***

Писать комментарии к собственным клипам - дело неблагодарное, но я напишу) Само собою, спойлер - мне кажется, интереснее было бы сначала попытаться разгадать мою загадку самому)

...

Смысл тут в том, что инспектор, уходя, вечно оглядывается и видит то воду, то как его вычеркивают, а когда пытается сбежать, то его расстреливают, как дезертира. Он совершил добрый поступок - помог отвезти Мариуса домой, и все равно его судьба - быть расстрелянным (Жан своим его "спасением" только и сделал, что все равно убил его). Раздумывая обо всем этом за столом, инспектор вспоминает, как его отпустили, и воспринимает это как акт доброй воли со стороны Жана. Поэтому ему и видится, как Жан открывает ему дверь и впускает его. Потом идет строчка "но, боюсь, завтра мне суждено плакать" - инспектор достает пистолеты - думает о самоубийстве - отказывается от этой идеи - но его ведь все равно вычеркивают, никто его мнения не спрашивал. Вот он и видит, как сам он (по чьей-то внешней воле) отправляется неизвестно куда. Тогда он стучит в дверь, вспоминая поездку в карете - канонный момент прозрения, когда у него изменилось представление о Жане. Стучит он в ту самую дверь, которая (в его воображении) была Жаном для него открыта. Рука провидения задвигает щеколду) По ту сторону двери уходит Жан - он тоже несвободен и обречен, он ничем не может помочь, это не в его силах. Оглянувшись, инспектор видит за своей спиной только мост. И вот, в самом финале, он оборачивается - и видит, что та самая дверь, в которую он стучал, приоткрыта. Финал - его рука на дверном молотке - это уж неоднозначность и неопределенность)

@темы: Приказано играть, Les Mis

---

Confusion Will Be My Epitaph

Фэндом: Les Miserables/Отверженные
Автор клипа: Not Now Marti (я)
На песню: King Crimson - Epitaph
По фильму: "Les Miserables" (1934)
Персонажи: инспектор Жавер
В ролях: Шарль Ванель и др.
Описание: "Растерянность будет моей эпитафией".
Рейтинг: G
Жанр: драма
Предупреждения: плохое качество исходника, поэтому смотреть на полный экран не рекомендую
От автора: И наконец, я удовлетворила свои амбиции, сделав клип на эту замечательную песню) Мне кажется, она подходит, как ничто другое, к печальному финалу его жизни. Однако будучи не сторонником подобных печальных финалов, я постаралась сделать все, что в моих силах) Клип символичен - я бы сказала, что здесь незримо присутствует один человек с пером, да и сам видеоряд - сплошь метафоры)
Альтернативная выкладка в комментариях.

Текст и перевод

Confusion will be my epitaph.
As I crawl a cracked and broken path
If we make it we can all sit back
And laugh.
But I fear tomorrow I'll be crying,
Yes I fear tomorrow I'll be crying.
***
Растерянность будет моей эпитафией,
Когда я бреду по изломанному пути.
Если у нас все получится, мы сможем отдохнуть
И посмеяться.
Но, боюсь, завтра я буду плакать.

Дисклеймер

а) в клипе была использована песня (с) King Crimson - Epitaph.
б) в клипе был использован видеоряд из фильма (с) "Les Miserables" (1934).
От прав на персонажей, актеров, кино и музыку отказываюсь, видео создано фанатами (мной) и никакой прибыли я с него не имею, только душевную радость.

@темы: It's only rock'n'roll, Приказано играть, Since I've been loving you, Les Mis

---

***

1. Ох и улов у меня был по фотографиям любимцев) Уж простите, но я не могу не начать с О-35 и вот этого фото. Это... это просто гибель сердца и сопутствующих органов xD



Он страшен, но шикарен, в этом имманентное свойство Лоутона)

2. Чего здесь добивается месье мэр, неизвестно, но подозреваю, что ничего он не добьется)



3. И пошла Козетта) Вот сколько смотрю, а больше сией мадмуазель мне никто пока не понравился.



4. Месье Фошлеван и Эпонина застыли в ожидании, а то и в ужасе. Кое-кого признали?)



5. И на закуску - шикарный подарок для нас, фанатов сэра Седика)) Монсеньор епископ собственной персоной.

@музыка: ♫ Deep Purple - Super Trouper

@темы: Очевидное-загадочное, Приказано играть, Since I've been loving you, History of madness, Les Mis, сэр Седрик

---

***

Насчет символизма. Считаю должным пояснить ситуацию) Что есть символ - на этот вопрос науки философия и филология так и не дали однозначного ответа. Если по-колхозному, то символ - нечто частное, обозначающее нечто всеобщее, от метафоры он отличается своей глобальностью, многозначностью и неоднозначностью трактовок. А теперь почему я считаю, что в истории кино, вежливо говоря, есть только два символичных инспектора, грубо - можно сказать, что три. С одной стороны, любое киновоплощение инспектора уже есть определенный символ. С другой - кино пользуется иными средствами выразительности, если в книге любой кусок текста может сойти за символ, то в фильме инспектора все же играет не символ, а человек. То есть для того, чтобы киношный образ стал символом, ему нужно обозначать не то, чем он является буквально. Символичными я считаю двоих - Лоутона и Кораблева. С Лоутоном все ясно - здесь по книге. Кораблев - а это и есть символ, французский полицейский обозначает... да кого угодно: царскую охранку, стражей капитализма, хоть гестапо и СС - фильм был снят в 39-м году. Остальные киношные инспекторы обозначают себя самих - Жавера. С некоторой натяжкой и интуитивно я в этот ряд выделила также Ванеля. Почему? В большинстве своем, манерой съемки. Если в лужу кто-то плюнул просто так - это не символ, если же это значимо в контексте и говорит не только о том, что кто-то плюнул в лужу, а о чем-то большем, тогда это уже символизм. В 30-х гг. вообще наблюдалось буйство символизма в кино)

@темы: Приказано играть, Les Mis

---

Флэшмоб

Утащено у Viverra_Auceps:

10 пейрингов, которые Вы читаете
(я очень мало читаю фиков, поэтому из последнего, что читала)
- инспектор Жавер/преступность
- Манрик/Селина
- Слит/мисс Хейдс
- (внезапно!) Ричард Кобб/Хелен
- Кальдмеер-Вальдес

...

9 пейрингов, которых Вы избегаете
- ну, почти любой слэшный пейринг)
Из того, что мне не особенно интересно:
- фики с Алвой и про Алву, также со свеми прочими ОЭшными мэрисью и мартистью
- фики по ТМ без участия кардинала и Рошфора
- фики по РГ, где главгерой - РГ

8 пейрингов, которые вы писали/переводили
(бугагашеньки, а не 100+ ?)) Из последнего)
- Жавер/Козетта
- Жавер/ночные нимфы
- Жавер-Жан
- Талейран-Баррас
- Талейран/Жозефина
- Слит/мисс Хейдс
- Манрик/Селина
- Шовлен/леди Блейкни

7 вещей, которые вы любите в фиках
(мхехе)
- главгады в любых их формах
- медицинские мотивы
- покушения
- красивая романтика
- при ее отсутствии - напряженный сюжет (см. покушение)
- уважительное отношение автора к характерам и героям
- хороший стиль

