И все же Фейдт бесценен - как бы ни была сильна во мне всепоглощающая страсть к увлечению тем, что непопулярно или же не столь популярно, и как бы трудно ни было увлечься тем, кого все знают и, возможно, любят, но скажу, что Конрад определенно феномен эстетики и актер, вряд ли имеющий аналоги. Продукцию больного немецкого мозга я, конечно, если и буду познавать, то предпоследней в списке - пусть смотрят те, кто ее снял, и соответственная аудитория, - а вот хорошие голливудские кодовые вещи и британские, не столь кодовые, фильмы рано или поздно удостоятся просмотра и, разумеется, словесной похвалы
Я ждала [и боялась] этого последнюю неделю, решив пересмотреть нашего "Холмса": с оглядкой на природу моих фэндомных пристрастий, приходится сознаться в том, что на заре моей любви к ШХ, литературному и кинематографическому, главным предметом воздыханий помимо братца Майкрофта, стоящего вне конкуренции, всегда был гений сыска - при этом к злому гению, профессору, я не питала тех романтичных чувств, излитых мною в 500+ записях с восторгами в адрес и негодяев, и сыгравших их актеров; подобный "статус кво" продлился вплоть до последних лет, просмотра рэтбоуновской серии ШХ и страсти сначала к Этвиллу, а после к Дэниеллу, что побудило меня обратиться и к нашим фильмам. Шли годы и менялись вкусы: от современного кино я перешла к советскому, а от советского - к былому голливудскому, и хотя прошлая любовь к советскому ШХ, отчаянная в своей искренней наивности, уже не повторится, но серии просмотров неизменно вскрывают ранее не виденные грани, будь то новый взгляд на старое или смена симпатий, страсть к новому любимцу. Пожалуй, моя критика слишком увязла в первой половине 20 века и реалиях иных культур, и написать хороший отзыв я не смогу без адекватного вхождения в контекст, но мне хотелось бы коснуться повода для пересмотра, а именно: неимоверного в своей прекрасности профессора, которого немедленно причислю к одним из основных достоинств нашей экранизации ШХ) ...* Не раз мне приходилось осуждать сравнение "всего со всем", поэтому оставим же в покое профессоров 1942 и 1945 гг. и вспомним о "гранадовском" Эрике Портере как наиболее известном представителе строго канонного Мориарти. Мне доводилось видеть Эрика не только в этой роли, но и в облике всем нам известного Алексея Саныча из плагиатного телесериала ВВС - в обоих случаях я нахожу уместным сравнить игру мистера Портера с сэром Ральфом Ричардсоном в роли Каренина из фильма 1948 г., когда технически достойный профи британской сцены творит немного транный и, что самое печальное, несколько серый, не запоминающийся образ: таким, увы, мне видится и ричардсоновский Каренин, и "гранадовский" профессор. Несчастный лорд Солтайр из "Интерната", которому я не устану писать оды, вряд ли настолько профессионален как актер, но есть в нем некая изюминка и некий личный шарм, что помогает сделать образ и фэндомным, и симпатичным, и живым, - тем удивительнее кажется неоспоримый факт, что за неделю-две после вторичного (!) просмотра "гранадовского" Мориарти сей образ выветрился из моей памяти так сильно, что, не включая его вновь, я не могу призвать достаточно воспоминаний для рецензии. По моим скромным наблюдениям, профессор Портера слишком "злой босс" с надрывно-мелодраматичным и не всегда понятным пафосом, особа, в чьей здравости рассудка я бы, пожалуй, усомнилась. Увы, я не люблю те случаи, когда "шекспировский" подход имеет своей целью выжать больше страсти и эффекта, а не раскрыть собою образ: формально, Мориарти Портера сыгран достойно и искусно, но это некая причудливая вещь-в-себе, которая вряд ли может поразить и захватить - по крайней мере, попытаться влюбить в себя поклонников. Это, скорее, иллюстрация, как, впрочем, и все остальное в сериале, который для меня исчерпывает снятый на совесть пересказ сюжетов: за сим, я не могу считать мистера Портера тем, кем хотелось бы мне видеть Мориарти, - однако же, тем ярче познается предмет сравнений, отнесенный к нашему "Холмсу" ) * ...