем вызвал у самого Рэтбоуна судорогу доброй половины лицевых мышц), Этвилл церемонно поклонился и направился к выходу. Почти начисто позабыв о причинах и последствиях обоих этвилловских визитов, Уида не выдержала и, ласково коснувшись плеча всё ещё дрожащего от негодования мужа, вызвалась проявить необходимую вежливость, а то есть проводить этого негодяя до дверей. Тревожно прислушиваясь к звукам в холле, Рэтбоун с удовлетворением убедился в том, что дверь за Этвиллом благополучно закрылась, и семейному счастью ничего не угрожает, а затем со всего размаху рухнул в своё любимое кресло и насупился.
Addeson Женщине сражаться совершенно невозможно - он её деморализует, причём во всех смыслах xD Мда... *перечитывает концовку* Какая-то двусмысленность вышла. Отпускать женщину одну с Этвиллом, пусть и на пару минут... xD Впрочем, энду этой истории если и быть, то, я думаю, в любом случае хеппи, ибо вот такой у нас канон) Слава богам. А уж когда он наступит... это уж как тебе хочется) Может, у тебя там параллельная линия пропадает: с Брайаном Эйхерном, которого изводит ещё один Мориарти злой гений в лице Генри Дэниэлла или сходка жён, обсуждающих тяжёлые будни мужей на полях сражений за мораль: - Представляешь, наш вчера опять учил его плохому: завязывать шнурки не "безопасным" узлом, а "двухпетельным" или ещё хуже - "узлом висельника". - А наш моему добавлял в кофе коньяк, наставительно заявляя, что молоко - это вчерашний день.
Addeson Если дама носит корсет из пуленепробиваемого китового уса, то в определённый момент да - в некотором роде и демонтирует xD С кусачками и ножовкой по металлу наперевес.
*хорошо еще, что по фотографическим, вздыхает поклонник Этвилла*
Бэзил вообще очень мил в галифе как человек со стройными ногами)
Ты, наверное, видела фотографию, где он с Марлен снимались под дождем? xD
Видела xD Но в чём-нибудь форменном, по-моему, красивее. Хотя, вот если б его там разогнуть и вообще поставить нормально и устойчиво... то можно оставить и так в... кхм... штатской крайне свободной форме одежды. А есть ещё в каком-то садовом прудике с закатанными до колен штанами^^
хорошо еще, что по фотографическим
Это, вроде, и так самое ужасающее из его пристрастий xD А по поводу Этвилла у меня сразу рисуется живописная картина о том, как он взял "погонять" рэтбоуновскую камеру, а затем честно вернул её владельцу, по-дружески попросив проявить на досуге снимки и занести ему.
С двух до трёх ночи в подвал заброшенного дома на Маркет-стрит.Боюсь, что до Маркет-стрит Бэзил бы попросту не дошел - с такими снимками xD
А я боюсь, что он и до последнего кадра в процессе проявки не дошёл бы, а вылетел бы из проявочной, в полнейшем душевном раздрае, обманутый в лучших чувствах, с ушами, горящими так, что на них можно было бы вскипятить чайник (или подогреть молока, что в данный момент важнее). А если бы в момент проявки кому-то взбрело бы в голову к нему сунуться, то он, наверное, даже немножко поиграл бы в Джеральда Лауэлла.
Этвилл, выслушивая по телефону истошные возмущения и крики, которые прерывались бы на глотки молока, недоумевал бы, с чего это взрослый, женатый мужчина так бурно реагирует на его, в сущности, пустяковую фотосессию)
Взрослый женатый мужчина, допивающий третью пинту молочного коктейля на основе валерианки и валокордина, уже почти выдохся, не только исчерпав весь запас своего красноречия, но и припомнив пару-тройку армейских ругательств для усиления воспитательного посыла, как внезапно раздавшееся в трубке непрошибаемое отечески-наставительное, насыщенное всеми мыслимыми и немыслимыми полутонами "My dear child..." буквально выбило почву у него из-под ног, разбив в пух и прах тщательно выстроенную линию защиты британской нравственности.