6 вещей, которые вас раздражают в фиках
- насилие-жестокость, моральные унижения персонажей
- когда сюжет подменяют слэшем, им же прикрывая свою бездарность; могла бы сказать, что и слэш по больше части в своем чистом виде
- шаблонность, попсовость, пошлость, как языковая, так и сюжетная
- бездарный флафф и розовые сопли
- джен без напряженного сюжета/вразумительно описанной конфликтной ситуации
- невыдержанный стиль, в т.ч. сниженный стиль

5 песен, которые у вас ассоциируются с образом
(а не 100+, нет?))
- Matt Monro - Softly as I Leave You (Талейран/Жозефина)
- King Crimson - Epitaph (Жавер)
- Paul McCartney - Here Today (Слит/мисс Хейдс)
- The Doors - Touch Me (кэп Висенте/его дама)
- Pink Floyd - One Slip (я/любой главгад))

4 фандома, которые вы читаете
- "Отверженные"
- "Ключи от царства небесного"
- ШХ
- ОЭ

3 любимых персонажа
(из последних)
- Жавер
- Талейран
- монсеньор Слит

2 нелюбимых персонажа
- предположим, что Алва
- ...и Гюго xD

1 персонаж, с которым вы провели бы всю жизнь
- /хочется ответить "Жавер" и добавить "за решеткой"/ )) Не знаю. Цивильный вариант Ансельма Мили)

@темы: Рефлексия

---

***

Я тут отыскала чудесный способ делиться альбомами с фотоведра, поэтому попробую это сделать на всех альбомах из О-34)

(I)

(II)

(III)

@темы: Приказано играть, Les Mis

---

Киношное

Les Miserables / Отверженные (1934) (III). Третья и последняя, посвященная революции. С самого начала умилило основательное такое совещание у префекта. Также умиили воришки в толпе) А похороны-то как сняты - без лишней массовки, а успели показать все и всех. Барабанная дробь - это было нечто. Но главное, в конных бросали горшками и мебелью, без этого для меня сцена никак) Но Гаврош, атакующий метлой... отомщена юная Козетта! xD Вообще же революционеры здесь показаны не столько пафосными борцами за идею, сколько бандой раздолбаев, которым революция - увеселение какое-то) Баррикады много, ее даже слишком много, но тут уж ничего не поделаешь - эпический момент истории Франции) Сцена расстрела Анжольраса - просто ах, если смотреть на солдат и ракурс съемки. Финал примерно такой же, как в О-58, правда, без участия Тенардье, зато со старыми добрыми подсвечниками)
***
Что же, продвигаемся к финальным появлениям шикарного месье Шарля)

...

Очень порадовало основательное присутствие г-на префекта Жиске)) Весьма и весьма мило, что изо Смитов докладывать Жиске зовут именно Жавера) А прическа у него все-таки коротковата для канонного инспектора) Но как он потирает шляпу... зачем он это делает?))
Конспиративная одежка шпиона-инспектора на баррикадах - это просто-таки вызов всем нормам рабочей моды xD Выдвигается он на шпионаж весьма сурово и открыто - чего таиться, в руке верная палка, не страшна нам никакая революция! Было очень мило, когда он помогал братьям-солдатам взбираться на груды революционного мусора) Также польстило, что он нет-нет да появится на заднем плане в своей связанной позе. Но, боже мой, какие же у него интонации при виде Жана)) "Месье Фошлеван, н-да? Пришли, н-да? Ну, молодцом..."
А теперь подходим к самому финалу. Скажу сразу: я не знаю, как это все оценивать. Для меня, человека уже искушенного, показано было мало и в самых общих чертах. С другой стороны, то, что было показано, сделано на совесть. Чем я не могу не восхититься, так это канонной инспекторской внешностью в режиме "у столба", вот Ванель в плане внешности для инспектора хорош, не изящный, но вполне себе боевой мужчина) Перед "расстрелом" инспектор спокоен, но не совершенно спокоен и уж точно не внаглую пафосен. Он печален, он созерцает действия Вальжана с каким-то грустным безразличием - думаю, перспектива ему в любом случае не улыбается, что не может не вызывать острого зрительского сочувствия) Дальше - чистый "официозный" канон по линии "был удивлен - сказал "берегитесь" - ушел растерянным". Собственно, вот эти растерянность и недопонимание здесь протянуты алой нитью, нет главного - "лучше убейте меня", и это говорит о вИдении образа лучше, чем самый пространный анализ) Я еще могу понять, когда вычеркнули его тирады из ареста Фантины, но зачем же ключевое-то вычеркивать?) Сызнова наш инспектор всплывает - нет, не у выхода из канализации, а все еще на баррикадах, вот уж кто мальячный преследователь (тм) Работа вне баррикады его как-то не интересует - нет уж, да что там, мы будем следить за Вальжаном)) Хоть бы, я не знаю, помог старику Мариуса понести)) Хорошо - поглядел в люк, задумался, ушел, так зачем же прибыл на берег Сены? Отпустил дважды?) Или захотел помочь? Он ведь безо всяких колебаний разрешает везти Мариуса к дедушке - даже сам это предлагает. Хорошо, но если дважды отпустил сознательно, чего тогда в конце был так потерян и о чем между этими разами думал?)
Сценка с брожением инспектора по берегу - это красиво. У Шарля вообще замечтательная походка, а как он здесь сутулится) И как он, завидев Жана сквозь решетку, не знает, куда встать и что делать) Когда оный инспектор как раз подходит к Жану, мне все хочется, дабы Жан сказал ему нечто вроде "ну чё - переоделся, да?" xD Есть и сценка в карете, где наш инспектор требует ответа с Жана, почему же тот отпустил его, Жан поясняет это неким своим "долгом" ) В общем-то, верно: один долг исполнять можно и нужно, второй же - а зачем, только нарушить и топиться) Дальше идет чисто актерская игра, и он прекрасен) Уж каким нам инспектор показан растерянным, просто чудо) А вот сцена суицида... эх, похоже, это худшая за всю историю, ее-то, в общем-то, и нет, но не так "нет", как в "Гавроше" ) В финале нам, благо, поясняют, что, мол, инспектор "перестал быть безупречным" (тм) -то есть опять "официозный" канон. Перестал бы - пошел и донес бы на себя префекту) То есть у меня создается впечатление, что не было там никакого просветления - просто он растерялся, запутался, ненадолго забыл о себе-суровом, а потом вспомнил и с горя утопился. Хоть сцена с вычеркиванием его имени из журнала порадовала)
Итак, финал инспекторской жизни был либо слит, либо сделан без какого-либо внимания к персонажу. Я повторюсь: если в О-58 бестолковое поведение инспектора можно оправдать тем, что он вырос на всем готовеньком и был инфантилен, то такой суровый, классический инспектор - и вдруг к нему такое невнимательное отношение? Хорошо, положим, что из книги все мы знаем, как у инспектора весь мир после поступка Жана рухнул. Если же отсмотреть один этот фильм, то получится, что либо он ни с того, ни с сего умом тронулся, либо пошел топиться из-за растерянности, а растерянность и то страшное переживание, которое выпало на его долю, - все же вещи разные В этом плане в О-58 (внезапно!) исправили ошибку: вот там я верю, что это было помутнение рассудка на почве того, что он перестал себя чувствовать полицейским. А так... глупо как-то оно все выходит.