И вновь я повторюсь, что для меня важнее всех соответствий и несоответствий видеть на экране не человека, облаченного в костюм и утверждающего, что он - Мориарти, Мердстоун, Рочестер, продолжить список, но художественный образ: вряд ли подлежит сомнениям, что и Ливанов, и Соломин придерживаются более "жизненной" концепции игры, представив персонажей, скорее уж, людьми, чем символическим продуктом, - вспомним для сравнения несколько "сверхчеловечного" ШХ-Рэтбоуна, в чем он прекрасно соответствует канону и общим стереотипам детективов. Тем ярче выделяются на этом фоне актеры-образотворцы: конечно же, лорд Бэллинджер в непревзойденном исполнении вы-знаете-кого; немного братец Майкрофт; и, наконец, профессор. Можно отнестись по-разному к причудливой идее ввести в наш сериал мотивы староголливудских ужасов - однако сложно было бы решиться отрицать, что разрушительный эффект, производимый Евграфовым на психику аудитории, сравним с классическими этвилловскими ролями помешавшихся ученых и прочих типажей хоррорных фильмов. Образ профессора раскрыт с той лаконичной яркостью и впечатляющим богатством, как и в рассказах Конан Дойля: это и полуинфернальное чудовище, и совершенный мозг; ученый и преступник; "безликий" человек и личность, снедаемая страшными амбициями, - все это, к слову, уместилось в одну короткую беседу. И если милый Лайонел, сблизив профессора с любимым типом безумного ученого как такового, являет нам чудовищно порочного, злодейского, но также и непробиваемого оптимиста, довольного собой и собственным коварством, то профессор образца советских фильмов гораздо более аскет, абстракция, даже в страстях, которые увязаны не столько с нежностью души, что вспоминается у Мориарти-Дэниелла, сколь с некими побочными эффектами ясного осознания своих неповторимых достижений на преступной почве. Разумеется, ввиду сближения трактовки образа с этаким "человеком-пауком" (не путать с комиксом) из староголливудских фильмов - подобные мотивы не обошли и Этвилла в ШХ 1942 г., где, как мы помним, он имел "змеиные" глаза - профессор представлен нам гротескно и пугающе, с пластикой, которая не может не запомниться, и с напряжением, не покидающим ни на секунду. Стоит припомнить дэниелловского мистера Брокльхерста, который, в своей пламенной суровости, явил собою настоящий символ ханжеского клира: и неизменный черный костюм, и очень своеобразная походка, и внушающие ужас взгляды, - весь этот арсенал мы можем проследить и в случае профессора, однако мало лишь облачить актера в черный сюртук и плащ, важно и то, как же заставить все это работать на образ и на зрителя. Вплоть до финальных, завершающих мгновений Евграфов остается верен заданной и лично им, и фильмом личности крайне театрального злодея, творившего себя с не меньшим рвением, чем собственную организацию, сравнимого и с Холмсом, и с вожаком преступной шайки, высокого и низкого, благородного и подлого, величественного и мелочного: контрасты, доведенные до крайности, - то самое, чем промышлял и Конан Дойль, нередко создавая "двойников" центральным персонажам, однако удержать, на первый взгляд, не совместимое в единой цельности - неоспоримая актерская заслуга. Наш, советский Мориарти эффектен и одномоментен, как и профессор в конан-дойлевском "Последнем деле": он существует "здесь и сейчас", он трудновообразим в любых иных, помимо встречи с Холмсом, эпизодах - и этим он прекрасен, и, безусловно, это он)
Не понимаю, как же можно нанимать на роли (полу)злодеев, негодяев и прочих неприглядных личностей особ, которые лишь вызывают у женской части кинозала желание любить, оберегать, кормить, утешить, - что можно вынести еще из мягкого, надломленного голоса и нежных, будто крылья мотылька, движений нетривиальной густоты ресниц? xD
Я оказываюсь в положении, компрометирующем мои завышенные вкусы) И так приходится порою читать фики вне стандартов морали и вообще разумности: фики опубликованные - всяческие "сиквелы" и "приквелы" о Холмсе - пугают меня одним лишь фактом своего существования, так как их основная цель - пожалуй, превратить героев благородной прозы в некие мягко-обложечные типы, психопатов и маньяков, дешевых истеричек, мега-боссов, сутенеров, etc. Я честно сознаюсь, что не терплю ультимативное количество т.