Этвилл, понимая, что некоторых взрослых также следует воспитывать, дабы они учились жить, а не влачили дни свои, как будто бы в монастыре, постарается унять Бэзила, доказав ему, что женщины и сами на это согласились, и даже благодарили его, Лайонела, - гладили по рыжим волосам, обнимали, целовали в щечку. Услышав надрывно-хриплое "но вы, вы, Лайонел!..", распутный британский джентльмен закатит крупные лазурные очи (левое - с пятнышком) и желчно осведомится, каким таким образом у Бэзила завелся сын, с его мировоззренческими константами)
Рэтбоун, которому явно наступили на больную мозоль, нервно оближет пересохшие губы и, собрав в кулак остатки воли, почти твёрдым голосом заявит, что сын у него заводился, так сказать, за закрытыми дверями и без допуска к этому в высшей степени постыдному (но необходимому для выполнения демографического долга перед Родиной!) процессу посторонних глаз, и уж точно без свидетельства некоторых "ценителей прекрасного", которые к своим глазам так и норовят присовокупить глаз объектива. Выпустив эту парфянскую стрелу, Рэтбоун внезапно осознал, что вот теперь ему точно крышка.
...Когда тяжесть в голове и на душе немного отступила, Бэзил попробовал подняться и нащупать верный пистолет - ему казалось, он взят в плен немецким спецотрядом, - однако ничего не вышло. Дыша, словно макет паровоза на съемках "Анны Карениной", он попробовал сориентироваться во времени и пространстве, но смог понять лишь то, что под ним - простынь, на нем - кусочек одеяла, а сам он пребывает в слегка разоблаченном виде. Не успел он воспринять и должным образом осмыслить столь необычный переход, как справа - и, должно быть, слева - его невольно охватили сонные женские ручки...
свинствоковарство!.. xDТакого ужаса отважный капитан, верный подданный и защитник Её Величества не испытывал даже на полях сражений. На перекошенном от изумления и отчаяния лице явственно проступит попытка припомнить всё, что он когда-либо слышал о методах избавления от захвата удава, и, сделав глубокий вдох, Рэтбоун начнёт медленно сползать куда-то в район изножья кровати, пытаясь как можно более незаметно выскользнуть из нежных объятий, дабы ни в коем случае не разбудить тех двух очаровательных дев, этими объятиями его и одаривших.
Успешно завершив сей отступательный манёвр, однако хорошенько приложившись всё ещё гудящей головой о выступающую часть деревянного постельного каркаса, высокоморальный англичанин, уже начинающий сомневаться в собственной непогрешимости, развернёт масштабную, но бесшумную кампанию по поиску своей одежды, а также причин, приведших к этому досадному инциденту.
Кусая губы и пытаясь трясущими руками завязать шнурки на ботинках, заляпанных грязью, по которой его, вероятно, и "доставили" в эту ширпотребную гостиницу, Рэтбоун рисовал в своём воображение яркие и поражающие своей кошмарностью последствия своего обнаружения в подобном месте и в соответствующем обществе.
В тот момент, когда несчастный надежда-и-опора-Британии, застегнул предпоследнюю верхнюю пуговицу на рубашке и уже натягивал свой любимый белый с полосатой окантовкой свитер, дверь в комнату бесцеремонно распахнулась, и на пороге, заполнив собой весь дверной проём, возникла грозная фигура местного администратора, который просто жаждал получить от господина плату за номер и за "услуги девочек". Вслед за крайне нетерпеливым и уже перешедшим в лобовое наступление администратором, в комнату вальяжно вплыла рыжая негодяйская причина всех последних бед.
Рэтбоун инстинктивно зажмурился, дабы не чувствовать себя маленьким кроликом, загипнотизированным жестоким немигающим взглядом нависшего над ним удава, угрожающе округлившего поразительно голубые "стеклянные" глаза, хищно раздувшего ноздри и, кажется, даже нервно подёргивающего хвостом перед совершением рокового прыжка. Спешно мысленно попрощавшись со всем, что ему было дорого, глубоко несчастный сын Британии сидел и ждал чего угодно (от красочного описания тех нравственных глубин, на которые он, поборник морали, так позорно опустился, до воспитательно-показательной порки), но только не этого.
Сухой смешок и тяжёлый, но вполне дружеский хлопок по плечу вывел его из состояния оцепенения, побудив робко приоткрыть один глаз. Крайне довольный вид Этвилла, чьи тонкие губы чуть подрагивали от едва сдерживаемого смеха, посеял в трепетной рэтбоуновской душе зерно сомнения, которое мгновение спустя проросло уверенностью в собственной непорочности, а также в крайней специфичности этвилловского чувства юмора: за спиной раздались томные вздохи разбуженных падших дев, призывающих "душку Лайонела" продолжить начатое.