Общие выводы по фильму и по инспектору

Фильм. В принципе, все, что я написала в отчете по первой серии, - это так и есть. Не могу не оговориться, что последние две серии были не такими шикарными, как первая, но такому фильму я готова простить и это, и вообще очень многое. Как бы ни был О-58 организован лучше О-34, но О-58 я смотрела без (я сказала бы, серьезно без) таких восторгов. Кроме того, в О-34 линия инспектора не слита, а очень даже хороша. Поэтому я официально назначаю фильм вторым лучшим после О-35)
Инспектор, объективно. Уфф... Недостатки инспектора являются его же достоинствами: он каноничен. Каноничен не столько по духу, сколько по букве. Беды актера в этом нет - начиная от походки и жестов и заканчивая всем остальным, сыгран инспектор шикарно. Беда сценария - инспектор здесь некое приложение к сюжету и Вальжану, им особенно не интересуются, его внутренним миром - так тем более. Это человек, простой в доску, рабоче-крестьянского поведения, видимо, не блещуший выдающимися умственными способностями и богатой духовной жизнью, зато уж какой из него инспектор - цепкий, грозный, целеустремленный, ответственный, а дубинкой-то как вертит, прекрасно)) К тому же он не лишен чувства юмора и даже способности язвить - вот где мы, к счастью, немного отходим от канона) Беда Шарля, очевидно, в том, что и ему пришлось играть "между строчек" не очень-то благоволящего сценария. Изо всех трех серий больше всего он мне понравился во второй - там были моменты, когда инспектор имел человеческие проявления, а не ходил той самой статуей) Впрочем, и в первой, и в третьей серии красивого предостаточно, я скажу, - один финал чего стоит) Однако повторюсь: для человека ему не хватает человечности, для символа - символичности. Если бы все не было так канонично, я бы поставила его ближе к типажу Просто Ответственный Полицейский. Ближайшим аналогом Шарля я считаю Кваста - но это, увы, не Кваст.
Инспектор, субъективно. Какой мужчина, да вы что!!11 Для моего идеала инспектора он идеально сложен, достаточно красив и некрасив, отменно суров и шикарно одет)) Не знаю, что еще можно добавить, - это четвертый на моей памяти случай такой пламенной к этому образу страсти и любви) В плане чистой эстетики готова всячески превозносить прекрасного Шарля Ванеля, уж не знаю, насколько можно судить об актере по единственному фильму, но он великолепен в этой роли. Спасибо вам, месье Шарль, я еще при вас жила, так что имею еще больше права посылать вам свою любовь)
Третья часть воочию - в альбоме.

@темы: Приказано играть, Since I've been loving you, Les Mis

---

С видом на Сену

Фэндом: Les Miserables / Отверженные.
Описание: Женщина в его жизни.
Персонажи: инспектор Жавер
Рейтинг: PG
Жанр: приближен к оригиналу
От автора: Это тяжелый случай самоплагиата, но писалось для себя, а выставить я решила только потому, что получилось хорошо (по крайней мере, мне нравится)). Было интересно, как себя поведут другие "актеры" во все прежних ситуациях. Этот фик появился только благодаря чудесному месье Шарлю из О-34, которого я очень люблю)

And even if I had the strength,
I couldn't move to save my life*

I
- Господин инспектор...
- Что там?
- Все в порядке.
- Хорошо.
Последнее он процедил сквозь зубы и хрипловато - горло совсем пересохло. Пол экипажа был заляпан кровью, в ней он с трудом узнал свою: голова кружилась, все исчезало, возвращалось, руку словно полоснули тупым ножом. Кто-то приподнял его, краем глаза он успел увидеть бинты, тошнотворно-белые, словно глаз у слепого, а на бинтах - кровь, пятном, у локтя. Рядом валялся редингот, рукав был разорван пулей. Ему казалось, он дольше не продержится: узнать, что там, схватили - не схватили, а потом сползти вниз, и лежать, неподвижно, где-нибудь пристроив голову. Вместо этого его подняли и усадили, кто-то обхватил за плечи, другие подстегнули лошадей, экипаж тряхнуло, он дернулся, едва не застонав, но горло слишком охрипло...
***
- А, черт тебя!..
Толкнув ногой пробитый бочонок, старший инспектор полиции выскочил из-за укрытия, подставив под пули грудь, затянутую в серый редингот.
- Месь...!
- Месье!
- Стойте!
Он не слышал и не слушал. Негодник хотел улизнуть в дверь подъезда, потом на крышу через чердак. Инспектор резко оглянулся. Второй паршивец швырнул первому пистолет - сам потянулся за вторым, так он подумал. Рука на руку - быстрый прицел - и выстрел. Падает, с пустой рукой. Оба пистолета у первого. Он сливается со стеной, пятясь назад, - облачко дыма, руку словно обожгли, колени подгибаются, шляпа летит, сбитая новым выстрелом, кто-то хватает его и тянет прочь, скользят по мостовой каблуки туфель...

II
Он вошел без стука - у него был ключ от входной двери. С улицы был виден свет, так поздно, а она не ложилась. Он был растрепанным, без шляпы, простреленный рукав болтался с правой стороны. Руку он всунул между полами редингота, пропустив одну пуговицу. Когда он смотрел в окно, у него потемнело в глазах. Он опустил голову, вцепился в переносицу, прощупал лоб - кажется, отпустило. Поднявшись по темной лестнице, он дважды постучал, словно сказав: я пришел. Не ответили. Он тихо вошел - она уснула за столом, совсем недавно, еще не догорела свечка. Он пригладил волосы, справился с пуговицами, стряхнул с себя редингот, присел на край кровати. Что-то скрипнуло, она подняла голову со скрещенных рук, обернулась, замерла, тихонько спросила:
- Что с тобой?
***
Он посиживал в студенческом кабачке, где собирались «Друзья азбуки»: приказал «вести» Мариуса, с ним дело выгорело, на вожака он не тянул. Публика была шумной, его давно узнали, подшучивали за спиной, картинно здоровались и прощались, когда он уходил. Уйти насовсем он не имел права, пока не узнает о них все, что можно, и не доложит об этом префекту. Приходилось слушать их бестолковый галдеж: профессора, рестораны, девицы... Однажды у него и вовсе разболелась голова. Он взял воды, отвернулся к стенке, прижал холодный стакан к виску. Месье совсем загрустил, вдруг спросили его. Он обернулся - сцепил зубы, думая что-нибудь процедить в ответ. За соседним столиком сидели двое и девушка, она улыбалась, поглядывая то на него, то на спутников, им это было весело, они едва ли не смеялись... Он промолчал и отвернулся, не хотелось даже язвить. Один из них был ему знаком - из политических, тот, что посиживал в задней комнате, куда полицию, разумеется, не пускали. Второго он не знал. Оба были молоды, изящно сложены, недурны лицом, прилично одеты. Она же была в белом. Будь у него силы отвернуться, и тогда бы он не смог спастись.
***
Он хотел досидеть до закрытия, а сам поднялся - хоть и спеша, но медлительно: с такой фигурой не будешь вскакивать со стульев и отвешивать изящные поклоны на прощание. Студенты, оценив его, притихли, осунулись, уставились в разные стороны. Схватив шляпу и трость, он вышел на улицу, остановился, украдкой взглянул через плечо - они сидели у витрины, - нахлобучил на лоб цилиндр, провернул тростью, зашагал в одном направлении, затем сменил его, снова прошелся мимо витрины кафе и свернул за ближайший угол. Месье, окрикнули его, вы в самом деле печальны. Он обернулся. Сбил цилиндр на затылок. Опустил глаза, нахмурился, неловко повел плечом, застыл, словно римская статуя. Что же вы делали, месье, среди всех этих школяров? Я был на службе. Вот как? Я из полиции. Пусть из полиции, но вид у вас был одинокий, я не ошибаюсь? Возможно. Вы ушли из-за меня? Да. Решили, я над вами смеюсь? Мадмуазель, у вас своя компания, оставьте меня в покое. Вы ведь этого не хотите? Тишина. У вас ведь нет никого? Нет. У меня тоже никого, и я не вру. Пойдемте? Куда? Разве это имеет значение?
***
Она жила в комнате с видом на Сену. Под окнами бродила цветочница, она шепнула ему что-то и взбежала по лестнице. Он принес ей цветы, она рассыпала их на кровати, он стоял, вдыхая аромат, пока она не взяла его за руку и не погладила грубую ладонь. Потом с него сняли погоны, которых на нем и не было. Он опирался на одну ладонь, затем на две, она лежала между его рук, ничего не говоря, только пальцы скользили по бакенбардам. Он не мог ей отказать, даже присяга, даже клятва его бы не остановили: его тянуло к ней, он сам себя не помнил. Сердце его стучало, все смешалось, она звала его по имени и шептала, что любит, он молчал, но тоже любил ее, по-своему. Утром он задумался, поглаживая ее волосы, - она уснула, обняв его, будто бы слушая чужое сердце. Любовь с первого взгляда - книжная выдумка, думал он, в книгах еще не такое наврут, поэтому он их и не читает. Она не знала его адреса, он мог больше не заходить в кабачок. Подумав так, он все же не ушел - все это было непонятно в высшей степени. Наконец, он устал раздумывать, все равно в этом не было толку. Тут она проснулась, и он ее поцеловал.