н. бульварной литературы: положим, Гарднер еще держится и пару-тройку дев в неглиже можно стерпеть, но остальные, право же, чудовищны. Есть для меня и некий код, встретив который, я бросаю книгу, если только она не повествует об ирландской революции) а) графические порно-сцены - большей безвкусицы и не представишь; б) сортирно-анатомический юмор - думаю, причина очевидна; б) в случае подражателей и продолжателей - такой поступок персонажа, который бы спроваживал его в сугубо негативный оос. Так как мои стенания касаются все прежней Hound of the D'Urbervilles, опубликованного фика о профессоре с полковником, я буду откровенна в своих претензиях, по счастью, обнаруженных на первых же страницах: жанр псевдо-"Собаки" я сразу же определила как "тупое чтиво" - сложно было бы назвать произведение каким-либо иным и более благоприятным словом, - но это "и-тупое-и-смешное чтиво", когда само безумие событий, доведенное до некоей вульгарной ручки, притягивает, словно дешевая хоррор-комедия. Однако же, позвольте: я еще могу представить, что профессор гипотетически устроит оргию с мисс Адлер, подливая ей шампанское и раздавая поцелуи, - но вообразить, чтобы профессор ударил Морана?.. Что за дешевый трюк в стиле идиотических 3-д-эффектов - что за причудливые нравы? Да если бы профессор, будь он хоть дважды боссом всей мировой преступности, осуществил бы это в рассказе сэра Артура, то, очень опасаюсь, встретил бы свой Рейхенбах гораздо раньше и в формате "Пустого дома" ) Профессор и полковник всегда казались мне отличными от всяких Ройлоттов, подрядчиков и прочей мелочи тем, что являлись "джентльменами" преступности: блистательный мыслитель, филигранно проводящий партии на одной шахматной доске с не менее им восхищенным Холмсом, - и суровый, будто гранитная скала, Себастьян, человек без страха и без совести, но обладающий силой характера, способной внушить почтение даже к нему. Разве не интересны, не прекрасны они в том виде, в каком их задал лично Конан Дойль? Всесильный Мориарти, распустивший руки, - да все равно, что Майкрофт, на заседании парламента двинувший лейбориста в нос вместо того, чтобы разбить его и в пух, и прах какой-нибудь блестящей речью) Сил моих нет читать подобное - но юмор, Черный герцог, тонны аллюзий на все и вся, включая Раффлза, прелестного в облике Колмана, жестоко требуют с меня прочесть, а сбавить сей иноязычный текст кому-нибудь еще я не могу)
Бывает изредка полезно разбавить бескомпромиссную действительность хард-рока пусть и попсой, но таковой, которую не стыдно слушать) Соблазнившись слегка ирландской, в духе Cranberries, манерой пения известной девицы Dido, я нашла, что песни ее - и не только Thank You, бесценный повод для фантазий - нежданно хороши для моей нынешней, математической влюбленности) Первая вещь, которой я уже делилась, воспринятая метафорически, с беспрецедентной точностью описывает то, о чем я медленно, но верно пишу в моем "серьезном" фике о переигранном "Последнем деле": тяжелые и непростые отношения двух человек, формально враждующих друг с другом, однако одаренных и душевной близостью, не поддающейся диктату обстоятельств.
...And when we meet Which I'm sure we will All that was there Will be there still I'll let it pass And hold my tongue And you will think That I've moved on
...и далее...а далее ассоциации самые вольные - можно припомнить и Ирен)
Моей завидной выдержке можно составить дифирамбы: еще со времени релиза первого гай-ричевского "Холмса" я зареклась его смотреть и слово не нарушила - но, право же, нельзя было проигнорировать наличие в "Игре" профессора, так что знакомство состоялось по пяти минутам, размещенным на ютьюбе. Один лишь такт мешает мне прокомментировать увиденное - я опасаюсь, что подобный отзыв станет между мною и остатками еще ничем не оскорбленных и не обиженных пч)
Хоть песня и об алкогольной интоксикации, но все же она столь мило соответствует нашим любимым негодяям, что можно проецировать на нее что-нибудь иное)
Следуя возродившемуся интересу общественности к "Дому", ознакомилась с двумя другими ныне доступными экранизациями многострадального - от рук поклонников и сценаристов - романа Готорна: не заслуживший нашего внимания The House of the Seven Gables (1960) с Ширли Темпл в роли кузины Фиби и Агнес Морхед в роли Гефсибы - и Twice-Told Tales (1963) с Винсентом Прайсом, чья третья часть посвящена истории семейства Пинченов, закономерно обращенной в страх и ужас) Мотивы происшествия с Жервезом Пинченом, Алисой и очередным потомком Моула были преобразованы в полубезумную историю, которую, пожалуй, стоит лишь увидеть, - скажу, что Винсент исполняет роль Джеральда Пинчена, аналогичного кузену Джеффри, особу жадную, коварную, жестокую и, разумеется, почившую в духе любого уважающего себя злодея из семейства: тем и окончилась экранная судьба былого исполнителя невинного, хоть и немного бесноватого Клиффорда Пинчена в нашей любимой саге 1940 г.)