Кипя праведным гневом, жертва этвилловского воспитания вскочил так резко, что перевернул стул, для которого это потрясение стало последним. Ни на гнусно ухмыляющегося Этвилла, ни на девиц это, впрочем, не произвело ровным счётом никакого впечатления, и Рэтбоун предпочёл более не искушать судьбу: осторожно высвободившись из цепких и настойчивых объятий одной из девиц, не любивших тратить время попусту, и не удостоив свинского коллегу даже презрительным взглядом (из соображений личной безопасности), он гордо промаршировал на выход, не забыв пожелать милой компании приятного дня и аккуратно прикрыть со собой дверь. Уже на лестнице его пылающих ушей достиг грянувший за дверями злосчастного номера дикий хохот.
(Думаю, несчастному Бэзилу ничего не остается, как ретироваться домой, где...)
Вырвавшись из дома падений и разврата, несчастный светоч добродетели свистнул такси, нырнул в него, будто танкист - в кабину танка, и, запинаясь, багровея, прижимая к пылающей груди утонченные ладони, скомандовал ехать, и быстрей. Таксист, привыкший ко всему, но только не к такому, надавил на газ так сильно, что едва не лишил великий старый Голливуд темной жемчужины в обличье Генри Дэниелла, который флегматично направлялся к средоточию порока: взревев мотором и истошно взвизгнув шинами, такси умчалось в более моральные пенаты, увозя с собою Бэзила с его сомнениями, страхами и памятью о пятнышке в лазурном глазу Этвилла, при мысли о котором ему всенепременно становилось дурно. Оттягивая воротничок, сгусток морали и викторианских принципов одичало поглядывал на несущиеся мимо домики Лос-Анджелеса, пальмы и автомобили, - таксист кружил по городу, гонимый странной убежденностью, что к нему в клиенты попал либо святой, либо безумец: второго он давно бы высадил, но с первым это было бы чревато. Тем временем клиент немного оклемался от потрясений и унижений, доставленных ему рыжей свиньей, и страдальчески приспустив ресницы на крупные, очаровательные очи, попросил свезти его к дому Эйхерна, приятеля по Англии и Голливуду. Таксист, исполнив волю бедной жертвы и даже не спросив с нее деньжат, - которых, как он был уверен, святые при себе не носят, - сорвался с места, укатив дежурить у приюта местных нищих. Отрывисто касаясь лба, несчастный Бэзил доволок ноги до крупного забора с дверью и звонком, и позвонил. Спустя краткое время навстречу ему вышел Брайан.
...Брайан Эйхерн, будучи мужчиной с нервами нежней фиалки и вкусив немало опасностей и низостей Голливуда, - в особенности, при съемках "Песни песен", - дрогнул, завидев коллегу и приятеля, который, очевидно, был так плох, что завязал шнурки не тем узлом, каким обычно, да и дрожал, словно осенний лист в поэзии Уордсворта. Забросив на плечо руку истерзанного Бэзила, Брайан, как мог, дотащил приятеля до дома и хотел было сложить на роскошный диван, если бы главный мебельный объект в гостиной не был занят продолговатым, упитанным телом, которое поглядывало томным взором на журнал с фотографическими этюдами о последней моды купальниках и девицах. Зная, что призывы к помощи - и к освобождению дивана - будут не менее тщетны, чем перышко на штормовом ветру, Брайан поглядел на Бэзила с тревогой и виной за собственное бессилие. Бэзил взглянул на него грустно: почувствовав укол совести в область сердца, Брайан спровадил друга в кресло и бросился за коньяком. Доставив горячительное, сунув стакан между бледных губ и обернув несчастного удобным теплым одеялом, Брайан подтащил любимый пуфик супруги ближе к креслу и попросил поведать, что с ним стряслось.