III
- Что такое?
- Что с тобой?
- Я просил тебе написать, ты получила письмо?
- Да.
- Значит, знаешь?
- В письме я тебя не видела.
Она присела рядом, коснувшись руки, которую он не отнял.
- Пустяки. Задело пулей.
- Почему же тебя так долго не было?
Он повернул голову, провел пальцем вдоль свежего шрама над виском.
- Едва не исправился, - сказал он о стрелке.
- Ах, бедняга!
- Он?
- Ты еще и шутишь!
Она гладила его волосы, у него было спокойно на душе, он, может быть, впервые чувствовал, что и за службой, как за горизонтом, для него есть что-то хорошее, а не пустая комната и огрызок дешевой свечи.
- Мы ведь поженимся? - вдруг шепнули в его ухо.
- М-м?
- Ты будешь моим, а я твоей. Сейчас мы - так, прохожие.
- Зачем тебе? - тихо спросил он.
- Я люблю тебя, какая же еще нужна причина? Или мне выдумать? Хорошо, дай срок!
- Не надо.
Они молчали некоторое время.
- Я инспектор полиции, - сказал он.
- Неважно.
- Я сын каторжника.
- Мне неважно, кто ты.
- Со мной бывает тяжело.
- Мне все неважно, я люблю тебя.
Он только посмотрел ей в глаза.
- Ты не ответил, - шепнула она, обнимая его все крепче.
- Что?
- Ты ведь женишься на мне?
Он усмехнулся.
- Будем живы...

______________________________

* I cried in all my innocence
You were dressed in white
And even if I had the strength,
I couldn't move to save my life

- из песни Deep Purple - The Aviator

@темы: Мемуары машинки "Torpedo"

---

***

Я совершенно какой-то непоследовательный человек, даже в своем отношении к тем или иным кинолицам) Так как по месье Шарлю у меня вдруг включился "режим залипания клавиш", то я не устояла перед искушением и вчера ночью/сегодня днем отписала по нему какой-то недофик на 2 страницы, почти бессюжетный и безобоснуйный) Я не знаю, что с этим дальше делать, но оно существует)) Фактически, это "экранизация" моего фика про "Зеркало", только с другими актерами - я имею обыкновение писать на 1.5 сюжета, которые мне нравятся)

На сию песню:

...

@темы: It's only rock'n'roll, Мемуары машинки "Torpedo", Since I've been loving you, Les Mis, Рефлексия

---

***

Кто-нибудь, уберите от меня месье Шарля... уберите, пока не поздно, а уже поздно xD Список "отдаться здесь и сейчас" дополнен и переполнен кандидатами))



А... а никто не хочет написать с ним фик? Ну хотя бы драбблик?)) Я вот, я же пишу...

@темы: Приказано играть, Since I've been loving you, Les Mis

---

***

1. Бэзил:

...

2. Винсент:

Hudson's Bay:

...

Service de Luxe:






House of Usher:










3. Рэймонд:

...

4. АП:

...

@музыка: ♫ Deep Purple - Woman from Tokyo

@темы: Приказано играть, Since I've been loving you, Rathbone, Price, Falcon in the Dive

---

***

Его не любили, но никто не помнил, почему и за что.

Наверное, инспектор у нас такой мужчина, чтобы девушки из-за него не спали по ночам) Вот каким же и... инспектором нужно быть, чтобы, наплевав на всю прочую мораль романа, пристать к одному персонажу, и спасать его, и отряхивать, и оправдывать в глазах народа xD Значит, после ночи раздумий меня посетила эврика. Вот я все размышляла: почему же г-н инспектор у нас так противоречив, просто вопиюще? Ответ, что говорится, лежал на поверхности.

...