Зайдя на мой аккаунт на ДА, я вновь столкнулась с тошнотворным ханжеством большого брата западных коллег, все призывающих изображать сигареты дрянью, а курильщиков - очевидно, идиотами или ублюдками. За сим я предлагаю поучаствовать в скромной кампании по пропаганде зла вселенского (тм), сиречь курения: сложно бы было подобрать название моей инициативе, возможно, нечто в духе "Не будем зомби" или же "Не будем псп" (расшифровать, боюсь, я не смогу - неталейрантно).
Узнаем же врагов в лицо!
...а кто посмеет усомниться в том, что это враг, будет виновен в тысячах смертей, тоннах несправедливости и даже в будущем уходе планеты в черную дыру!
Assignment: Paris / Миссия в Париже (1952). Средней руки тоскливый шпионско-журналистский киноопус о "наших" шпионах в Венгрии времен социализма и венгерских шпионах в столице Франции, развернутый на фоне смехотворно неправдоподобного романчика шпионки-репортерши с ее коллегой, оправдать который может лишь отсутствие у нее зрения, слуха и вкуса. Последние возможные достоинства кино срубил под корень отвратительный, другого слова не подберешь, Дана Эндрюс, который будто бы явился не из "Лауры", а со съемок на студии poverty row: обделенный интеллектуальным горизонтом и манерами, сей янки-репортер не только нагл и хамовит, и, кажется, не понимает, что в Париже таких свиней, как он, не нужно, но и едва ли не берет без спросу главгероиню, оскверняя ее поцелуями вне помыслов о том, желает она этого или же нет, - впрочем, быть может, не замеченное мною обаяние оправдывает необходимость каждой деве пасть к его ногам, а, вероятно, и в постель. Чем дальше двигался просмотр, тем больше я надеялась, что репортера-Дану кто-нибудь ущучит в стране социализма табуреткой, тем самым посрамив Америку и худших ее сынов: венгры, однако, вышли унылыми тоталитарными злодеями (тм), что отнимает у недошедевра останки помирающей приязни. Тем более надуманным нам кажется финал времен "холодной войны" фильма, в котором вся редакция газеты, посрамив и негодяев, и спецслужбы, находит во французском стольном граде скрывающегося диссидента Габора Чеки - так уж бедного зовут! - и снаряжает его семью в Америку (тм), а самого меняет на плененного, подвергнутого садистским (тм) пыткам персонажа Даны: зря, замечает зритель в моем лице, ведь беглый венгр не отличался перманентной свинскостью, а ценность личности заезжего ковбоя была и остается под вопросом. По большей части, фильм лишь отнимает собой ценное время, не представляя интереса ни как любовная, ни как шпионская история, - не будь в нем совершенно неоспоримой для меня причины досмотреть сей опус, я бы не устояла перед искушением прибрать подальше с глаз моих и репортера, и его девицу, и тоталитарных негодяев всей толпой: не помогло бы и роскошное пальто с меховым воротом, которым отличился весьма харизматичный лидер венгров) *** Изобретательно-коварными могли бы быть не только ядовитые ведущие колонок, но и редакторы континентальных филиалов штатовских (?) газет, которые не только отражают, но, кажется, и делают свежие новости) От Будапешта до Парижа.Николас Странг - особа неизвестного происхождения и обладатель почти шпионского чутья на политические события, всесильный шеф парижского отделения Herald Tribune, представлен личностью равновеликих профессиональных и этических заслуг: мы скажем больше - месье (?) Странг прекрасно подпадает под взлелеянный годами отчаянной борьбы со сценаристом тип, которым отличается неповторимый и исключающий самую возможность подражания Джордж Сандерс, с его умением одним-двумя штрихами создать исполненный противоречий образ человека, состоящего из маски практика и циника, но глубоко морального и совестливого в глубинах тщательно скрываемой души. Г-н Странг - опытный профи в газетном деле, по масштабу и талантам весьма сходный с геррами Штурмом и Людвигом: не сделай он карьеру в газетной сфере, и с такой же точно легкостью мог бы служить шефом разведки любой из европейских стран - однако, отвлекаясь от наполненной событиями жизни шефа репортеров, начнем, по старой и приязненной традиции, с беседы о самых главных его качествах, которые способны взволновать сердца и сводят на трагичный ноль наши оценки главной героини, решившей бросить столь роскошного месье ради свиньи с манерами Техаса) Сколь же любимы нами личности, принадлежащие к разряду heavy: пожалуй, лишь при верных съемках и блистательной верхней одежде в виде темного пальто мы можем безотчетно насладиться тем, каким же крупным и волнующим воображение есть Джордж) Добавить к этому и щегольские шляпы, и заманчивые галстуки, и