"Этвилл!.." - выдохнул Рэтбоун, жалостно закатив глаза. Брайан, закусив одновременно несколько ногтей, едва ли не рухнул на ковер, но все же совладал с собой и, шмыгнув носом, потрепал Бэзила по коленке, которая безудержно дрожала. Супруга Джейн, увидав "милого Бэзила", завернутого в одеяльный кокон, бросилась на кухню приготовить молочко и всячески обхаживала трепетного британского подданного, демонстративно обернувшись задом к обитателю дивана, что, впрочем, не так уж и расстроило последнего. Придя в себя и отогревшись среди тридцатиградусной жары, царящей в городе, Бэзил слабо испросил, может ли он проявить неслыханную наглость, напросившись в их семейный душ. Сердобольная Джейн, заверив, что "славный Бэзил" ничуть не оскорбит их подобной просьбой, провела его до душа и дежурила с обратной стороны занавески, готовая подать то полотенце, то кусочек мыла, то свежую рубашку Брайана. Отмытый, одетый и накормленный британской гренкой, Бэзил трогательно отблагодарил хозяев за кров и помощь, окинул недоуменным взглядом тело на диване, успевшее уснуть, залез в такси и, наконец, был у ворот своего дома.
"Милая!.." - воскликнул он, так трепетно, словно птенец, зовущий мать. Призыв остался безответным: войдя в гостиную с острой тревогой, Бэзил узрел супругу - лицо ее казалось маской, а в руках были отчаянно зажаты несколько фотографических снимков...
Рэтбоун обмер - открывшаяся картина по степени поражения нервной системы превосходила все ночные кошмары - отголоски лет, проведённых в окопах - которые до сих пор иногда посещали его в тревожные рассветные часы, причём вместе взятые и возведённые в куб. Откуда-то с задворок сознания, из той части, которая каким-то чудом ещё не утратила связь с внешним миром и не порывалась отключиться, возникла робкая мысль о том, что заводить старую песенку про "Это не то, что ты подумала!" или "Я тебе сейчас всё объясню!" - затея априори провальная. С большим трудом скопленные за пару последних часов силы, которых и так едва-едва хватило на то, чтобы добраться до милого дома, окончательно оставили глубоко несчастную жертву любительской фотографии, и Рэтбоун, издав тихий стон и запрокинув многострадальную голову, начал медленно заваливаться назад.
Уиду Бержер никто и никогда не мог назвать женщиной глупой и не умеющей смотреть на вещи широко, и выйдя замуж за своего "милого Бэзила", она ничуть не изменилась в этом плане. Её дорогому мужу, полагавшему, что на всём белом свете нет человека, к которому госпожа Удача была бы более благосклонна, раз послала ему такую женщину, всё-таки в одном не повезло – сегодня он слишком торопился домой и вошёл в гостиную буквально минуту спустя после обнаружения Уидой постыдных снимков, прервав своим появлением течение её мыслей, которое вот-вот должно было обрести верное русло. Вот и сейчас она взволнованно всплеснула руками и успела бережно подхватить полуживого мужа, чей истерзанный бледный вид великомученика сильно разнился с её представлениями о законченных ловеласах. Буквально свалив оказавшегося удивительно тяжёлым Рэтбоуна в удачно подвернувшееся под руку глубокое кресло, Уида почти нежно приподняла его за воротник и легонько встряхнула, приводя в чувство. Едва длинные ресницы, отбрасывающие тень на бескровные щёки, слабо дрогнули, миссис Рэтбоун подавила в себе приступ щемящей жалости и, не без труда придав голосу побольше твёрдости, скомандовала: "Рассказывай!"
Рэтбоун, судорожно цепляясь тонкими нервными пальцами за край воротничка, ставшего стараниями Уиды удушающее тесным, лихорадочно заметался между жгучим желанием поведать всю неприглядную правду об ужасном Этвилле и долгом чести, запрещающим разглашать подобные вещи весьма щекотливого свойства, которые, к тому же, ни в коем случае не должны достигать нежного дамского слуха.
В тот момент, когда Уида уже принялась медленно закипать, а её благоверный почти отчаялся предоставить хоть сколько-нибудь внятное объяснение появлению порочных снимков в их уютной обители морали, со стороны так и не прикрытой входной двери по гравийной дорожке зашуршали неспешные размеренные шаги, и пару минут спустя в гостиной появилась до печёночных колик знакомая плотная фигура, которая на этот раз однако выглядела вполне пристойно и даже несколько щегольски, хотя и бессовестно дымила на всю комнату дорогой сигарой.