Вальжану как главгерою и проводнику великоавторской морали нужен был достойный антагонист. В плане жизненном такой уже имеется: это Тенардье, беспринципный, жадный и подлый. Однако как же так? Тенардье - ни разу не общественное мнение, а ведь в романе заявлено именно противостояние индивида и общества! Что же делать, говорит себе Гюго, кого же взять? И тут - снова эврика. Кто может быть лучшим противником беглого каторжника? Верно, полицейский, он же слуга порочного закона и общества. Тогда что же мешало сделать г-на инспектора очевидным гадом, вот чтобы было кого показательно топить? А все ведь дело в том, что злодей-полицейский не смог бы быть идеологическим противником Вальжана - к тому же, это был бы Тенардье номер два, и Жан бы пафосно возвысился над ним, и не было бы условий порождения конфликта. Что просветленный человек справится со злом - это понятно. А вот как он справится с, пусть и зашоренным, но добром - вот что, господа, трудно)
Дабы возвеличить дорогую свою концепцию великомученичества, Гюго то ли сначала думал разыграть вариант с Пилатом, а потом раздумал, то ли вообще неизвестно что себе вообразил, вот только Жавер - это и есть идеальный антагонист для Вальжана: он слеп, как система; он неумолим, его, как Тенардье, не купишь; именно он порождает конфликт(ы), где Вальжану приходится слушать голос совести. Тенардье не может быть персонификацией любимого гюгошного рока, он слишком мелочен и непостоянен. И вот Гюго с инспектором нашли друг друга: да, этот господин и в символы годится, и во враги, и (если это было сразу задумано) вполне бы мог отпустить Вальжана, не за деньги - в момент просветления. Все это хорошо - да только кроется здесь одна заковыка: истина-то в нашем великом романе одна! Есть только путь между прошлым и будущим, есть лишь один Вальжан) Ну, и как же теперь автору одолеть тот факт, что он, по сути, сделал двух отверженных, что злодей номер два у нас и вовсе не злодей, а человек честных, пусть и не всегда верных убеждения? Что же, в романе у меня будут две правды? Ни-ни!
Вот мне кажется, что спор монсеньора и члена Конвента - это первая и последняя ласточка той неоднозначности, которая могла в романе быть. Ведь вдумайтесь, что говорит этот революционер: "Я исполнял свой долг и делал добро, где только мог". Чем, простите, не девиз для Жавера-позднего, чем не выход из его сложнейшей ситуации? И тут Гюго то ли устал, то ли передумал, то ли ударился в тотальный морализм, но линия инспектора покатилась по наклонной. Как можно возвеличить поступки Вальжана и одновременно унизить таковые у инспектора? Верно, единственным способом: демонизировать инспектора зданим числом, выставив его: а) сатаной в рединготе; б) идиотом; в) существом жалким и достойным лишь презрения. Вот почему, когда линии Вальжана нужен первый инспектор, мы видим Жавера таким, какой он есть и должен быть. Когда же нашему торжеству морали нужно опереться на изобличение всех возможных пороков закона и общества, перед нами является символическое пугало, которое местами не вяжется с ранее заявленным от слов тотально и вопиюще. Что А не вяжется с Б - такому титану, как Гюго, это все по барабану. Равно как и то, что инспектор, быть может, и испытания, и выборы пережил еще худшие, чем Вальжан, о чем я расскажу попозже.
В целом же все так и есть: инспектор жив и нужен, доколе он мешает другим, вот тогда-то автор о нем и вспоминает. Едва где-нибудь появляется сюжетная амбразура - как на место утечки немедленно бросается инспектор, за что благодарный автор, очевидно, уготовал ему вечную славу и ритуальное пустое место в строю. Иной причины уничтожать честного, совестливого и в общем-то неплохого человека я не вижу в упор. Я с трудом, но могу поверить в противоречивый монрейльский образ. Я, тем более, верю в уставшего от всего инспектора на баррикадах. И тут - вместо того, чтобы завершить роман на том самом эпизоде, когда Вальжан видит пустой двор без инспектора, ненасытный Гюго нам говорит, не-ет, дорогие, Вальжан у нас будет великим мучеником! /Вальжан, из-за кулис: ага, спасибо, папочка.../ Как это устроить? Ведь кроме инспектора и Тенардье никому этот Жан Вальжан уже давно не нужен. Но Тенардье всегда можно купить, это не годится. Но ведь не пойдет же Жан самолично сдаваться, в самом-то деле! И, знаете, в этот момент мне отчаянно захотелось взять баорна Понмерси и утопить его все в той же канализации. Ибо чем дальше, чем я со все большим ужасом осознаю, что даже тюрьма не была бы для Вальжана достаточным мученичеством - только потеря Козетты. А потеря на состоялась бы без чего? Без инспекторского трупа.
И тут на сцену выступают два, простите, идиота и один Клод Фролло. Два идиота потому, что оба вывода, что инспекторский, что вальжанский, - это образцы просто-таки непорочной логики и некоей сверхчестности, доведенной до абсурда. Что за Жавера мы видим после его ухода от дома Вальжана? Неужели снова тот же, что и в Монрейле? Как он лихо опять становится символом слепого и жалкого правосудия, вот в этой его абсурдной эпистоле! Да уж, такого и... идиота утопить не грех. А по-хорошему, топить надо было барона с супругой. Они, не совершив ровным счетом ни одного жизненного подвига, в ответе за гибель тех двоих, кто совершал поступки с большой буквы. И что - Вальжан замучен, чтобы Козетта не поморщила свой красивый носик, узнав, что он бывший каторжник? А инспектор был утоплен, дабы *такой-то* Мариус в стотысячный раз предал своих дедов-отцов? А надолго ли, господа, им хватит финального прозрения? На всю жизнь? Что-то я в это не верю. Такие не просветляются, да им это и не нужно. За уши вытянутая исключительно ради Фантины Козетта, непонятно зачем и кому нужный Мариус, который не Анжольрас и не полковник Понмерси, - и что, и ради вот этих на тот свет были утащены их родители, и настоящие, и приемные, включая вообще ни в чем не повинного инспектора? Хорошее же счастье на чужих костях у этой семейки - а Вальжан, между прочим, себе счастья и на монете в 40 су построить не смог. В заключение скажу, что у Вальжана, по крайней мере, были подсвечники, был Монрейль, была приемная дочь. А мне больше всего жаль и обидно за того, у кого, милостью автора, из радостей жизни была одна табакерка...

@темы: Приказано играть, History of madness, Вавилонская библиотека, Я обвиняю, Les Mis

---

***

Вот вы говорите, упорство. Целеустремленность, говорите. Как вам такой пример?) Есть у битлов известная песня, Baby's in Black. Десять лет (!!) я слушала ее, не понимая одной-единственной строчки. В текст я не смотрела. Наконец, ночью ко мне пришло озарение и я все поняла))

I think of her
But she thinks only of him
And though it's only a whim
She thinks of him

Что, когда мне уже можно получать медаль им. инспектора?)

@темы: It's only rock'n'roll, History of madness, Рефлексия

---

***

1. Как ни посмотри, а эталон красоты, ведь верно?)



2. Ах, этот фильм, ах, эта тележка с углем...



3. Бэзила в униформе никогда не бывает много)



4. ...а также шикарный г-н ван Райан)



5. Эпическое фото на фоне архивов, которые мне напоминают постановку "Замка" )



6. Для баланса - снова Сандерс в униформе)

@музыка: ♫ Whitesnake - Medicine Man

@темы: Приказано играть, Since I've been loving you, Les Mis, Rathbone, Price, сэр Седрик, Falcon in the Dive, Жорж Сандерс

---

Киношное

Les Miserables / Отверженные (1934) (II). Итак, вторая часть) Здесь мой приз зрительских симпатий уходит юной Козетте - всяких я видела, а такой забавной - еще нет) Месье Жильнорман - о, это само собой, это даже не обсуждается)) К сожалению, многое в этой части отведено под любовную историю Козетты-Мариуса, а то и лично Мариуса, поэтому для меня она далеко не так интересна, как первая. Счастье, что в ней есть инспектор - и не просто есть, а очень меня радует)
***
Переходим к милому сердцу Шарлю (не путать с Талейраном!)

...

Значит, впервые мы видим его, шпионящим, еще задолго до революционной бури. Вообще шикарный же конспиратор! Вот это выражение его лица в стиле "....ь, как же вы достали меня все, проклятущие" - это на десять баллов из пяти xD Хоть все это и игра на публику, но было очень в духе небезызвестной цитатки из мюзикла) Наконец-то месье Шарль порадовал мое сердце чем-нибудь таким... необычненьким) А как он Мариуса плечом толкнул! Что-то инспектор как-то распоясался в обстановке злачного места))
***
Сцена прихода Мариуса. И снова нет печки, я без печки не хочу! Ах, нужно было смотреть месье Шарля, начиная сразу со 2-й серии - вот уж где он истинно шикарен) Какая суровая задумчивость! Какой шикарный жест рукой! Какие маленькие пистолеты! xD Это все просто-таки прекрасно, я уже влюбилась по уши, остается влюбиться по бакенбарды в этого прекрасного мужчину) Ах, Шарль... это имя, это волшебство...))
***
Захват банды Тенардье нам всем напомнил нашествие агентов Смитов покроя 1 пол. XIX в.)) Инспектор весьма умело руководит одинаковыми подручными, выносит банду, однако же месье Вальжан сбегает от него через окно. Но нет: Жавер настигнул его дома, под личиной месье Фошлевана, оба упражняются в верю/не верю, инспектора разбирает смех, Жан что-то там себе бурчит - и вот он, момент посрамления так называемого всесильного инспектора! Нет-нет, не лбом о стенку, а так, скатерть на голову, однако же - какой эпичный ляп! xD На вторую серию инспектора нам хватит, ну, а я скажу, что вижу в нем все больше канона и все больше экспрессии, так что - будем ждать финальные эпизоды)
Картинки в альбоме.