безупречные костюмы - как можем мы мечтать о большем, не признавая совершенство?) Крупные плечи, статная фигура и все прочие черты, которыми отличны Джордж и месье Странг, мгновенно привлекают к себе взгляды и симпатии, что столь немаловажно при просмотре) * Мы начинали наш обзор с того, что месье Странг есть воплощение известного нам типа, пожалуй, наиболее приближенного к характеру самого Джорджа. Явившись взорам в изначальном образе слегка циничного редактора, ради сенсационных сведений готового отправить ценного сотрудника и на опасную, едва ли не шпионскую, миссию в тоталитарный (тм) Будапешт, - а также немолодого охотника до женщин, чей принцип совпадает с принципами менеджера Андерсона [love 'em and leave 'em], на что немало сетует оставленная им редакторша модной колонки, все заливая в баре горести разлук, - г-н Странг, казалось бы, обязан стать еще одним Лайдекером, повышенным по службе и положившим серый (?) глаз на новую красотку-репортершу, но нет: в одном из лучших психологических моментов фильма всесильный господин редактор, *якобы* спроваживая конкурента по любовной линии в опасную поездку все в тот же Будапешт, где журналистов ожидает обращение в духе репрессий, вдруг очень тихо и едва не виновато предоставляет журналисту выбор - вы правда бы хотели отправиться или же нет? В этой важнейшей, хоть и краткой фразе раскрываются отчаянные совестливость и человеколюбие, присущие образам Джорджа, а также его странный фатализм, когда и сам он вдруг оказывается и воплощением, и жертвой безжалостного рока. Крайне жаль, что линия с двумя романами редактора вдруг оказалась слитой самым наглым образом, как только бедный (тм) репортеришка вляпался в "бяку" по уши, обосновавшись в Будапеште: конечно же, дева-шпионка, лишь пару раз поддавшись мерзким поцелуям, будет хранить верность пропавшему возлюбленному, как декабристская жена, а месье Странг не будет предпринимать и мелочной попытки ее вернуть, - но сколь же замечательная драма характеров была загублена по вине гадких сценаристов! Неужто не достоин славный месье Странг, который сделал для спасения болвана-журналиста на порядок больше, чем тот когда-либо заслуживал, хотя бы возвращения и примирения со своей "модной" пассией? Как рисковал он репутацией газеты, а, может, и самим собой, ходя к венгерским резидентам в городе Париже и буквально выторговывая жизнь репортера, а в финале оказавшись избавителем и персонажа Даны, и счастья будущего брака, и благоденствия семейства Чеки: как глубоко и искренне переживал он за их общую судьбу! Пожалуй, роль подобного редактора с уклоном в международное шпионство - по крайней мере, во второй и весьма смазанно-слезливой части фильма - мог бы спасти лишь милый Лайонел: с уходом основного любовного конфликта Джордж оказался без материала для игры оттенками и философских дополнений плоского сценария, поэтому, с началом работы Даны в Будапеште, он, очевидно, растерял останки интереса к той глупости, в которую его вмешали сценаристы, однако продолжает общественно дело, спасая жизни и ведя интриги, да так славно и с такой отдачею душевных сил, что векторы симпатий должны бы были указать не на болвана-репортера, устроившего и себе, и пассии, и даже шефу трудные деньки, но на страдающего Николаса, который, как и Холмс, не получил в итоге ничего, кроме, возможно, некоторого морального довольства. Увы, специалист во мне не может не отметить, что, в отличие от Этвилла, Джордж вряд ли предпочтет шпионский детектив возможности, пристроившись на мягком образце винтажной мебели, цитировать сентенции известных драматургов, - он некомфортно себя чувствует в роли особ, чья политическая деятельность исчерпывает их прикладное содержание. Итак, Николас Странг ценен для нас, преданных зрителей, скорее уж, типично "эддисоновским" началом и моментами с потерей интереса к нему бессмысленной девицы-журналистки, чем собственно шпионскою историей, которая в случае Скотта ффоллиотта, репортера и форменного наглеца, выглядит и смелей, и веселее: впрочем, общий эстетизм шефа парижского отдела Herald Tribune является неоспоримым, даже выдающимся) *** Мой вердикт. Труднопереносимая агитка времен "холодной войны" об угрозах тоталитаризма (тм) с вкраплениями весьма дешевого романчика - и внешне привлекательный газетчик-и-разведчик Джордж) Альбом
Раз уж я все равно смотрю советскую экранизацию ШХ, меня можно спросить о чем-нибудь, с ней связанном, к примеру, поделиться мыслью, составить краткую рецензию на персонажа или эпизод, - только, прошу, без просьб, достойных диссертации, и требований критики одномоментно на все серии)