Уида выпустила воротник мужа, чем тот не замедлил воспользоваться: в мгновение получив мощный заряд адреналина, он вскочил и в два прыжка занял оборонительную позицию между женщиной, посланной ему Господом Богом и мужчиной, которого, вероятно, сам Дьявол снабдил рекомендательными документами и отеческими наставлениями.
Этвилл, небрежным жестом, не терпящим неподчинения, отстранил возникшее препятствие, походя вручив ему окурок, сально улыбнулся Уиде, вежливо попросив прощения за столь бесцеремонное вторжение, и осведомился, не оставил ли он здесь в свой прошлый визит некий фотографический материал, который получил в исключительно важных исследовательских целях и попросил дорогого друга Бэзила перенести с плёнки на бумагу для пущей наглядности. Вконец озверевший "дорогой друг", в чьём стальном взгляде Этвилл впервые не отметил ничего святого, затушил окурок в горшке с фикусом и принялся теснить свинского коллегу к выходу, всем своим видом демонстрируя намерение не сдавать и пяди того, что принадлежит только ему, причём это касается как личной собственности, так и личной жизни.
Зарождающийся открытый конфликт на корню пресекла Уида, одной рукой превентивно придержав мужа за локоть, а другой – поспешно сунув Этвиллу слегка помятые снимки.
Этвилл, всё это время не выказывавший и доли смущения и беспокойства, мило улыбнулся и в цветистых выражениях поблагодарил чету Рэтбоунов и лично Бэзила за отзывчивость и гостеприимство, а также изысканно и смиренно извинился перед миссис Рэтбоун за то, что вчера он позволил себе небольшую шалость, похитив – ха-ха, разумеется, это была шутка – её дорого супруга и ненароком втянув его в небольшое приключение, возможно, показавшееся тому не особо приятным.
Уида, прекрасно осведомлённая о характере исследований, регулярно проводимых голливудской грозой слабого пола, так же полагала, что её милый высокоморальный Бэзил был, мягко говоря, не в восторге и от приключений, и только какие-то смутные первобытные ощущения и чувства, которые возникали у неё сразу же, стоило ей только взглянуть на этот порочный чётко очерченный рот и глаза, не поддающиеся приличному описанию, не давали ей залепить Этвиллу звонкую пощёчину.
Сверкнув лазурными очами, стреляя взглядом на поражение, а также не забыв изящно приложиться к ручке миссис Рэтбоун на прощание (чем вызвал у самого Рэтбоуна судорогу доброй половины лицевых мышц), Этвилл церемонно поклонился и направился к выходу.
Почти начисто позабыв о причинах и последствиях обоих этвилловских визитов, Уида не выдержала и, ласково коснувшись плеча всё ещё дрожащего от негодования мужа, вызвалась проявить необходимую вежливость, а то есть проводить этого негодяя до дверей. Тревожно прислушиваясь к звукам в холле, Рэтбоун с удовлетворением убедился в том, что дверь за Этвиллом благополучно закрылась, и семейному счастью ничего не угрожает, а затем со всего размаху рухнул в своё любимое кресло и насупился.
Я так чувствую, что дальше должен быть финал и хеппи-энд? xD
Женщине сражаться совершенно невозможно - он её деморализует, причём во всех смыслах xD
Мда... *перечитывает концовку* Какая-то двусмысленность вышла. Отпускать женщину одну с Этвиллом, пусть и на пару минут... xD
Впрочем, энду этой истории если и быть, то, я думаю, в любом случае хеппи, ибо вот такой у нас канон) Слава богам. А уж когда он наступит... это уж как тебе хочется) Может, у тебя там параллельная линия пропадает: с Брайаном Эйхерном, которого изводит ещё один
Мориартизлой гений в лице Генри Дэниэлла или сходка жён, обсуждающих тяжёлые будни мужей на полях сражений за мораль:- Представляешь, наш вчера опять учил его плохому: завязывать шнурки не "безопасным" узлом, а "двухпетельным" или ещё хуже - "узлом висельника".
- А наш моему добавлял в кофе коньяк, наставительно заявляя, что молоко - это вчерашний день.
Демонтирует? xD
Бедный Брайан: он познал и Джорджа, и Лайонела - а вот теперь еще и Дэниелла)
Над хеппи-эндом нужно будет подумать)
Если дама носит корсет из пуленепробиваемого китового уса, то в определённый момент да - в некотором роде и демонтирует xD
С кусачками и ножовкой по металлу наперевес.