Шикарен же!

@темы: Приказано играть, Since I've been loving you, History of madness, Les Mis

---

Нас помнят

Знаю, что у меня нет логики в выкладке чего-либо, но у меня тут написалась очень скромная зарисовка об инспекторе 1832 г. Не скажу, что по какой-то конкретной экранизации - я вдохновлялась Шарлем Ванелем, все остальное вполне подходит и книжному.

Фэндом: Les Miserables/Отверженные
Описание: Один человек и его одиночество.
Персонажи: инспектор Жавер
Рейтинг: G
Жанр: приближен к оригиналу

Нас помнят, пока мы мешаем другим.*

(I)

Было уже за полночь, когда открылась входная дверь, довольно тихо, с предусмотрительной аккуратностью. Квартирная хозяйка, жившая на первом этаже, только перевернулась на другой бок и поморщилась - шум ее не разбудил. Дверь закрылась, грубовато звякнул ключ, который повернули в замке и бросили в карман. Что породило этот звон - быть может, монеты, или часы, или старая табакерка, еще наполеоновских времен, - осталось на совести темной прихожей: обшарив верх комода привычным движением руки, он наткнулся на оставленную ему свечу, выбил искру, зажег фитиль и просунул в кольцо скромного бронзового подсвечника свой палец. Спустя какое-то время - не очень большой промежуток - на лестнице послышались шаги. Достоверно можно было заключить лишь одно: шаги были медленными и как будто бы усталыми. Показаться же могло что угодно - что шаги эти были излишне грузными, скорее всего, принадлежа мужчине, что мужчина этот наверняка был плотным и высоким, что вернулся он не с увеселительной поездки по парижским злачным местам, а, вероятней всего, с работы, которая его и утомила. Тень, чьи контуры были похожи на штрихи углем по изжелта-бледному воску стены, могла бы подтвердить первые две догадки. Рядом с человеком шагала тень - высокая, плотная, в рединготе, застегнутом под шею, и цилиндре, свободная ее рука была занята чернильно-черной тростью. Вторую дверь он обычно не запирал: хозяйка убирала посуду, сметала пыль, приносила свежее постельное белье - когда он был дома, то даже и не замечал, что в комнате еще кто-то есть.
Войдя, он поставил свечу на столик под зеркалом, вытащил пистолет, всунутый между пуговиц редингота, и положил его рядом. Движения его были скупыми и привычными, все, что он делал, он делал, не задумываясь. Отвернувшись, чтобы снять верхнюю одежду и повесить ее в гардероб, он невольно покосился на темную, угловатую фигуру - таким его видело зеркало. Рука и плечо были испачканы грязью - он бегло отряхнул их, словно не придав этому значения, но и не обойдя вниманием, и вновь на себя поглядел. Лицо его при этом имело спокойный, чуть усталый вид - так принимает ветеран полицейской службы очередную похвальную грамоту, зная, что этим уже не добавишь к репутации ни слова. Однако в самых уголках его поджатых, сухих губ затаилось иное, горькое выражение, словно увиденное им оставило неприятный привкус. Годы взяли свое: он поправился - что обиднее, серьезно поседел.
В прежние времена под каждым дюймом его кожи таилась сталь: этот внушительный из каркас костей и мышц и раньше делал его неповоротливым - не таким уж ловким, зато пугающе сильным, из-за чего он обходился тростью, не таская с собой холодное оружие. Теперь же все это превращалось в досадный лишний груз - вчерашним днем он едва не отшатнулся от стены, вдруг подметив, что, сам того не понимая, прислонился к ней плечом, чтобы отдышаться после беготни за одним типом, который все равно успел куда-то юркнуть, словно крыса в трещину. Он и не помнил, когда все стало меняться - старость ожидают как чего-то далекого, она всегда впереди, она призрачна, в нее-то и не верится, но когда ее приход становится болезненно очевиден, то сразу понимают: слишком поздно, ее начало было столь незаметным, что, казалось, она шла рука об руку со всей прожитой жизнью. Он взял себе привычку поглаживать переносицу, как делают люди, носящие пенсне, - это отвлекало его от посторонних мыслей, помогая не замечать все то, перед чем его поставило время. Он был еще крепок, пусть и не так быстр, но даже он не мог не замечать, что в префектуре порою косо смотрят на его бакенбарды, совершенно седые, ведь он еще лет десять назад мог похвастаться первой сединой, а ведь тогда ему было всего лишь сорок два года. Он знал, почему так, но прятал это знание, как прячут шпагу под плащом. Кончилось тем, что он брезгливо усмехнулся - седины хороши для маршалов, не для солдат - и отошел на середину комнаты. За окном стояла мгла: кто-то опять разбил фонарь, вся улица словно исчезла, в такое время не жгли свечей, если только не у постели тяжелобольного. Было поздно, но он не стал гасить свечу.

(II)

В тот вечер в столице не случилось ничего такого, что могло бы его задержать. Но он вернулся домой поздно. Эти две данности заставили его погладить лоб, словно стирая с него следы угрюмых мыслей. Он не мог сказать, почему, уйдя со службы рано, он вернулся домой так поздно, - вот что пугало, а если не пугало, то тревожило, ведь он прекрасно помнил все, что с ним было, но каждый его шаг словно таил в себе второй, каждая улица будто бы стала длиннее. Обычно он ходил домой пешком, для того и выбрал себе квартиру в нужном месте, - так поступил он и вчера, хоть и был до странности утомленным. Он шел, чуть опустив голову, чтобы его лицо скрывала тень от цилиндра и удобней было бросать на прохожих короткие, испытующие взгляды. В тот же день он только и смотрел, что себе под ноги, на грязную мостовую, иногда оглядывался, чтобы разглядеть свои следы, словно боясь не вспомнить, где он только что прошел. Ничто его не занимало, трость монотонно поднималась и опускалась в его руке, а затем все окутал мрак, но он знал, сколько нужно сделать шагов, чтобы добраться до своей двери. Он также знал, что впереди есть досадная выбоина, и чтобы не подвернуть себе ногу, ему пришлось прощупать тростью мостовую. Только войдя и оглядев прихожую при слабом огоньке свечи, он вдруг подумал, как он все же опоздал.
Медленно расстегнув все пуговицы, он снял с себя запыленный редингот, перебросил его через руку, сложил и оставил на стуле. Так же он справился и с сюртуком, оставшись в черном жилете и белой рубашке - его громадная фигура словно бы превратилась в человека, до этого пробыв статуей, высеченной из серого гранита. Он подметил, что набрал в легкие воздуха, чтобы вздохнуть, и резко выдохнул, потому что не было у него причин для вздохов. При этом его ноздри опасно расширились, лицо стало хищным на одно короткое мгновение - и снова замерло, поддавшись печали, которую в ту ночь с него было не стереть. Он присел на край кровати, обычной кровати, какие бывают в казармах или больницах для бедноты. Плечи его ссутулились, он положил ладони сверху на трость, на них устроил подбородок и долго еще смотрел на носок своей туфли, напоминая старика, что присел отдохнуть на парковой скамейке.
Мысли его, при неподвижном взгляде, сменялись довольно быстро. Снова вернувшись на ту самую улочку, где он столь неудачно впечатался в стену плечом, он вспомнил о таком-то и таких-то, поглядел на пепелище тех-то и тех-то событий из его памяти - их притушило время, а со временем, как и с законом, он не спорил. Лицо его при этом напряглось, он застыл, словно дозорный на берегу, среди тумана: из этого же тумана к нему вдруг явилась высокая, крепко сбитая фигура. Седые локоны, проникновенный взгляд, свобода против заключения, гнев, не теряющий благородства, - вот каким был этот неуловимый, которого инспектор, тогда еще не знавший, что такое иголки в сердце на бегу, преследовал однажды по улицам Парижа. До этого были Монрейль и ужасная сцена с доносом, от которой его по-прежнему тянуло уставиться себе под ноги и молчать.
Он вытряс из себя оцепенение, словно признание из упрямца - к чему эти сантименты, побитые молью? Избавившись от призрака, который явился ему впервые за год - а может, и за два, чем память порой не шутит, - он приосанился, сощурился, коротко взглянул на свечку, даже хотел оставить, наконец, эту трость, но только и сделал, что спустил с нее руку и коснулся раскрытой ладонью своей спины. Где-то его все же просквозило - он это чувствовал по неприятному ознобу, должно быть, на набережной, когда проверяли решетки у тоннеля, того, что вел к реке от Сен-Дени. Говорили, там скрывается какой-то мелкий воришка, намедни стащивший из ювелирного дамские бусы, но замок был цел, да и цепь никто не трогал, а ветер внизу был такой, что не держись он за поля цилиндра - пришлось бы с ним, цилиндром, распрощаться. Он был разгорячен, с погони, холод стоял совсем не апрельский, а сам-то - здесь он ухмыльнулся, растягивая неподатливую улыбку, - сам-то он хорош, распахнул ворот и совсем о том забыл, пока осматривал замки да решетки, сдались они ему, а воришка, небось, пересидел где-нибудь в люке, чтобы у того же магазина обратно выползти и удочки смотать. А теперь господин инспектор, мало ему прежних бед, так еще будет хвататься за спину и подкашливать, а появится таким в префектуре - вынесут с почестями первей Ламарка, и конец всей его славной карьере. Додумав эту мысль, он снова уложил подбородок на ладони и замер в прежней позе, будто бы волнения, вместе с самой простудой, вдруг исчезли без следа. Обдумав что-либо, он не имел скверной привычки возвращаться к этому снова и снова безо всякой надобности, но к одному воспоминанию он все же не мог не вернуться.

(Fin)

Этот человек, этот странный человек... Между его бровями пролегла морщинка, дышал он все тише, пока не замер совершенно, - ему необходимо было вспомнить и беглого каторжника, и причину, по которой тот явился к нему. Он мог бы думать об этом человеке, случись нечто похожее, когда он был на службе, но воришка с Сен-Дени, улизнувший в канализацию, связи с Жаном Вальжаном не имел. А ведь он все помнил, настигла его мысль, - помнил и погоню, и приморский город, даже каторгу. А сам-то Жан, месье Мадлен, - он помнит, если жив? Или только пока чужая тень мерещится ему на парижских улочках? Пока инспектор полиции Монрейля провожает его взглядом, когда они встречаются на перекрестке? Подумать только, что когда-то он из-за этого Вальжана ночь не спал, строчил донос, ездил в Париж, что-то кому-то пояснял... а потом еще и гонял за ним по кварталу, и следил за этим дурацким монастырем. Что бы он сейчас сделал на своем месте? Вошел бы в ворота, за шкирку волоча привратника, и потребовал - нет, приказал бы все готовить к обыску. Или ушел бы прочь, доделывать дела, - сдался ему этот каторжник... А ведь до этого, промелькнула досадная мысль, он подумал о нем, как о мэре, но ведь никаким мэром он не был, так, самозванцем, хитрющим, правда, но уж никак не достопочтенным гражданином.
Тут он скривился, словно у него вдруг разболелись зубы, - сам он не смог бы такое представить, зубы у него были отменные, но именно так все выглядело со стороны. Он вспомнил, как быстро все забыли месье мэра, едва ли не за день после ареста, словно и не было никогда его. Раньше это ему казалось в порядке вещей - кому нужен был какой-то беглый каторжник? Сейчас же, касаясь губами своих пальцев, он вдруг подумал, а ведь этот месье Мадлен был за что-то избран, ведь сам он не хотел, но все настаивали - все, кем же были эти все, неужели все те же люди? Почему же выбирали каторжника, ведь эти типы порочны по своей натуре, а ослепить весь город - как такое возможно, ведь в Монрейле был не один порядочный гражданин, сам-то он догадывался, но все прочие... За что же называли его добрым дядюшкой Мадленом? За что звали в газетенках бывшего министра полиции Преступлением, а бывшего первого министра - Пороком?* Раньше он точно сказал бы, где есть клевета, а где - преувеличение заслуг, теперь же... Но если так скоро забыли мэра, который поднял город и строил фабрики, то будут ли помнить старшего инспектора полиции, когда его попросят в префектуру и пояснят, что он свой долг исполнил, что пора уж дать дорогу молодым. Что будет с ним? Куда он выйдет из этой комнаты?
Чуть поведя губами, он невольно оглянулся - так поступают люди, забывшие о неотложном, когда перо в чернильнице, случайное слово, вещь, угодившая на место другой вещи, вдруг об этом напоминают. Лицо, обрамленное седыми бакенбардами, сделалось бледным от тоски, зачеркнутой смирением, словно глубокой морщинкой на лбу. Комната была невелика, почти без мебели, на окне - старинные гардины, на стене - офицерская сабля в ножнах. Когда он, бывало, бродил по ней в раздумьях, казалось, что один он занимает ее всю. Он почти не читал, ни разу не вывел и строчки сверх того, что требовалось, не имел обыкновения сидеть в кабаках и прогуливаться по набережным Сены. Все его привычки предназначались для чего-то, даже табак, и тот прояснял его ум. Привязанностей, помимо службы, он не имел. Как и жизни. Он кашлянул в кулак. Окно было закрыто, но он чувствовал, что ему холодно. Свечу он оставил на столе, не хотелось за ней идти. Фитиль успел догореть и потух, погрузив комнату в глухой, непроницаемый мрак, а он словно бы и не заметил, оставшись сидеть на краю кровати, не вздрогнув и не двинувшись. Что с ним творилось? Ничего. Совершенно ничего.

___________________
* строчка из песни Наутилус - Город Братской Любви
* имеются в виду Фуше и Талейран

запись создана: 23.02.2011 в 04:59

@темы: Мемуары машинки "Torpedo"

---

***

Поющий инспектор?)) Вальжа-ан... эт ла-аст...



А давайте немного позабавимся картинками из О-34 и просто французскими актерами)

...

@темы: Приказано играть, Since I've been loving you, Les Mis

---

***

Меня весьма занимает следующая фраза:

"...и что наилучший способ отвлечь его от этих мыслей и внушить ему, хотя бы на миг, что он такой же человек, как все, - это обращаться с ним так же, как со всеми. Не в этом ли и состоит правильно понятое милосердие?"

Еще раз прониклась тем, что я описываю в своих фиках) Бороться с Гюго оружием самого Гюго)
***
Да, и еще насчет самой концепции гюгошной морали. Я, честное слово, пока не закончу смотреть все фильмы и перечитывать сызнова весь роман, не успокоюсь)) Дело в том, что во мне еще с детства живет слишком развитое чувство справедливости ионо говорит мне отбивать несчастного инспектора из рук взбесившегося автора))

...

Итак, о морали. В данном романе мораль представлена какими-то гротескными и абсолютными формами: вроде "умереть от голода, но раздать все беднякам", "подыхать в каморке, но не решиться соврать приемной дочери" итд, итп. Ясен пень, что все это попахивает символизмом и притчевостью и в жизни, как нам доказывает пример месье Шарля, такое встречается редко. Однако вот что меня пугает: в то же время Гюго ведь отрицает абсолютное. Зачем иначе тогда был введен этот треклятый член Конвента, который мне не дает покоя? Зачем вся эта эпопея с Наполеоном - о да, месье Бонапарт был весьма и весьма морален) Вспомним еще младшего барона Понмерси, как у него быстро все менялось от абсолютно черного к белому. То есть выходит, что: а) всем нам нужно стремиться к абсолютной морали, абсолютной чистоте и вешаться из-за украденых у мальчика N су; б) нет, что вы: любое абсолютное - сие есть зло и неправедливость (вспомним инспектора, ага). При этом: в) если ты не будешь стремиться к абсолютному, тебя заест советь, - однако, став абсолютным, ты либо станешь злом, либо просветлишься и отправишься в нирвану. Ну и... ну и где наша логика?) Вот поэтому я и говорю, что инспектор опередил свое время: в 20-м веке его самоубийство ох по-другому бы трактовали, а из побочного пушечного мяса он стал бы главгероем и глав-отверженным, в этом я почти уверена. А в романе ведь автор специально все так закрытил, чтобы чистенькими были либо просветленные, либо великомученики - такое впечатление, что вместо того, чтобы показывать хорошие поступки людей, он занимается тем, что вешает на несчастных главгероев всех собак. В чем высший смысл финального мученичества Жана? В том, что он поддался общественному мнению, против которого всю жизнь боролся?) В чем ценность его спасения Козетты, если она выросла вот такой вот? В том, чтобы она рожала Мариусу будущих баронов и баронесс?) С тем же успехом можно было женить и Жана, и даже инспектора - инспектор во всем ответственен, в том числе и в супружеском долге) В чем ценность дарования жизни инспектору, если в конце он все равно утопится? В чем смысл и того, что инспектор Жана отпустил? Дабы Жан был еще более несчастен, а сам он издох? Ведь вся история Вальжана после баррикад - такой же театр абсурда, как с инспектором и мостом. И в том, и в другом случае мотивации шиты белыми нитками.
Да, и еще одно: мне вот что еще кажется, если роман - притча, а смысл притчи - в ее иносказательности, то есть в том, что ее нельзя-понимать-буквально, так может, все так и есть? Может, и не нужно буквально воспринимать весь этот роман, а копать подтекст?)

@темы: Вавилонская библиотека, Я обвиняю, Les Mis

---

***

Сегодня у меня был день двух Шарлей, и я разываюсь между ними)) Поразительно, как это мои снобистские вкусы принимают почти одновременно и умного-блестящего-изящного министра, и угловатого-простецкого инспектора в рединготе) Пожалуй, их объединяет лишь такой предмет, как трость, но о ней не будем) Пока же - я потащила у Romyel флэшмоб, будем отписываться)

1. Открываем плеер
2. Включаем перемешивание, play. Далее - next. На каждый вопрос, указанный ниже, ответом будет выпавшая песня.
3. Не жульничать!

Опенинг: The Beatles - The Honeymoon Song (логично, если предположить, из-за кого я проспала сегодня до 15-ти часов))

I never knew that a day like today laid before us
I've got the sun in my heart and my heart's in the sun

...

Пробуждение: Vanilla Fudge - The Beat Goes On (да уж... именно))

Первый день в школе: Led Zeppelin - Wearing and Tearing (ох...))

Just like foolin' after school?

Влюбленность: Paul McCartney - Spinning on the Axis (думаю, что по тексту и духу гиатрного рифа мне вполне подойдет))

World spinning round
To the next revolution
Sun going down
Gonna rise up again

Сражения: Frank Sinatra - Love and Marriage (как истый Наполеон, я сражаюсь со своими недругами путем насильственной женитьбы! xD)

Love and marriage
They go together like horse and carriage

Неприятности: Guns'N'Roses - Live and Let Die (логично, весьма... инспекторская песня))

But if this ever changin' world
in which we live in
Makes you give in and cry
Say live and let die

и далее:

What does it matter to ya
When ya got a job to do
Ya got to do it well
You got to give the other fella hell

Выпускной: The Beatles - From Me to You (хмм...)

Жизнь прекрасна: Guns'N'Roses - Raw Power (хмм еще раз))

Raw power's got a magic touch
Raw power is much too much

Душевные страдания: The Beatles - Please Please Me (да, о-очень тяжелые страдания xD )

I don't want to sound complaining
but you know there's always rain in my heart
I do all the pleasing with you,
it's so hard to reason with you
wo yeah, why do you make me blue?

Погоня: Led Zeppelin - What Is and What Should Never Be (под такую музыку гоняться за кем-либо может разве что Талейран))

You really shouldn't go,
It only goes to show.
That you will be mine,
By taking our time.

Ретроспектива: The Beatles - Polythene Pam (неужели?))

Снова вместе: Richard Wright - Unfair Ground (инструменталка)

Финальная битва: Roger Waters - Perfect Sense (Pt. II) (бугагашеньки))

As I speak to you now, the captain
Has his cross hairs zeroed in on the oil rig
He's at periscope depth
It looks to me like he's going to attack
By the way did you know that a submarine
Captain earns 200,000 dollars a year"
[Edward:]"That's LESS tax Marv"
[Marv:]"Yeah, LESS tax
Thank you Edward"
[Edward:]"You're welcome"

Сцена смерти - Shocking Blue - Give My Love to the Sunshine (веселенькая, должно быть, сценка))

Похоронная песня: Shocking Blue- Mighty Joe (и не менее веселые похороны))

Эндинг: Nazareth - Called Her Name

@темы: Очевидное-загадочное, Приказано играть, Since I've been loving you, Les Mis, Талейрантность, Рефлексия

---

***

Наш литературный друг и недруг В. Гюго что-то не особенно распространялся о господине министре, как я вижу. Зато я изобличила в нем маниакального комментатора: создается такое впечатление, что клепать комментарии к любым событиям - это у него вредная привычка была такая) Вот практически все, что мне пока удалось (случайно) найти:

...

""Он говорил о себе самом, что он - великий поэт и что он создал трилогию из трех династий: первый акт - империя Бонапарта, второй акт - дом Бурбонов, третий акт - Орлеанский дом. Он сделал все это в своем дворце, и, как паук в своей паутине, он последовательно привлекал в этот дворец и забирал героев, мыслителей, великих людей, завоевателей, королей, принцев, императоров, Бонапарта, Сийеса, госпожу Сталь, Шатобриана, Бенжамена Констана, Александра российского, Фридриха-Вильгельма прусского, Франца австрийского, Людовика XVIII, Луи-Филиппа и всех золотых и блестящих мух, которые жужжат в истории последних сорока лет", так писал о нем Виктор Гюго через несколько дней после его смерти".
(с) Е. Тарле. Талейран.

@темы: Вавилонская библиотека, Я обвиняю, Les Mis, Талейрантность